[60], смородинное и ананасовое мороженое, важно разливал шампанское «Моэт-Шандон».
— Что ж, за встречу! — подняв бокал, предложил Клим.
— За встречу! — грустно улыбнулась София и, положив сумочку на соседний стул, пригубила вино.
— Угощайся. Я сам, признаться, сладкоежка и с удовольствием отведаю десерт.
— Благодарю.
— Я полагаю, у тебя был не простой год, — робко выговорил студент. — Трудно пришлось?
— Если честно, то и вспоминать не хочется.
— Прости меня. Я не хотел тебя расстраивать.
— Нет, ничего. Сначала я устроилась на табачную фабрику Асмолова. Снимала койку в комнате на шестерых, но не теряла надежду найти лучшую работу и давала объявления в «Донскую пчелу», что могу работать гувернанткой, экономкой или компаньонкой. И мне улыбнулось счастье. Меня наняли гувернанткой здесь, в Ростове. Я занималась с детьми купца Кочаряна русским языком и арифметикой. Они довольно сносно платили. И я даже сняла комнату неподалёку. Знаешь, я увлеклась армянским языком. В моём положении не знаешь, что может случиться завтра. А тут много армян. Теперь я свободно на нём говорю. Всё шло как нельзя лучше, но потом хозяин семейства начал ко мне приставать, и я ушла.
— Такое бывает. И довольно часто, — вздохнул Ардашев. — Ты совсем ничего не ешь.
— Наслаждаюсь шампанским.
— Я тоже люблю именно «Моэт-Шандон», хотя оно и не столь дорогое. А что потом?
— Я вновь нашла работу, но теперь меня взяли экономкой в дом богатого армянина в Нахичевани. И я служила там до недавнего времени.
София отставила бокал и принялась есть мороженное. Попробовав несколько ложек, она сказала:
— Знаешь, я боюсь за свою жизнь. Мне нужен твой совет. Я не знаю, как мне поступить. Но только ты должен пообещать мне, что всё сказанное мною останется тайной.
— Не сомневайся.
— Несколько дней назад я оказалась свидетельницей одного странного разговора между моим нанимателем и его знакомым, приехавшим недавно в Ростов. Они говорили о страшных вещах.
— Например?
— О войне.
— С кем?
— Армяне, живущие в Турции, собираются поднять восстание против османов. Я забыла название этой местности. Помню, что они упоминали о страшном пожаре, который сжёг весь город несколько лет тому назад.
— Это Зейтун. Ровно три года назад он сгорел почти полностью. Об этом писали все газеты. Но сейчас они отстроились. Да, мне недавно говорили, что зейтунцы много лет противостоят туркам, хотя и живут на их территории, — подтвердил студент.
— Восстание начнётся там, а потом, возможно, перекинется и в Эриванскую губернию, то есть в Россию, но уже против царя. Для этого они закупают оружие в Персии. У них есть какая-то политическая партия. У армян недостаточно денег, и потому они хотят расплатиться бриллиантом. Он называется «Чёрный Арагац». Они упоминали фамилию какого-то соотечественника, который был в Индии.
— Налбандяна?
— Точно!
— Он выиграл дело о наследстве донских армян в Индии.
— Я этих тонкостей не знаю, но, как я поняла, много лет назад он тайно привёз алмаз из Калькутты в Нахичевань. Это был подарок богатого купца армянскому народу. Приятель моего хозяина — анархист. Он всё время вставляет между слов «вот те на!» по-армянски.
— А у кого сейчас алмаз?
— Не знаю. Мне не удалось дослушать их разговор. Хозяин, увидев, что я сижу в проходной комнате и считаю на счётах, вскипел и спросил, почему я не ушла. Я ответила, что ещё не закончила сводить месячные расходы. А второй, заметив меня, всполошился и сказал, что меня надо убить, потому что я могу их выдать. Но хозяин дома успокоил его, объяснив, что я не понимаю ни слова по-армянски. Пришлось быстро покинуть дом, нанять извозчика и уехать.
— Он не знал, что ты выучила армянский?
— Неужели ты думаешь, что я настолько глупа, чтобы признаваться ему в этом?
— Когда это случилось?
— Третьего дня.
— И после этого ты там не была?
— Нет. Я дала объявление в газету. Думала, что потом съезжу за расчётом, но так и не отважилась. Я боюсь возвращаться. Но я говорила, что, возможно, воспользуюсь тремя выходными. Фактически я прогуляла всего один день.
— Они знают твой адрес?
— Да.
— Сколько денег ты должна заплатить за комнату?
— Нисколько. Я плачу за месяц вперёд. Таковы условия проживания. Я потому и не съехала, что хозяйка отказалась мне возвращать деньги. Мол, тогда у неё будет убыток.
— У тебя много вещей?
— Нет.
— Где они?
— Всё в моём шкафу.
— У тебя есть чемодан?
— Да.
— Он в комнате?
— Под кроватью.
— Тебе больше нельзя там появляться. Прямо сейчас мы уедем, и я поселю тебя в гостинице. Дай мне ключ от комнаты.
— Зачем?
— Я сложу твои вещи в чемодан и вернусь. А паспорт у тебя с тобой?
— Да, в сумочке.
— Отлично. Завтра ты отправишься в другой город.
— И куда?
— Пока не знаю. Подумаем и обсудим.
— Опять скитаться? Искать работу? А как же объявление?
— К чёрту всё! Жизнь дороже. Как звать того армянина, у которого ты жила? На всякий случай мне нужны его фамилия и адрес.
— Когда вернёшься, тогда всё и расскажу. — Она улыбнулась и спросила игриво: — А зачем мне нужна другая гостиница? Разве я не могу переночевать у тебя?
Клим от неожиданности заморгал. Сердце у него забилось, пытаясь вырваться наружу, словно синица, зажатая в кулаке, и он спросил несмело:
— Ты серьёзно?
— Ах, какой наивный мальчишечка… Конечно!
Ардашев достал из бумажника новенькую сотенную, хрустевшую, как снег в лютый мороз, и, положив на стол, сказал:
— Это тебе.
— Зачем?
— Бери и не спорь.
— Здесь мои жалованья за полгода. Мне не нужно так много!
— Убери в сумочку, а то на нас уже обращают внимание.
София повиновалась.
— Перво-наперво я возьму тебе извозчика, — продолжил Клим, — и ты поедешь в «Гранд-отель». Жди меня вестибуле и никуда не выходи. Портье скажешь, что ты моя сестра. Закажи себе чего-нибудь, чтобы они к тебе не приставали. Дай ему рубль, чтобы не задавал глупых вопросов. Я скоро вернусь. Не переживай.
— Я всё понимаю, но зачем мне сто рублей?
— Это на всякий случай. Так мне будет спокойней.
Она пожала плечами:
— Ладно. Только ведь десять минут уже ничего не решат, правда? Давай сначала полакомимся десертом, допьём шампанское, а уж потом и разъедимся. Хорошо?
— Ты права, — согласился студент. — Угощайся, а я пока пойду расплачусь. Мы ещё и в мой нумер закажем всего, чего ты только пожелаешь.
Два человека стояли за поленницей дров и курили. Увидев, подъехавший экипаж, один из них выговорил тихо на армянском:
— Принесла кого-то нечистая.
— Нет, это не она. Какой-то франт с тросточкой. Извозчик не уехал. Ждёт.
— Интересно, куда он пойдёт?
— Побежал в дом, поднимается по лестнице.
— К ней?
— Так её нет дома.
— А ему откуда знать?
— Смотрите, он дошёл до конца коридора.
— Вот те на!
— Подождём, торопиться не будем.
Огромная плешивая ворона уселась на орешник и, глядя недоверчиво на двух господ, закаркала во весь голос, точно пытаясь возвестить всей округе о незваных чужаках.
— Мразь старая! — зло выговорил один из них. — Пошла вон!
— Да чёрт с ней! Он уже спускается, с чемоданом.
— Он собрал её вещи.
— Проследим за ним, и она отыщется.
— Я знаю этого хлыща. Он остановился в «Гранд-отеле».
— Хорошо бы его опередить и увести эту кралю подальше.
— Я поеду на вокзал. Она, скорее всего, там. А вы проследите за ним. С ней надо кончать.
— У нас нет другого выхода.
Клим с такой скоростью влетел с чемоданом в гостиницу, что чуть было не сбил швейцара. Оглядев вестибуль, он опешил — Софии нигде не было. Студент опустил ношу, повертел в руке трость и обошёл залу. Портье, видя недоумение постояльца, приблизился и спросил:
— Чем могу служить, господин Ардашев? Вы кого-то ищите?
— Тут сидела дама. Симпатичная брюнетка лет двадцати трёх.
— Она была одна?
— Да.
— Простите, сударь, — сдерживая ехидную улыбку, ответствовал тот. — Но за последние две четверти часа ни на диванах, ни в креслах одиноких дам или барышень не было.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
Клим растерянно поводил глазами по помещению, а затем сказал:
— Этот чемодан принадлежит госпоже Миловзоровой. Если появится — пусть пройдёт ко мне. Я верну ей вещи.
— Простите, но я не могу пропустить в нумер постороннюю даму без постояльца. У нас это не принято-с.
Студент молча протянул целковый.
— Премного благодарен, проведу-с.
Ардашев поднялся в номер. Он выкурил не одну папиросу, ожидая Софию, но она так и не появилась. В четыре пополудни, почувствовав голод, Клим прошёл к портье.
— Если меня будут искать — я в ресторане, — предупредил он.
— Не извольте беспокоиться, сударь.
К его удивлению, в зале нашёлся единственный свободный столик, куда метрдотель и предложил ему сесть.
Прежде чем смотреть меню, Клим открыл бумажник и понял, что его финансы урезались до весьма скромных цифр. Теперь уже ему было не до роскошества с шампанским в номере, клубникой и конфектами фабрики «Абрикосова». Неизвестно, сколько ему предстоит проторчать в Ростове, выполняя данное сгоряча обещание Бабуку отыскать убийцу Верещагина, а денег осталось — кошкины слёзы, если учесть, что предстоит купить ещё и обратный билет. Собственные накопления, заработанные в столице, он растратил в кутежах на водах с актрисой Завадской, и о них теперь лучше не вспоминать. А сто рублей, которые ему сейчас были бы совсем не лишни, он, получается, подарил Софии. Главное, чтобы с ней ничего не случилось… А если она вновь поступила так, как год назад, то Бог ей судья. «Только вот всегда больно, когда разочаровываешься в людях, — продолжал мысленно рассуждать Клим. — Горько становится так, будто хинного раствора напился… От этого, правда, есть одно верное средство — никому не верить и не делать добра. Тогда и расстройств не будет. Возможно, когда-нибудь, лет через двадцать, я стану именно таким — холодным и расчётливым циником, не совершающим ошибок, возможно… Но покамест не очень-то у меня это получается… Как бы там ни было, но просить отца выслать ещё денег — совестно. Он, конечно, не откажет, но как потом в глаза ему смотреть? Пожалуй, завтра же съеду отсюда. Попрошу Бабука поселить меня в какую-нибудь комнату в Нахичевани. Там, я слыхал, жить дешевле, чем в Ростове, и гораздо спокойнее. Не буду больше нанимать экипажи, а воспользуюсь конкой. Здесь, как я заметил, она ходит по всем мало-мальски значимым улицам и даже в гору плетётся мимо кривых и не мощённых камнем переулков. В конце концов, можно обойтись лёгким завтраком и ужином попроще, без обеда. Об алкоголе пора забыть напрочь. Папиросы тоже надобно экономить. Проживу, право же, не впервой. Сколько раз в университете оставался без копейки на следующее, после Татьяниного дня