й, тем более что в конце концов все свелось к фонду «Гуманитарные ценности».
В аэропорту колиновские полномочия Нортона помогли быстро преодолеть формальности и раньше всех оказаться на борту. Карл сидел на любимом месте у окна, ожидая, когда шаттл наполнится пассажирами, и тупо глядя на вечный бетон взлетной площадки, который хлестал подгоняемый ветром дождь. Над очертаниями терминала сквозь толстые свинцовые тучи просачивался бледный, унылый свет. Погода испортилась ночью и, похоже, улучшаться не собиралась.
Устаревшее английское название Китая.
Судя по прогнозу, в Нью-Йорке было холодно, сухо и ясно. В точности под стать его мыслям.
Суборб слегка сдвинулся на шасси, потом начал пятиться. Карл размял правую руку, сгибая и разгибая пальцы, сложил ее лодочкой. Вспомнил вес гладкой стеклянной безделушки на письменном столе директора «Гуманитарных ценностей». Покосился на Тома Нортона в соседнем кресле. Функционер КОЛИН перехватил этот взгляд; лицо его осунулось из-за демонов, что терзали его всю ночь, не давая уснуть.
– Что?
Карл покачал головой:
– Ничего. Рад, что ты со мной.
– Марсалис, сука, оставь меня в покое. Я дал слово, и я его сдержу. И я не нуждаюсь в твоих боевых сближающих ритуалах.
– Сближение тут ни при чем. – Карл снова отвернулся к окну. – Я рад, что ты тут, потому что сделать все без тебя было бы в сто раз сложнее.
Короткая пауза. Шаттл развернулся, и терминал пропал из виду. Карл чувствовал, как колеблется Нортон, который в конце концов сказал:
– Однако это не остановило бы тебя, да?
Карл повернул голову и смотрел вперед, откинувшись на подголовник сиденья. Он тоже не слишком хорошо выспался. Всю ночь Елена Агирре появлялась в темных углах его номера, сидела там, а потом снова исчезала. Она пыталась притвориться Севджи Эртекин, но это не вполне ей удавалось.
– Нет, в конце концов не остановило бы.
– Вот, значит, каково это? – спросил его Нортон.
– Каково что?
– Быть тринадцатым. Это значит не позволять себя остановить?
Карл бросил на него удивленный взгляд:
– Нет. Это значит, что тебя генетически запрограммировали. А что, чувствуешь себя не при делах?
– Нет, – Нортон тоже откинулся в своем кресле, – пытаюсь понять.
Шаттл уверенно устремился к взлетной полосе. Иллюминатор секли косые струи дождя. Мягкий перезвон – над головами на лазерной панели засветился значок, сигнализирующий о том, что нужно пристегнуться, и появились анимированные инструкции. Пассажиры принялись возиться с широкими, плотными ремнями. Карл всегда испытывал сложности с тем, чтобы отдаться хватке сети безопасности (так же, как и с колыбельной, звучащей в прелюдии к вирт-формату), – тело инстинктивно пыталось освободиться, и приходилось с натренированным в «Скопе» хладнокровием сознательно подавлять непроизвольные порывы. Но на этот раз он закончил крест-накрест пристегивать ремни, глубоко вздохнул и потрясенно обнаружил (как нога, уже занесенная над ступенькой, вдруг обнаруживает отсутствие последней), что совсем ничего не чувствует. Лишь холодное понимание, что эта мера необходима, наполнило его, как пробудившийся меш.
– Мне жаль, – сказал он сидящему рядом мужчине, – что так получилось с твоим братом. Жаль, что это произошло.
Нортон ничего не ответил.
С другой стороны прохода, сзади, раздался мягкий, но настойчивый перезвон, сигнализировавший о том, что какой-то идиот не смог правильно пристегнуть сеть. Появилась стюардесса и поспешила ему на помощь. Звук двигателей шаттла изменился, они набирали скорость. На лазерной панели появилась бледно-фиолетовая надпись на китайском, потом – на английском, испанском, арабском. Надписи выплывали вперед и исчезали, смысл был один: «Готов к взлету».
Карл посмотрел на молчащего сотрудника КОЛИН.
– Это одна из причин, по которой ты здесь, да?
– Севджи – причина, по которой я здесь. – Голос Нортона прозвучал напряженно.
Визг двигателей снаружи достиг пика: шаттл тронулся с места и оторвался от взлетной полосы. Карл ощутил, как его снова вдавило в кресло, на этот раз причиной была внешняя, неподвластная ему сила.
Он закрыл глаза и покорился.
Они поднимались в небо в реве турбин. Суборбитальное топливо, сгорая, толкало их вокруг планеты, сеть обнимала крепче, плотнее.
– Ебаный Ортис, – громко сказал в соседнем кресле Нортон.
Суборб дрожал, гудел, и поэтому неясно было, обращается ли он к соседу или к себе самому. Интонация его слов казалась какой-то непонятной, но Карлу подумалось, что в ней звучат близкие к отчаянию нотки.
Нортон не был особенно удивлен, когда Джефф выплюнул эту фамилию, но не потому, что ожидал чего-то подобного. Для удивления не осталось сил: железы внутренней секреции и нервная система были перегружены еще накануне вечером, когда Марсалис поставил ему запись телефонного разговора Джеффа и рассказал о Рен. Конечно, известие об Ортисе не должно было значить для него больше, чем то, что родной брат оказался предателем.
Но почему-то значило.
Он хорошо помнил перемены, произошедшие, когда Ортис окончательно обосновался в Джефферсон-парк, когда худощавый, стремительный государственный деятель Штатов Кольца перешел с должности консультанта по политическим вопросам на пост директора по политике КОЛИН на Американском континенте. Он помнил внезапное чувство легкости, возникшее, когда бюрократия оказалась вдруг на подхвате у целесообразности, а количество работников, перекладывающих бумажки, свелось к минимуму. Он помнил, как внезапно сдулись и примолкли мелкие феодальные князьки вроде Николсона и Зикомо. Помнил новых сотрудников и повышения, которые получили Андреа Рот, Лена Ойейми, Самсон Чанг. И он сам. Помнил волну перемен и чистого воздуха, который они принесли с собой, будто кто-то внезапно открыл все выходящие на Ист-Ривер окна.
Еще совсем недавно, несколько дней назад, он назвал бы лжецом любого, кто принесет подобную весть и отказался бы ему верить.
Но с тех пор произошло еще слишком много всего. Земля, какой он привык ее видеть, горела под ногами. Он сам, Севджи, Джефф, последствия дела Меррина – все было в огне, все было слишком горячим, чтобы можно было безболезненно дотронуться.
– Эта сраная идея с самого начала принадлежала Танаке, – излагал Джефф. Кровотечение снова остановилось, на этот раз благодаря тампонам, свернутым из салфеток и засунутым в каждую ноздрю. Джефф освежился стаканом коньяка, и его язык слегка заплетался: – Он явился ко мне два или два с половиной года назад с этой своей тупой схемой. Из Ортиса можно было вытрясти серьезные деньги, если пригрозить ему обнародовать деятельность «Ответа скорпиона».
– А почему к тебе? – спросил Марсалис.
Джефф пожал плечами:
– У него был выход только на меня. Когда в девяносто четвертом нас распустили, не осталось никаких связей, вообще ничего. Если не считать Ортиса, только я сохранил свою прежнюю личность и худо-бедно остался публичной фигурой. В общем, Танака – раньше его звали Асана, Макс Асана, – видит меня по визору во время трансляции с конференции в Бангкоке, посвященной проблемам беженцев в Штатах Тихоокеанского Кольца. Он тайком перебирается через границу, следит за мной, выясняет, где я живу, и заявляется ко мне со своими идеями. Он все продумал: безопасные счета для отмывания денег на Гавайях, поддельные документы на источники дохода – вообще все. Только руку протяни.
– Ортис? – Это по-прежнему не укладывалось у Нортона в голове. – «Ответом скорпиона» руководил Альваро Ортис? Какого черта ему понадобилось в это ввязываться?
Джефф бросил на него усталый взгляд:
– Том, да повзрослей уже, наконец. Он же политикан долбаный, брокер от власти, ему важна лишь собственная выгода. Всегда был таким. Раньше, сразу после Раскола, он был обычным мелким аппаратчиком из администрации Кольца и ждал удачного случая. А возглавив «Ответ скорпиона», использовал его на полную катушку, в основном для того, чтобы подняться по карьерной лестнице. После доклада Джейкобсена, когда протоколы надзора стали слишком жесткими, чтобы рисковать, он заблаговременно свернул «Скорпионов» и сосредоточился на выборах в законодательное собрание. Вот так это делается, Том. Играй на опережение, успей вовремя прикрыть лавочку и держи глаза открытыми, чтобы не упускать возможности.
– А новой возможностью оказалась КОЛИН.
– Да, братишка, именно так. – Выражение лица Джеффа стало замкнутым и обиженным. – Долбаный Ортис сидит семь лет на выборной должности в Штатах Кольца и попутно вписывается консультировать Колониальную Инициативу. Еще шесть лет – и он забирается на самую верхушку этого дерева, а вокруг начинают поговаривать, что впереди его ждет ООН.
– Вполне созрел как объект шантажа, – сказал Марсалис.
– Да-да, именно так и думал Танака. – Джефф проглотил коньяк, передернулся. – Смотрите, как он рассуждал. По всей Северной Америке разбросано двадцать или тридцать бывших «Скорпионов» с новыми документами и биографиями, поэтому Ортис не сможет узнать, кто именно его шантажирует, а отыскать и поубивать всех будет проблематично. К тому же у него теперь есть доступ к финансам КОЛИН, и ему, чтобы откупиться, ничего не стоит вытащить миллион оттуда, миллион отсюда. Это путь наименьшего сопротивления.
– Но Ортис бы так не стал, – автоматически выпалил Нортон и сам удивился этому.
– Да. Это Танака упустил.
– И ты тоже, – отметил Марсалис. – Зачем ты вообще понадобился Танаке? Почему он не захотел самостоятельно заняться вымогательством?
Снова пожатие плеч:
– Он сказал, что ему нужен буфер. Не знаю, может, на самом деле ему просто хотелось, чтобы с ним был друг, с которым можно вместе работать. Это же кошмар, наверно, а? Жить с фальшивой биографией до конца своих дней. И не иметь возможности ни с кем поговорить о собственном прошлом.
Марсалис уставился на Джеффа, словно хотел его разорвать.
– Ох, да ты мне сердце, на хер, разбиваешь. А почему этому Асано-Танаке-как-бишь-его понадобилось десятилетие, чтобы дойти до идеи шантажа?