[58]. А значит, ещё нужно успеть вернуться домой, собрать чемодан и только потом — на учёбу. Ладно. Не стоит отчаиваться раньше времени… Так-с, а что там пишет «Донская речь»? Ага: «Французский журнал «Electrician» сообщает о попытке, сделанной во Франции, устроить телефонное сообщение между Парижем и Марселем на дистанции более 500 миль. Устроена также телефонная связь между городами: Парижем, Брюсселем и Антверпеном и обратно между Брюсселем и Парижем. Расстояние оказалось около 610 миль. Передача была вполне ясная, отчётливая». Вот было бы здорово, если бы между Ростовом и Ставрополем была установлена телефонная связь! Я бы смог лично всё объяснить отцу», — вздохнув, подумал Ардашев. — Что ж, посмотрим «Ростовский листок объявлений»: «Желаю получить место экономки, приказчицы, компаньонки или же ухаживать за детьми. Согласна на отъезд. Темерницкая, 29, квартира № 3-а (вход со двора), проживаю до 1-го сентября. Спросить Софию Милов-ву», — прочитав, Клим замер на миг, потом, не веря своим глазам, прочёл ещё раз. Он поспешно затушил в пепельнице папиросу, и в этот момент откуда из-за спины вдруг раздался незнакомый голос:
— Господи, неужто это вы, сударь?
Ардашев повернулся. Перед ним стоял человек с чёрными, нафиксатуаренными усами и напомаженными, слегка курчавыми волосами, уложенными назад. Судя по всему, он был южных кровей и его возраст приближался к сорока годам.
— Что вам угодно? — вставая, осведомился студент.
— Позволю высказать вам своё неудовольствие. Вчера вы поступили не лучшим образом. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?
— Нет.
— Тогда у вас с воспитанием совсем плохо, — гневно сузил глаза незнакомец.
— Не знаю, как насчёт моего воспитания, но совершенно очевидно, что ваши родители не привили вам элементарную привычку сначала представляться, а уж потом что-либо высказывать совершенно незнакомому человеку.
— Попрошу вас не трогать моих родителей. Вы ещё слишком молоды, чтобы судить тех, кто намного старше вас, — назидательно провещал собеседник и спросил: — Разве вы не узнали меня?
— Не имею чести быть с вами знакомым.
— Михаил Романович Тарасов, престидижитатор.
— Клим Ардашев, студент.
— Студент? — раскрыв от удивления глаза, спросил фокусник.
— А почему вас это так удивляет?
— Вчера в ресторане я сидел за столиком с дамой. И вы вместо того, чтобы спросить у меня разрешение поговорить с ней, подали какой-то знак, после чего она ушла и больше не возвратилась. Вы считаете это нормальным?
— Вероятно, ей было интереснее общаться со мной, чем с вами.
— А вот теперь я вижу, что вы за фрукт! — сдвинув брови, гневно выговорил Тарасов. — В недавние времена я бы вызвал вас на дуэль.
— В самом деле? И как бы мы дрались? Впрочем, если бы выбор оружия остался за вами, то, скорее всего, вы бы предпочли сражаться тем оружием, которое вам привычно. Например, предложили бы мне глотать куриные яйца. Победителем был бы тот, кто проглотил бы больше. Можно ещё кусать раскалённый металл или заливать друг другу в горло раскалённое масло. Вы, насколько я знаю, достигли в этом таких вершин мастерства, что теперь потешаете небогатую публику в театре Асмолова, не так ли? — усмехнулся Клим.
— Моё терпение иссякло. Дуэль! — дрожа от негодования, вскричал фокусник, обратив на себя внимание портье.
— Я забыл уточнить, вы дворянин?
— А какое это имеет значение? — тряхнул головой престидижитатор. — Допустим, я мещанского сословия. И что?
— Так подите вон! — бросил студент. — Драться на дуэли с вами я не могу. Правила не позволяют, а вот огреть бронзовым шандалом[59] — дело одной секунды.
— Да как вы смеете! Я сотру вас в порошок!
— Мне позвать коридорного или сами уберётесь, господин яйцеглотатель? Фокусник позеленел, как нечистый дух перед заутренней, и, уходя, прошипел:
— Вы больше не жилец.
Не успел Ардашев проводить взглядом удаляющегося штукмейстера, как к нему подбежал портье:
— Простите сударь, но вас срочно просят к телефону.
Клим кивнул и подошёл к стойке.
— Я слушаю, — проговорил он в трубку.
— Клим-джан, дорогой, эта Бабук. Я занят немножка на «Аксай». Работа много. Пириехать пока не могу. Прости. Потом похороны. Тебе они не надо. Сам найду тебя, когда смогу. А ты будешь искать убийца Виктор Тимофеевич?
— Да.
— Лав… хорошо. Будь осторожно. Ладно?
— Не волнуйся, друг мой, работай, — ответил Клим и закончил разговор.
Ардашев взял с собой «Ростовский листок объявлений» и вышел на улицу. Свободный извозчик стоял тут же.
— Темерницкая, 29, — сказал студент, забравшись в коляску.
— Знаем, вашество! — качнул головой возница и тронул каурую лошадку.
Экипаж бежал по широкому Таганрогскому проспекту. Позади осталась «Контора мельницы А. И. Супрунова» со строящемся рядом зданием, «Торговый дом Карл Стукен и К˚», «Контора табачной фабрики Я. С. Кушнарёва» и «Доходный дом П. Д. Машонкиной» с яркими вывесками магазинов на первом этаже.
Рессорная коляска свернула направо, на Темерницкую улицу, которая хоть и уступала Таганрогскому проспекту богатством отделки и красотой зданий, но имела почти все дома каменные, и только ближе к её началу стали попадаться деревянные постройки начала века. Около одного из таких ветхозаветных домов с мезонином извозчик и остановился.
— Приехали, вашество, — вымолвил кучер. — Три гривенника.
— Подожди меня, — сунув целковый, сказал Клим. — Потом отвезёшь обратно.
— Это мы завсегда-пожалуйста! — убирая в карман рубль, ответил мужик.
Клим прошёл во двор. Поднявшись по расшатанной лестнице, он оказался в узком коридоре. Несмотря на открытые окна, пахло мышами, каким-то несвежим варевом и махоркой. Комната с номером 3-а виднелась в самом конце. К ней вели ещё несколько ступенек, поднимавшихся в мезонин. Ардашев постоял немного, будто собираясь с духом, и трижды постучал в дверь с облупившейся коричневой краской.
Послышались торопливые шаги, поворот ключа и лёгкий скрип несмазанных петель.
Да, это была она — София Миловзорова. Всё такая же прелестная, с чувственными губами, большими восточными глазами и аккуратным правильным носом. Правда, за прошедший год она заметно похудела, её лицо осунулось и взгляд потух. Но даже ситцевое белое платье простого фасона, с рассыпанными по нему голубыми васильками, подчёркивало смуглую кожу брюнетки и стройный стан.
Ардашев молчал, любуясь женской красотой.
— Вы? — проглотив комок, застрявший в горле, выговорила София. — Как… как вы нашли меня?
Клим молча протянул газету.
— Ах да, — грустно улыбнулась она. — Как всё просто.
— У дома стоит извозчик. Позвольте пригласить вас посидеть в каком-нибудь приличном заведении. Окажите честь, — с волнением попросил студент.
— Ну какую же честь вам может оказать воровка чужих документов? — вымолвила София, и в её глазах блеснули слёзы.
— Зачем вы так? Мне было не просто потерять вас.
— А думаете вы мне не снились?
— Но это ведь я стою у вас на пороге и прошу…
— И чего же вы просите? Прощения?
— Простите, София, если обидел вас вольно или невольно.
— Господи, ну что же вы такое говорите: «Вольно или невольно»? Будто литию заупокойную по мне читаете, — всхлипнула дама и разрыдалась.
Клим не выдержал и обнял её:
— Ну что ты, милая, успокойся. Всё уже позади.
София всхлипывала, прижимаясь к широкой груди Ардашева, как ребёнок. Наконец она вытерла слёзы и сказала:
— Хорошо. Подожди внизу. Мне нужно привести себя в порядок.
Ардашев сбежал по скрипучим ступенькам во двор и, вытащив из портсигара папиросу, с удовольствием задымил. «Господи, — подумал он, — ну почему же так случается? Влюбишься в кого-нибудь, думаешь — всё. Она и есть та единственная, с которой готов идти по одной дороге до конца дней своих, но тут словно вмешивается кто-то сверху и останавливает. Хотел бы я знать имя моей будущей супружницы и сколько у нас будет детей?»
София не заставила себя долго ждать. Она была прекрасна в соломенной шляпке с алой лентой, украшенной букетиком искусственных цветов. Усадив её в экипаж, Клим спросил:
— Что выбираешь: ресторан или кафе?
— Кондитерскую!
— Может, подскажешь? Я тут совершенно ничего не знаю.
— Тогда едем к Филиппову на Большую Садовую. Там кофе подают по-неаполитански.
— Слышал, братец? — спросил Ардашев возницу.
— Да, барин. Домчу.
Едва тронулась коляска, София поинтересовалась с улыбкой:
— Как там Ферапонт? Небось диаконом служит?
— Нет, — со вздохом произнёс Клим. — Ушёл в монахи. Встречался с ним. Человека не узнать. Да и не человеком он кажется вовсе, а ходячим привидением в сутане. Даже в глаза не смотрит, а всё больше в пол. Слова из него не вытянешь. Будто сам себя отпевает.
— Но почему? Что с ним стряслось?
— А ты разве не догадываешься, — недоверчиво косясь на собеседницу, изрёк Клим. — Он же влюбился в тебя, как мальчишка. Собирался вести под венец. Но не вышло.
— Виновата я перед вами, — отвернувшись в сторону, пролепетала София. — Документы Анны Бесединой я отослала скорой почтой в станицу Тихорецкую, как и обещала. Думаю, родственники её опознали и похоронили.
— Ладно, — махнул рукой Ардашев. — Дело прошлое. Забудь. А тебя твой муж не ищет?
— Не знаю. Но в полицию на меня пока не заявлял. Иначе меня бы уже задержали. Дворники сразу сообщают в участок о новых квартирантах. Но меня никто не тревожил… Видно, ждёт, что я сама вернусь.
— А ты? Не собираешься?
— Ни за что.
— И правильно.
Экипаж остановился перед вывеской «Кондитерская Д. И. Филиппова». Расплатившись с кучером, Клим и Софью вошли внутрь.
Не прошло и четверти часа, как официант, совершенно рыжий и конопатый, в белоснежном фартуке и перчатках, расставив на столе миндальные пирожные с фисташками, две чашки кофе по-неаполитански