черное время. Весь остров был в трауре, и этого было достаточно. – Она закрывает глаза. – Этого было достаточно…
Когда Брюс обнимает жену и сжимает ее плечо, я чувствую укол вины. Я знаю, что скоро станет намного хуже.
– Вы расскажете мне, что произошло? В ту ночь, когда погибли Роберт и Лорн?
Долгое время тишину нарушает только треск горящего торфа. А потом Айла протяжно и обреченно вздыхает.
– Был шторм. Сильный. В ту зиму и до самой весны у нас было много сильных штормов, но ничто не могло сравниться с этим. В те времена у них не было имен, но этот они назвали Òrd na Mara, «Молот моря». Потому что именно море причинило больше вреда, чем ветер, дождь и молнии, вместе взятые. Оно с ревом проносилось над пляжами и махирами, затапливало поля и дома на низменных берегах, сметая все на своем пути.
– Многие из нас были в Сторноуэе, – вспоминает Чарли. – В те выходные там проходил ежегодный фестиваль виски.
Я вспоминаю те фотографии в пабе: улыбающиеся лица – из года в год – под одним и тем же широким транспарантом фестиваля виски в Сторноуэе, натянутым между двумя фонарными столбами.
– Шторма здесь не ожидали до позднего вечера воскресенья, десятого апреля, – продолжает Айла. – Но вместо этого он обрушился в субботу, стремительно и сильно. Я была здесь с Мойрой, женой Чарли. Присматривала за Шиной и Лорном, пока Макдональды были на фестивале. – Она делает паузу, переводит дыхание. – Пыталась развлечь их и моего сына, Дэвида, игрой «Голодные бегемоты», если я правильно помню. А когда это не сработало, достала шоколад, оставшийся после Пасхи. – Она замолкает, и, когда сжимает указательным и большим пальцами переносицу, я понимаю, что руки у нее дрожат. – Лорн любил шторм… – Айла глядит в огонь. – Любил море. У него был маленький ялик с двумя веслами. Он знал, что ему нельзя выходить на воду одному, да и то только по пресноводным озерам и протокам, но… чувствовалось приближение шторма. Воздух был словно наэлектризован, и дети от этого просто с ума сходили. – Она сглатывает. – Мы уложили их вздремнуть, а он, должно быть, улизнул. Никто из нас не заметил. Я устала, у меня всегда сильно болит голова перед штормом. Это было за несколько часов до… до…
– Айла, – негромко говорит Чарли, подходит к огню и обхватывает ее лицо большими обветренными ладонями. – Никто не виноват, ghràidh[21].
– А Роберт? – спрашиваю я; голос мой звучит слабо.
– Я видел его на Большом пляже, – отвечает Джаз. – Некоторые из нас вызвались закончить подготовку к урагану на раскопках, пока остальные отправились на фестиваль. Когда шторм начался, примерно в шесть вечера, я вышел проверить брезент и покрышки, а когда услышал грохот волн – это было похоже на минометные выстрелы, – то не удержался и пошел на край утесов Западного Мыса, чтобы посмотреть. И он был там.
– Что делал?
– Просто стоял там. На пляже. Но… – Он отводит взгляд от меня и смотрит в окно, где дождь стучит по стеклу. – Ты была там? На Большом пляже?
Я киваю.
– Половина пляжа тогда исчезла. Просто исчезла. Небо было черным, и грозовые тучи неслись вглубь острова от горизонта, как дым от лесного пожара. И волны… – Он качает головой. – Даже с утесов они выглядели устрашающе. Позднее говорили, что высота волн составляла от сорока до пятидесяти футов при ветре в сто миль в час. – Он смотрит на меня. – Нужно было быть сумасшедшим, чтобы спуститься туда. А он просто стоял там.
– Что ты сделал?
– Я крикнул ему, но это было бессмысленно. И я никак не мог спуститься туда. Когда ветер и дождь усилились, я вернулся на раскоп. – Он снова глядит в окно. – А потом пошел обратно в свой домик.
– Большинство дорог, особенно на западе, были залиты водой, – говорит Чарли, все еще держась рядом с Айлой. – Всем нам пришлось остаться на ночь в Сторноуэе, пока самое страшное не миновало. Когда мы вернулись на следующее утро, – он сжимает ее пальцы, – их обоих уже не было.
Я делаю вдох, пытаясь успокоиться. Уилл сказал: «Я всегда считал это странным. Зачем кому-то заходить в море в разгар шторма?»
– Никто из вас не думал, что Роберт – или Лорн – могли быть убиты?
Атмосфера мгновенно меняется, и мне хочется забрать вопрос обратно. Но как еще я могу двигаться дальше? Как я вообще могу начать что-то доказывать, если не могу задать этот вопрос? Или получить ответ?
– Нет, мы так не думали, – говорит Джиллиан, ее щеки розовеют. – Ты уже знаешь, что нет. И не надо. Их забрало море.
Чарли выпрямляется, звучно хлопнув себя по коленям.
– Она спрашивает, потому что должна. Это то, за что уцепились газеты, когда она была ребенком, – за ее слова о том, что Эндрю был убит.
Я бросаю на него полный признательности взгляд, но он не замечает этого.
– Если кто-то хотел это сделать, – говорит Брюс; в отличие от жены, его лицо не краснеет, оно холодно и спокойно, – убить маленького беззащитного мальчика или озлобленного молодого человека – они выбрали для этого черную страшную ночь. С таким же успехом они могли бы утонуть сами.
– Но почему вы уверены, что Роберт и Лорн утонули? – спрашиваю я. – Или что они вообще заходили в море? Уилл сказал, что их тела так и не нашли.
– Если приливы и течения в норме, тело может выбросить на берег дальше к северу на Льюисе, – объясняет Джимми с бесстрастным выражением лица. – На Скалистом пляже в Валтосе за многие годы было несколько таких случаев. Но чаще всего во время штормов или сильного моря тела уносит на глубину, и больше их никто не видит. – Он пожимает плечами. – Разве что они попадают в рыбацкую сеть.
– Мы нашли лодочку Лорна через несколько дней после того, как это случилось, – говорит Чарли, прислонившись плечом к каминной полке. – На другом берегу. Ее выбросило на Холлоу-Бич.
– А Роберт? Кто-нибудь видел, как он входил в море?
– Мой муж, Кенни, – отвечает Айла, глядя на свои ладони. – Когда «Единство» не вело промысел, он работал на судах по добыче креветок возле Харнаха. В тот день Кенни вернулся позже обычного; мы с Мойрой только что обнаружили, что Лорн пропал, и пытались что-то сделать. Я пробовала дозвониться в полицию, но телефоны не работали, а Кенни даже не мог связаться с береговой охраной по рации на катере. Он вывел нашего колли и дал ему понюхать шапку Лорна. Но было слишком темно, слишком ветрено… – Она вздыхает. – Позже он сказал, что видел человека, заходящего в море на Большом пляже, но, когда ему удалось туда спуститься, там уже никого и ничего не было. Шторм к тому времени настолько разбушевался, что он уже не был уверен, что ему это не привиделось.
– Роберт сказал жене, что идет проверить овец, – дополняет Брюс. – Она подняла тревогу только после того, как он отсутствовал несколько часов.
– Но зачем он полез в море? – спрашиваю я. – Кенни видел кого-нибудь еще? Могу я его спросить?
– Тебе придется потрудиться, – говорит Брюс. – Он скончался.
– Геморрой у тебя скончался, – огрызается Айла; ее маленькие, широко расставленные глаза становятся почти черными. – Мой муж умер. Он умер.
Чарли бросает на меня укоризненный взгляд, который я стараюсь не замечать.
– А у тебя геморрой все еще есть, да? – ехидничает Джимми. – Тогда тебе нужно к какому-нибудь чертову врачу. – Когда он подмигивает Айле и одаривает ее удивительно обаятельной ухмылкой, ее плечи расслабляются, и она сдержанно выдыхает.
– Кенни сказал, что тот человек бежал бегом, – говорит она в конце концов. – Позже он подумал – мы все подумали, – что Роберт бросился спасать Лорна. Мы так и сообщили Мэри и полиции. Кенни больше никого не видел, так он мне сказал. И кем бы Роберт ни был, он не был человеком, способным покончить с собой. Только не таким способом. Если б вы видели море в тот день… – Она вздрагивает, и ее голос становится менее напряженным. – Никакое отчаяние не довело бы человека до такого.
Она ловит взгляд Чарли, и я замечаю, как тот почти незаметно качает головой.
– Что? – Мое сердцебиение учащается. – Чарли?
Он хмурится.
– Ничего. Некоторые люди говорили…
– Алек говорил, – хмыкает Джиллиан.
– Что у нас… на острове завелась какая-то беда. Проклятие, – говорит Чарли. – На раскопках… нашли несколько мумифицированных тел и выкопали их. Глупая суеверная чепуха, но…
– Что за беда?
Чарли снова качает головой.
– Погода в тот год была плохая. Кормовые культуры не уродились. Сезон бурь наступил поздно, но когда он наступил… – Он откашливается. – За несколько недель до смерти Роберта и Лорна мы потеряли нескольких овец.
– Они заблудились?
Атмосфера в гостиной Айлы снова меняется – она кажется мрачной и гнетущей. Я понимаю, что никто ни на кого не смотрит.
– Они были убиты, – говорит Чарли.
– Убиты?
– Такое случается. На овец могут напасть собаки или хорьки, даже дикие кошки. А гебридцы – гораздо более мелкая порода, чем шотландские черномордые. – Но в его голосе нет убежденности. Я думаю о коричневых стержнях перьев, о черных глазницах, глубоких, овальных и пустых…
– Это было черное время, как сказала Джиллиан, – произносит Брюс; плечи у него так же напряжены, как у Чарли. – Страсти накалились. Люди на взводе, отношения натянутые… А люди во всем мире склонны к суевериям, когда значительная часть их средств к существованию, их жизнь, их выживание зависит от случайности. – Его губы сжимаются в тонкую линию. – Всем нужно кого-то… что-то… обвинить. И Алек – не только Алек – винил в первую очередь Роберта, а во вторую – раскопки.
– Это было похоже на проклятие, – соглашаюсь я, думая о фразе Феми: «Этот остров – очаг человеческих жертвоприношений, необычных погребальных обрядов». Я не могу избавиться от образа составного мумифицированного тела, сидящего во главе обеденного стола.
Дождь усиливается. В наступившей тишине я слышу, как он барабанит по окнам гостиной и деревянной входной двери.
Наконец Джаз кивает, его лицо не выражает ничего.