— И что же теперь делать? — откинувшись на спинку стула, озадачился хозяин.
— Сегодня вечером, как обычно, из Таганрога в Константинополь отходят грузовые суда. Думаю, вам не стоит терять время. Садитесь на паровой катер и — в Таганрог. Я прочёл в одной из газет, что из Ростова ежедневно уходят небольшие пароходы в Таганрог, Мариуполь и Керчь. Думаю, вам лучше меня это известно. Отправляйтесь потом в Константинополь. Архиепископ сейчас там и готовит подачу протеста от имени армянского Национального собрания турецкому правительству после событий в Эрзеруме[77]. Встретитесь с ним. Объясните ситуацию. Он напишет письмо, и вы вернётесь. Мне останется лишь поменять его послание на «Чёрный Арагац» у архимандрита и уехать к нашим товарищам в Зейтун. Французские винтовки и патроны давно ждут нас на персидских складах.
— То есть как? Ехать прямо сейчас?
— Именно. Не стоит терять время. Тем более что у нас могут возникнуть неприятности. По словам священника, к нему уже приходил некий эмиссар из Зейтуна и член партии «Гнчак».
— Как? Кто бы это мог быть?
— Вот те на! А вы не догадываетесь?
— Нет.
— Это же подсадная жандармская утка. Он выдавал себя за черкесского армянина, хотя, вероятно, им и является. Жандармы хотят опередить нас. Но я сомневаюсь, что они знают, у кого точно находится алмаз. Если бы ведали, он уже был бы в их руках. А сейчас они пытаются стрелять вслепую, надеясь случайно угодить в цель.
— Послушайте, но это значит, что им известно не только о вашем приезде, но и о его цели?
— Несомненно. Подозреваю, что среди членов совета нашей партии завёлся их осведомитель. Мы займёмся его поиском, но только после моего успешного возвращения.
— Это плохо, — потушив в пепельнице папиросу, затряс головой хозяин. — Он ведь и меня может выдать? А у меня семья, в отличие от вас. Думаете, я могу всё бросить и прямо сейчас уехать в Константинополь?
— Вы боитесь?
— Нет, я просто трезво смотрю на вещи.
— Жандармы предполагают, что в городе находится эмиссар партии «Гнчак» и зейтунцев, но они не знают, кто это конкретно, и потому суются в разные места, надеясь вызнать, у кого находится чёрный бриллиант.
— А что, если они установили слежку за священником? — вопросил хозяин дрожащим голосом. — И уже заметили вас? И теперь шпики, идя по пятам за вами, дошли и до моего дома? А?
— Во-первых, я убедился в том, что за мной не было хвоста, а во-вторых, перестаньте паниковать!.. И вообще, вам пора собираться в поездку. У вас от силы два-три дня, не больше. Возвращайтесь сразу, как получите письмо. Я буду вас ждать. Надеюсь, вы знаете, где искать архиепископа?
— В патриаршей резиденции армян Константинополя.
— Тогда желаю удачи!
— Благодарю!
Собеседники расстались. Гость вышел на улицу и, выкидывая вперёд трость, неторопливо двинулся верх. Он заметил, что во всех армянских домах имелись ворота, отдельный парадный вход и обязательно просторная деревянная веранда. В окнах были вставлены деревянные решётки, не позволявшие зреть с улицы, что творится внутри, зато хозяева могли свободно рассматривать прохожих. Из пекарен доносился запах свежеиспечённого лаваша.
Поймав свободного извозчика, господин уселся в коляску и принялся рассматривать Нахичевань с широкими и прямыми улицами, с одноэтажными и двухэтажными кирпичными зданиями. Купеческие особняки выдавали себя сразу и размерами, и богатством отделки. Но это был не Ростов с его каменными монстрами на Большой Садовой или Таганрогском проспекте. Вдоль тротуаров, точно линейные на плацу, на одинаковом расстоянии друг от друга стояли керосиновые, а не газовые, как у соседей, фонари. Бросалась в глаза исключительная, почти европейская чистота мощённых камнем улиц, полное отсутствие беспризорных детей, нищих или пьяных. Среди прохожих попадались и русские, и евреи, выбравшие донскую землю своим пристанищем. Город казался умиротворённым и уютным, с полным отсутствием суеты, окриков ломовиков и свистковой трели дежурных городовых на перекрёстках. Зелёная листва лип, клёнов и тополей, слегка шумевшая на ветру, укрывала ветвистыми кронами от августовского солнца и людей, и дома, и уличных кошек, лежащих в прохладной тени.
Конно-железная дорога заявляла о себе звоном колокольчика и окриком кондуктора, бранившего мальчишек, пытавшихся тайком проехать бесплатно на задке вагона. Казённые здания на 1-й Соборной, как и положено присутственным местам, кичились колоннами, хвастались навесными балконами и гордились большими въездными арками. Нор-Нахичеван, основанный армянскими переселенцами из Крыма в трудном, но уже таком далёком 1779 году, теперь жил размеренной и счастливой жизнью донского купеческого города.
Глава 13Беда
Ардашев проснулся рано от звуков рожка. Это трубил керосинщик с большой железной бочкой, толкавший её впереди себя. Клим спустился вниз к цирюльнику на первый этаж гостиницы.
Горячий компресс приятно нагрел лицо, и кисточка помазка покрыла его нежной пеной. Опытная рука брадобрея короткими и выверенными движениями бритвы очищала кожу от уже заметной щетины, подправляя лишь тонкую нитку усов клиента. Мастер сбрасывал снятую белую массу в маленький медный таз и, окунув лезвие в ведёрко с тёплой водой, вновь кропотливо, дюйм за дюймом, снимал острой сталью белые мыльные хлопья с молодого и красивого лика. Закончив работу, цирюльник протёр лицо клиента мокрой салфеткой и положил на него холодный компресс. Через несколько минут Клим расплатился и вышел на улицу.
— Господин Ардашев? — послышалось за спиной.
Студент обернулся. Перед ним стоял господин в котелке, с усами и бритым подбородком, одного роста с Климом.
— С кем имею честь?
— Помощник пристава первого участка Симбирцев.
— Да? А что стряслось?
— Вас велено срочно доставить к судебному следователю Валенкампу.
— А в чём, собственно, дело?
— Узнаете во время допроса.
— Меня уже допрашивали по делу господина Верещагина.
— Я знаю, — сухо ответил полицейский. — Но теперь вы подозреваетесь по другому убийству.
— Я? По убийству? — Ардашев даже развёл руками от удивления.
— Именно вы. И для этого, поверьте, есть все основания.
— И кого же это я интересно убил?
— Вы слишком много хотите знать, господин студент. Вам всё объяснят, когда приедем в следственную камеру.
— В таком случае я хотелось бы взглянуть на ваши документы.
— Извольте, — выговорил полицейский и раскрыл удостоверение № 45, где значилось, что «предъявитель сего и. д. помощника пристава 1-го участка г. Ростова н/Д Осип Симбирцев действительно есть то самое лицо, как сказано выше, что подписью с приложением казённой печати удостоверяется. Пристав 1-го участка: Козлякин А. Письмоводитель: Грачёв С., мая 19 дня 1886 г., г. Ростов-на-Дону».
— Ясно, — кивнул Клим.
— У вас револьвер с собой?
— Да.
— Прошу выдать.
— Извольте. — Студент протянул оружие.
— Трость встроенного клинка не имеет?
— Нет.
— Хорошо. Пусть останется при вас.
— Пожалуйте в полицейскую пролётку. Она за углом. И не вздумайте бежать. Догоню — хуже будет.
— Знаете, сударь, я ещё никогда ни от кого не бегал. А вот обратное уже случалось, — зло выговорил Ардашев. — Так что кому будет хуже — большой вопрос.
— Меня предупредили, что вы слишком высокомерны и заносчивы, а вот что вы наглец, я не ожидал, — свирепо выкатив глаза, вымолвил полицейский.
— Вероятно, вы забыли, любезный, что разговариваете с дворянином.
— Не смейте обращаться ко мне как к лакею!
— А я ведь не знаю, как вас там кличут согласно Табели о рангах.
— Я пока без чина, исправляю должность помощника пристава первого участка, — гневно прошипел чиновник.
— Ах, без чина! Ах, исправляете! Заступить на должность образование не позволяет? Экзамены за гимназический курс не сдали?
— Это вас не касается! Попрошу в пролётку.
Клим подчинился. Коляска тронулась, и пегая лошадка споро потрусила по Таганрогскому проспекту. Ардашев молча курил и глазел по сторонам, будто на экскурсии. Он с интересом рассматривал вывески, дома и красивых дамочек во встречных экипажах. Со стороны могло показаться, что это праздный кутила, а не подозреваемый в смертоубийстве человек, которого вот-вот арестуют. Студент не обращал никакого внимания на своего конвоира, следившего за ним с некоторым удивлением. Именно с таким беззаботным видом по происшествии четверти часа он и вошёл в камеру судебного следователя в сопровождении помощника пристава первого участка.
Валенкамп поблагодарил полицейского, потом о чём-то с ним пошептался, и тот удалился.
Следователь указал Ардашеву на стул и, чиркнув шведской спичкой, закурил. Казалось, что служитель закона ждёт, чтобы первым заговорил Ардашев, но тот молчал. Когда папироса почти догорела до мундштука, он затушил её, откинулся на спинку стула и, вынув откуда-то соломенную шляпку с алой лентой, украшенной искусственными цветами, спросил:
— Узнаёте?
— Это шляпка Софии Миловзоровой. Откуда она у вас? Что с ней? — чуть не вскочив с места, осведомился студент.
— А вы талантливый актёр, Клим Пантелеевич, — покачал головой чиновник, — очень правдоподобно сыграли сначала безразличие, потом удивление.
— Она погибла? — глотая волнение, катающееся по горлу, спросил Ардашев.
— А вы что ж, не знаете? — с ядовитой усмешкой в прищуренных глазах спросил следователь.
— Но как? Кто? Ах да… вы же меня подозреваете. — Ардашев судорожно и крепко потёр ладонями лицо. — Говорите, не тяните, прошу вас…
— Она погибла под колёсами прибывающего поезда, на который купила билет. Анну Каренину читали? Литературная героиня Льва Толстого сама бросилась на рельсы, а Софию Миловзорову столкнули с перрона. Злоумышленник скрылся. Но его успели разглядеть. И знаете, он оказался похожим на вас.
— Какая глупость! — тихо пробормотал Клим.