[83] и прочерчу на камне крест?
— А если ты его испортишь?
— Тогда это дымчатый кварц. Он ничего не стоит.
— Хорошо. Пробуй. Только не забудь вставить монокль. А то ты со своей близорукостью и в камень не попадёшь.
Антикварий внял совету, и стальной резец легко, точно по маслу, вырезал две пересекающиеся линии.
— Можешь полюбоваться. Я оказался прав.
— Получается, что хитрый поп обвёл меня вокруг пальца?
— Как видишь.
— Но теперь он пусть обманывает чертей в аду…
В этот момент послышалась трель телефонного аппарата.
— Кто-то звонит. Посиди пока здесь. Покури. Только окно открой. Я, ты знаешь, дыма не переношу.
Глава 17Нахичевань
И опять студенту пришлось раскошелиться на извозчика. Дорога до Нахичевани — это не прогулка по Большой Садовой. Надо было проехать половину Ростова и ещё две версты, разделяющие соседние города. Тут уже пришлось выложить целковый. Денег оставалось всё меньше, а расследование смертоубийства Верещагина двигалось со скоростью виноградной улитки. Новое преступление — убийство Анны Миловзоровой — тоже не могло оставить Клима безучастным. Он уже дал себе слово найти и второго преступника. Почему второго? Да потому, что не было никакой видимой связи между двумя злодеяниями. А вот раскрытие тайны «Чёрного Арагаца» могло привести к виновнику смерти прекрасной, но теперь уже покойной брюнетки из Екатеринодара.
Экипаж бежал мимо покачивающегося на ветру льняного поля. Нахичеванцы по-хозяйски распорядились пустырём, отделявшим свой город от Ростова, и засеяли его этой культурой. Уже совсем скоро по-народному календарю придёт Фаддей Проповедник и наступит время уборки льна на волокно. Работницы начнут вязать снопы, которые точно стражники выстроятся ровными рядами до самой городской межи. Потом его очешут от семян и, связав в пучки, на три-четыре недели замочат в Дону, прижимая ко дну хворостом и накладывая сверху камни. Затем трудолюбивые армяне вновь расстелют его на этом же самом поле и после сушки свезут на гумно, а оттуда — на конную льномялку. Последняя стадия — трёпка льна. Из семян отожмут масло, а жмых пойдёт на корм домашним животным.
Коляска пересекла границу города — две колонны, установленные на кирпичных постаментах по краям шоссе[84]. Мимо двигался вагон конки, запряжённый двумя лошадками: одна в яблоках, другая — пегая. Ардашев с интересом рассматривал новый для себя город. Нахичевань очень напоминала Ставрополь и по архитектуре, и по ширине улиц. «Здесь, как и у нас, тихо и уютно, — размышлял Клим. — Провинциальные купеческие города — не чета суетливым Ростову, Москве или Санкт-Петербургу. Там ритм жизни иной, никто не заметит смерти врача или учителя. Отнесут на погост и забудут. В лучшем случае некролог напишут в газетах. А в Ставрополе? Чуть ли не весь город придёт прощаться. В провинции любой мало-мальски значимый человек на виду. Вот и Нахичевань-на-Дону — такой же город. Это сразу заметно. Все друг с другом здороваются, как в сёлах. И не важно, что ты не знаешь человека, пожелать здравия любому христианину — благое дело».
Экипаж въехал на Екатерининскую площадь с памятником Великой императрице — заступнице древнего народа. Любой армянин Нахичевани знал историю основания своей малой родины. Об этом рассказывали в гимназиях и храмах, писали в газетах и ставили спектакли в местном театре. Но каждый потомок наѝри втайне надеялся, что армянское государство, обретя независимость, возродится вновь.
Антикварная лавка Бриля показалась Ардашеву ничуть не хуже, чем ювелирный салон на Таганрогском проспекте. Внутри, правда, помещение уступало в размерах и отделке, но выглядело вполне сносно. И хозяин был такой же улыбчивый и хитрый, как и недавний ювелир. Он брил голову и подбородок, но носил усы-трапецию.
Клим сразу перешёл к делу:
— Мне нужен Самуил Яковлевич Бриль.
— Чем могу служить?
— Господин Гершман посоветовал обратиться к вам по одному вопросу. Дело в том, что я приезжий. Тут я по комерциозным делам. Я слыхал, что в окрестностях Ростова и Нахичевани довольно много курганов, представляющих интерес для коллекционеров. Так вот, я один из них и собираю коллекцию древнегреческих золотых монет. Начало ей положили две монетки архаической и классической греческой чеканки, купленные мною в Ставрополе у знакомого нумизмата. Они со мной. Не угодно ли взглянуть?
— Был бы очень вам признателен.
— Вот. — Ардашев вынул две коробочки и, открыв их, положил на прилавок.
— О! Шедевренные образцы!
— А как фамилия ставропольского собирателя древностей? Я многих знаю.
— Это не важно. Это же настоящее золото, а не подделка.
— Вы абсолютно правы. Это видно невооружённым глазом.
— Так у вас есть что мне предложить или нет? — убирая монеты, спросил студент.
— Я знаю одного человека, который готов расстаться со своей коллекцией. У него недавно хотели её купить, но в последний момент он вдруг передумал. Что вы хотите — чудак! Настоящие нумизматы всегда немного странноваты. Только вот стоит она не меньше десяти тысяч рублей. Дешевле он не уступит, но кто знает? Возможно, вам и удастся сбить цену.
— А что же это он её продаёт? — недоверчиво повёл бровями Ардашев.
— Не знаю. Такие вопросы обычно не задают. Так мне связаться с ним?
— Да, сделайте одолжение. Вероятно, мне ещё придётся пробыть в Ростове два-три дня. Я остановился в «Гранд-отеле». Моя фамилия Ардашев, Клим Ардашев.
— Позвольте я запишу, — вымолвил Бриль и переспросил: — Какой отель вы сказали? «Европа»?
— Нет, «Гранд-отель» на углу Большой Садовой и Таганрогского проспекта.
Ардашев достал кожаный портсигар и протянул антикварию.
— Нет-нет, благодарю, я не курю. Дым, знаете ли, не переношу.
— Хорошо, что предупредили. Тогда и я не буду.
— Ну зачем же себя мучить? Курите, если хотите.
— Не люблю доставлять людям неудобства. Со мной ничего не случится, если я отравлю себя никотином чуть позже.
— Ага… Уж как угодно… Да-с… Но я хотел бы предупредить вас, что продавец согласится только на наличные. Насколько я знаю, он не приемлет ни векселя, ни двойные складские свидетельства, ни любые другие ценные бумаги.
— А я и не собирался рассчитываться долговыми обязательствами. Я готов снять деньги со своего банковского счёта. Насколько я знаю, в Ростове есть отделение «Азово-Донского коммерческого банка», верно?
— Не только в Ростове, но и у нас в Нахичевани.
— Прекрасно. Но мне понадобится ваша помощь в проверке коллекции. Я не поскуплюсь, отблагодарю.
— Пожалуй, лучше я приглашу настоящего специалиста, с опытом. Обычно он берёт от пяти до десяти рублей. Всё зависит от количества экземпляров. В вашем случае я постараюсь уговорить его рублей на семь-восемь. Вас это устроит?
— Устроит и десять. Главное, чтобы он был профессионалистом.
— Отлично! Скажите, а какой период чеканки древнегреческих монет вас интересует в большей степени?
— В первую очередь архаика, потом классика греческая, ну и более поздняя греческо-римская чеканка.
— В последнем периоде, насколько я знаю, встречается и серебро. Как вы к нему относитесь?
— Если речь идёт о монетах с ликами императоров — я куплю даже серебро. Но всё зависит от сохранности.
— Вы правы. Приятно иметь дело со знающим человеком. Давайте сделаем так: сегодня я постараюсь переговорить с хозяином коллекции. Если он согласится на её продажу, я тотчас протелефонирую вам в гостиницу, и мы условимся о встрече.
— В случае его отказа прошу так же меня известить. Тогда я буду искать других продавцов.
— Вне всякого сомнения, сударь, не беспокойтесь. Кроме того, я дополнительно постараюсь что-нибудь вам подыскать. Без греческого золота вы не останетесь. Это я вам обещаю, а слово Самуила Бриля твёрже алмаза.
— Надеюсь на вашу порядочность, Самуил Яковлевич. Дельце щепетильное, сами понимаете.
— Не извольте беспокоиться, Клим… простите, как вас по батюшке?
— Пантелеевич.
— Да-да, уважаемый Клим Пантелеевич, всё будет честно и точно, как в пробирной палате.
— Честь имею кланяться.
— И вам всего самого наилучшего.
Покинув лавку, Ардашев достал папиросу. «Вот же гусь, — подумал он. — Дыма, говорит, не переносит, а в соседней комнате кто-то курил. Запах дешёвого табака сквозняк выдувал в щель между дверью и полом… Что ж, посмотрим. Вроде бы рыба проглотила наживку. Заезжать ещё к двум адресатам, которые дал Адлер, думаю, не стоит».
Сумерки раскрасили дома в чернильный цвет. Клим остановил пустую коляску и назвал отель.
Обратная дорога была уже хорошо знакома и, вероятно, поэтому показалась короче. Когда студент вошёл в гостиницу, оказалось, что там его ждал Бабук. Заложив руки за спину, он нервно мерил шагами вестибуль. Завидев Клима, приказчик бросился навстречу:
— Клим-джан, где ты был? Ты другой нумер взял? Дорогой? Я тебе хороший комната нашёл? Зачем лишний деньги чужой человек отдал?
— Не волнуйся, друг мой. Это подарок отеля. Он по глупости выселили меня.
— Как это?
— Утром меня хотели арестовать.
— Кто?
— Следователь Валенкамп.
— Почему?
— Я встретил одну знакомую даму. Ей угрожала опасность. Она уехала на вокзал, а там её толкнули под поезд, и она погибла.
— Соломенная шляпка, да? Мне сегодня утром на «Аксае» сказали. Так это твой дамочка был?
— Да.
— Ва-вах! Какой горе большой!.. Сегодня утром другой горе большой случился. Знаешь?
— Нет.
— Отца Адама убили. Настоятеля монастыря Сурб-Хач. Вся Нахичеван плачет. И старики, и дети.
— Этот тот монастырь, где Налбандяна похоронили?
— Да, семь верст от Нахичевани, а от мой дом — восемь и ещё половина верста.
— Преступника поймали?
— Нет.
— А где был обнаружен труп?
— В келья.