— Странно, что он так близко подпустил к себе постороннего. На расстояние ножевого удара! — удивляется Царегорцев.
— Ножевого? — почему-то удивленно переспрашивает Жулин и, пристально глядя на нас, с сомнением качает головой. — Не знаю, не знаю. Вскрытие покажет.
По-моему капитан что-то недоговаривает.
За почти трехгодичное существование «Зеты +», это уже второй случай гибели нашего сотрудника. Первая смерть, происшедшая около года назад, оказалась несчастным случаем, роковым стечением обстоятельств, а сейчас — это самое настоящее убийство.
Охранник-консьерж должен был нести службу в специальном помещении, оборудованном под лестницей, отгороженным металлопластиковой конструкцией и стеклом.
Когда мы подходим ближе, то видим, что почти весь пол в комнатушке, и рядом с нею, залит кровью. На небольшом пятачке, стараясь не вступить в кровавую лужу, толкутся два эксперта-криминалиста. На площадке стоит неприятный металлический запах крови.
— Орудия убийства не обнаружено? — спрашиваю я у Жулина. — Хотелось бы посмотреть на этот ножичек. Рана, как я вижу, была еще та.
— Оружия не нашли. Я вообще не знаю, был ли это нож. Надо подождать результатов экспертизы, — отвечает он и спрашивает не без издевки, поворачиваясь к Царегорцеву: — Скажи, Павел, а как получилось, что мертвый охранник пролежал здесь несколько часов и никто из ваших его не хватился? У ваших ребят что, не принято время от времени переговариваться между собой? Переговорное устройство у него было в порядке. Я проверял. Должен же быть, наконец, какой-то старший по смене, который проверяет посты.
— Я… Я пока не могу ответить на эти вопросы, — отвечает Павел, на глазах превращаясь из бледно-зеленого в ярко-красного, — но я обязательно с этим разберусь.
Кинув на меня злой многообещающий взгляд, несмотря на то, что ни к проверке постов, ни к инструктажу бойцов я не имею ни малейшего отношения, он строго бросает мне, как старый опытный ветеран, проштрафившемуся сопляку-новобранцу:
— Срочно найди Логинова, хоть из-под земли вырой, и чтобы через полчаса оба были у меня!
Я понимаю, что гибель нашего человека, тем более при исполнении им служебных обязанностей, — это ЧП и ситуация сейчас стрессовая. Но это не повод относится ко мне как к последней шестерке, тем более при посторонних. Да, я тоже в шоке; да, мне тоже сейчас не до веселья; да, мне тоже хочется рвать и метать, но надо же держать себя, ну хоть в каких-то рамках!
— Сам найди, — отвечаю я своему оборзевшему шефу, не менее зло, стараясь, однако, говорить тихо, ибо не хочу, чтобы Жулин был свидетелем нашей ссоры. — Я тебе не мальчик на побегушках и даже не секретарь.
Царегорцев, не глядя на меня, дрожащими пальцами закуривает сигарету и выходит на улицу. Скоро до меня доносится звук его отъезжающей лайбы. Скатертью дорога, дорогой начальничек.
3
— Все, мы закончили. Можно отправляться? — говорит Жулину один из экспертов: Михал Михалыч Головин, среднего роста и возраста мужичок с печальными глазами. Такие глаза были у моей собаки, когда ко мне приходили гости и, ужравшись в сосиску, пытались накормить ее сникерсами.
— Подожди еще, дядя Миша, подожди, — останавливает старший опер, — еще квартиры не закончили проверять. Неизвестно пока, какой подарочек еще можем обнаружить. Не думаю, что этого парня убили просто так, ради спортивного интереса.
Все вещи, бывшие при Никитюке (часы, небольшая сумма денег, дубинка, газовый «Магнум», переговорное устройство), остались нетронутыми, поэтому Жулин, скорее всего, прав: сюрпризы на сегодня еще не закончились.
Скрипя, раздвигаются двери лифта и на площадке первого этажа появляются: пожилой мент с поседевшей головой в форме капитана, судя по всему, местный участковый и еще двое в штатском, один из которых известный мне подчиненный Жулина лейтенант Петухов, а второго я вижу первый раз в жизни.
Похожий на восьмиклассника-акселерата, Петухов кивает мне и приступает к докладу, явно играя на публику.
— Мы проверили все квартиры в этом парадном. Никого из жильцов не грабили или что-нибудь в этом роде. Никто ничего подозрительного не слышал. Всего здесь двадцать семь квартир, по три на каждом этаже. Нам удалось увидеть жильцов только шестнадцати. В одиннадцати квартирах двери никто не открыл. Я переписал их номера. Вот. — Жулин берет протянутый ему блокнотный листок, в то время как Петухов продолжает пояснять: — В седьмой, двенадцатой, пятнадцатой, шестнадцатой, двадцать пятой и двадцать шестой хозяева ушли не так давно на работу. Соседи слышали, как те закрывали двери и звук их шагов. Жильцы из двадцатой — цирковые артисты, находятся на гастролях за границей. Акробаты. Где могут находиться хозяева еще четырех квартир, выяснить не удалось. Все двери целые. Явные признаки взлома или принудительного открытия отсутствуют.
Саша Жулин задумывается. На его месте я бы тоже задумался. Как быть дальше? С одной стороны, за одной из этих четырех дверей тоже могут быть трупы или, и это самое важное, кто-нибудь, кто нуждается в помощи и кого еще не поздно спасти. С другой стороны, если высаживать все двери подряд, то может получится скандал, особенно, если ничего не обнаружится.
— А кто хозяева этих четырех квартир, чем они занимаются, ты не спрашивал у их соседей? — говорит он Петухову.
— Как же, — довольно улыбается тот, — немного удалось узнать. В двух живут мелкие бизнесмены-челноки. Еще в одной — три девки, студентки. Но квартиру эту они снимают. И в последней, там соседи затруднились сказать, кто хозяин. Новый какой-то. Три дня назад появился и еще не успел обжиться. Предполагают, что какая-то шишка. Видели, как его привозит и отвозит личный шофер на сером «Mitsubishi Pajero», и не только отвозит, но каждый раз поднимается и провожает до дверей, то есть как бы еще и охраняет.
Мы с Жулиным переглядываемся.
— Где эта хата? — спрашивает капитан.
— Номер пять, на втором этаже. Как раз над нами.
Мы поднимаемся на второй этаж. Указанная квартира располагается посредине между четвертой и шестой. Жулин еще раз нажимает на кнопку звонка и, не дождавшись результата, прижимается ухом к дверям, в надежде услышать хоть какие-то признаки человеческого присутствия.
— А что это вы здесь делаете? Какого хрена вам тут всем надо? — раздается неожиданный и не очень любезный голос снизу.
Мы оборачиваемся: на площадке между этажами стоит парень лет эдак тридцати и недовольно, но вместе с тем встревожено смотрит на собравшуюся возле пятой квартиры компанию. Думаю, что ни от кого из нас не ускользнуло, что правую руку этот субъект держит под курткой на уровне пояса и вид у него более чем решительный.
В руке у маленького Петухова, который наполовину скрыт широкой фигурой участкового капитана, появляется ствол.
Вижу, что Жулин подавляет в себе движение выхватить оружие. Вместо этого он показывает новоприбывшему удостоверение сотрудника милиции.
— Старший оперуполномоченный Жулин. В этом доме произошло преступление. Ночью убили охранника. Я веду предварительное следствие. Теперь опустите руку и скажете, кто вы такой.
— Прапорщик Сапега. Областная прокуратура, — надменно представляется субъект.
Прапорщик. Всего лишь. А форсу в его голосе на двух генерал-лейтенантов с лихвой хватит.
— Документы предъявите!
У Сапеги широко раскрываются глаза, словно хотят вылезти из орбит. Вся его рожа так и хочет сказать: «Чего-чего? Какие тебе документы, сопля зеленая? Да я таких как ты в упор привык не замечать!». Впрочем, все это мне только кажется. Недовольно пыхтя, прапорщик поднимается к нам и показывает раскрытое удостоверение.
— Сапега Артем Юрьевич, — щурясь, читает Жулин. — Вы имеете отношение к этой квартире?
— Да, конечно. Я водитель Александра Петровича, — отвечает тот и в его голосе, вместо спеси, впервые проступает тревога: — А разве с ним что-то произошло?
— Этого мы пока не знаем, но если вы скажете мне, кто такой этот ваш Александр Петрович?..
— Ну ты и даешь, опер, — недобро хмыкает Сапега и в его глазах снова начинают плясать высокомерно-нагловатые огоньки, — начальства своего не знаешь. Петрович, я хотел сказать Александр Петрович Перминов — это ваш новый областной прокурор. Две недели прошло, как в должность вступил, пора бы и запомнить.
Мы с Жулиным опять обмениваемся многозначительными взглядами. Второй раз за последние пять минут.
Из газет я уже знал, что месяц назад в областную прокуратуру нагрянула комиссия из столицы, которая, поработав несколько дней объявила, что надзор за соблюдением законности в регионе оставляет желать лучшего, а раскрываемость преступлений вообще ни в какие ворота не лезет, даже в тюремные. Тем более в тюремные: кто туда полезет, если раскрываемость на уровне отметки «шиш с маслом»?
После таких неутешительных выводов старому прокурору объявили о его несоответствии с занимаемой должностью и… Перевели на аналогичную должность в соседний регион (надо полагать, что там преступлений меньше и работа, соответственно, легче), а сюда прислали нового, кажется, откуда-то с Севера.
— Вы всегда приезжаете за ним, Сапега? — спрашивает Жулин.
— Естественно, — отвечает тот. — Я приезжаю, звоню в дверь, Александр Петрович выходит и мы вместе идем к машине.
— Мы звонили. В квартире, похоже, никого живого нет.
— Не может быть. Вчера Александр Петрович велел мне приехать за ним без десяти десять. Сейчас как раз время… — Он смотрит на часы. — Без десяти.
Жулин осматривает всю свою гвардию, к числу которой, временно, до той поры, пока меня не догадаются прогнать, принадлежу и я.
— Двери ломать надо, — подсказывает седой капитан.
— Не надо ломать, — протестует прокурорский холуйчик, — у меня есть ключ.
— У вас есть ключ? — удивляется Саша Жулин.
— Да. А что тут странного? Александр Петрович доверяет мне, — с ярко выраженной гордостью главшестерки заявляет Сапега. — Я с ним уже два с половиной года работаю. Он даже взял меня с собой из Владимира. А ключ он мне вчера дал. Я днем ему холодильник привозил. И еще другие вещи. Александру Петровичу только позавчера эту квартиру предоставили. До этого он в гостинице жил.