шиадара. Я вспоминаю его слова: «Какого черта ты спрашиваешь меня, кто из нас был в Сторноуэе, если не думаешь, что кто-то здесь убил его?»
А вдруг это правда – что тогда? Что, если кто-то действительно убил Роберта? И что, если этот «кто-то» все еще здесь? Наблюдает за тем, как я брожу туда-сюда со своей ложью и неуклюжими вопросами. Преследует меня по ночам и оставляет странных мертвых ворон на моем пороге. Это не фантазия. Это не проекция или чрезмерная реакция. Это даже не попытка впихнуть квадратный колышек в круглое отверстие.
Это вовсе не невозможно.
Я медленно вожу фонариком по темному, непроницаемому входу в Долину Призраков. И снова вздрагиваю. «Будьте осторожны в своих желаниях». Потому что это вовсе не невозможно.
Глава 11
Роберт
Я направляюсь в магазин, когда слышу, как Чарли выкрикивает мое имя. Кажется, он выкрикивает его уже давно; когда я оборачиваюсь, он стоит на дороге, сложив ладони рупором вокруг рта. Иногда мне кажется, что Роберт – это то имя, которое мне дали при крещении: я не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь был кем-то другим. А в другие дни я совершенно забываю, что я – это он.
Я устал до чертиков. Еще нет пяти часов, а уже сумерки. Через неделю наступит декабрь, и мне придется задуматься о том, как загнать овец в сарай или хотя бы на огражденную территорию. А поскольку ячменя и кормового овса почти нет, придется еще больше урезать порции зимнего корма.
Чарли улыбается мне так, словно мы с ним приятельствуем всю жизнь.
– Я увидел, как ты идешь мимо. У меня как раз собралась небольшая посиделка, и я подумал: может, теперь ты захочешь выпить по кружке?
Прошло несколько недель с той встречи в «Ам Блар Мор», когда я в последний раз отклонил его предложение выпить. И причиной этому была единственно его вечная улыбка, его чертово дружелюбие. Я не считаю Чарли плохим парнем, но не могу его понять; я совершенно на него не похож. И не хочу, чтобы Мэри это осознала. Осознала, какого мужчину она могла бы выбрать вместо меня – веселого, непробиваемого, легкого.
– Да, – отвечаю я. – Может, и захочу.
Чарли удивленно смотрит на меня, но быстро приходит в себя и с ухмылкой поворачивает обратно к воротам. Он устраивает посиделки не в доме, а в большом черном сарае на краю его участка. Много раз я проходил мимо, видя в окнах золотистый свет и слыша громкий смех. Сегодня здесь тихо – скорее всего, из-за того, что время еще раннее. Но по мере того как мы подходим ближе, я слышу голоса и жалею, что сказал «да».
– Смотрите, кого я нашел на дороге, – объявляет Чарли, открывая дверь. Над перемычкой висит вырезанная из дерева табличка: «По́хан Чарли»[22].
– Закрой дверь, парень, – говорит Том Стюарт. – Эта чертова сырость.
Сарай на удивление просторный. В одном углу потрескивает и сияет огнем жаровня, испуская волны тепла. Плетеные мягкие кресла расставлены по кругу возле большого деревянного стола, уставленного пинтовыми кружками, между которыми разложены карты и фишки. Вокруг него сидят Том, Джимми, Алек и Брюс.
– Привет, Роберт, – произносит Джимми, поворачиваясь, чтобы пожать мне руку.
– Подтаскивай стул, – говорит Брюс. – Рад тебя видеть.
– Не спугни его, – смеется Чарли, а потом неубедительно делает вид, будто просто кашляет.
– Что за игра? – Я киваю в сторону стола.
– Техасский холдем, – отвечает Том; его рукава закатаны выше худых локтей, обнажая самопальные татуировки READY и RFC[23], сделанные уже выцветшей синей краской. – Но Джимми – прирожденный шулер.
– Это была ошибка сдающего! – кричит Джимми, но при этом ухмыляется. – Господи, да все это видели. Сдающий ошибся, а значит, положен штраф. – Он откидывается на спинку кресла. – Это твои правила, парень.
– Жулик.
– Вот. – Чарли протягивает мне пинту золотисто-красного пива. – Домашнее, но после первых пяти кружек вкус не так уж плох.
– Спасибо. – Я собираюсь сесть на пустой стул, но Джимми поднимает ладонь и встает.
– Доиграй мою партию, а я пошел. – Он протягивает мне свои карты. – Выигрыш поделим пополам.
– Мечтай-мечтай, – фыркает Алек.
– Еще только шестой час, – возражает Чарли. – Хватит нам и того, что Кенни не пришел из-за какой-то дурацкой простуды. А у тебя какое оправдание?
Джимми ухмыляется.
– У меня свидание с горячей цыпочкой из Бревига. – Он натягивает дождевик и хлопает меня по плечу, наклоняясь к моему уху: – Если поднимать ставки больше одного раза подряд, большинство из них сдуются, как дешевые резиновые баллоны. – А затем исчезает за дверью, впустив порыв холодного ветра.
– Любовь – дело молодое, да? – Том качает головой, и его смех приобретает неприятные нотки. – Конечно, ты, Роберт, знаешь об этом все – с такой-то красивой женой, как у тебя, а?
Сейчас я знаю Тома Стюарта не больше, чем девять месяцев назад, когда я только приехал на остров, и в основном не знаю потому, что сам не хотел с ним знакомиться. Ему всего двадцать лет, но он напоминает мне стариков, которые мотались по всем островам в поисках работы: бывших шкиперов, чей корабль отняло либо море, либо банк – или «черных копателей», которых застукали за незаконными работами и отобрали лицензию. Они ждали на причале в Нэ-Бай, когда туда сходили экипажи судов из Ардшиадара и Эйниша, и всякий раз, когда мой отец их отчитывал за безделье, они смотрели на него голодными блестящими глазами и с точно такой же притворно-дружелюбной улыбкой. Может, я и не понимаю таких людей, как Чарли, но таких, как Том Стюарт, понимаю очень хорошо.
– Ладно, Роберт, – говорит Чарли. – Я сдаю. Том открыл игру с минимальной ставкой в два фунта. Сколько будем ставить?
На руках у Джимми дерьмо: туз треф и девятка червей против короля, тройки и пятерки пик на флопе.
– Я повышаю. Два фунта.
– Пропускаю. – Брюс хмурится, бросая монеты в кучу. – Как поживают овцематки?
– Хорошо, – отвечаю я. – Отлично.
Но я не знаю, правда ли это. Ветеринар приедет из Лангавата только через две недели, и лишь тогда я буду знать, сколько ягнят ожидать в марте. Матки выглядят усталыми и вялыми, но, возможно, так бывает, когда они беременны. С тех пор как Брюс почти месяц назад помог мне со спариванием, я оказался на новой грани, которая кажется слишком хрупкой. Все зависит от того, насколько хорошо пройдет сезон ягнения. Я не хочу говорить Мэри, как все плохо – как плохо все может стать, – хотя она точно так же, как и я, может проверить банковский баланс. И я сомневаюсь, что она сочтет разумным повышать ставки на дерьмовой карте в покере.
– Послушай, – говорю я. – Я хотел занести тебе бутылку…
Брюс поднимает мозолистую руку.
– Не волнуйся. Рад был помочь. – Но при этом он смотрит в сторону, словно не желая встречаться с моим взглядом.
– Островная жизнь, да, Роберт? – спрашивает Том, бросая на меня хитрый, испытующий взгляд, который, по его мнению, свидетельствует о житейской мудрости. – Неплохая перемена по сравнению с жизнью в городе, я уверен.
Как будто я не живу здесь уже почти год; как будто он не знает, что я по рождению такой же житель Западных островов, как и он.
– Том как раз говорил нам, что заявка в Земельный фонд вот-вот будет готова, – говорит Чарли. – Ты уже видел ее, Роберт?
– Нет, – отвечаю я, и мое настроение еще больше портится от того, что меня в очередной раз исключили из местных дел. Когда я бросаю взгляд на Тома, тот слишком напряженно смотрит на Чарли, чтобы заметить это. – Я был бы рад помочь.
– У семи нянек дитя без глазу, – в конце концов говорит Том с холодной улыбкой.
Алек фыркает.
– И, наверное, лучше подать ее, пока Юэн не передумал.
Брюс пожимает плечами.
– Он продал Клох-Ду «Исторической Шотландии» тридцать лет назад.
– Да, конечно. – Алек ухмыляется Тому. Они просто неразлучны. Всегда сидят у барной стойки в «Ам Блар Мор», сдвинув головы, и злобно смотрят на всех, кто приближается. – Готов поспорить, что они дали ему цену получше, чем он получит от нас или от правительства.
– Он получит больше, чем заслуживает, – хмуро говорит Том, допивая пиво. – Мы играем эту партию или как?
Я повышаю ставку на открытии четвертой карты, потом пятой, пока в игре не остаемся только мы с Томом. Он ухмыляется, показывая крепкие зубы, и сдвигает на переносицу огромные очки.
– Две пары, короли и тройки.
Я кладу свои карты.
– Три девятки и король, туз старший.
Проклятия Тома заглушают смех Брюса. А Чарли громко свистит и начинает разливать виски по кружкам.
– Знаешь… – говорит Алек, бросая на меня взгляд, который сразу же заставляет меня насторожиться. – Если тебе интересно, мы с Томом раз в месяц устраиваем серьезную игру для нескольких парней в Урбосте. Можешь присоединиться к нам.
– Да. Может быть, – отвечаю я после паузы.
Потому что – вне зависимости от того, даст ли Земельный фонд скидку или нет, нравится ли мне игра в покер или нет, – Мэри наверняка убьет меня, если я хотя бы не притворюсь, будто мне это интересно. Хотя я не намерен ни с кем играть в карты всерьез. Тем более с Алеком и Томом. Я и так уже слишком многим рискнул.
Я не ухожу. У меня достаточно шансов уйти, пока остальные один за другим натягивают плащи и расходятся по домам. Но к десяти вечера я все еще здесь, сижу за столом Чарли, пью его виски и домашнее пиво. Чарли не делает никаких замечаний по этому поводу, даже когда мы остаемся последними. Только подбрасывает в печь побольше торфа и садится обратно.
– Мне пора домой, – говорю я, чувствуя себя неуютно во внезапно наступившей тишине и испытывая странную потребность остаться.
– Еще рано. Мэри не будет возражать, я уверен, – отзывается Чарли, наливая нам обоим еще виски. – Ты работаешь за двоих, Роберт.
В обычной ситуации я бы вздрогнул; я усмотрел бы в его словах какое-то оскорбление, заподозрил самодовольную издевку за его улыбкой. Но сегодня я вижу все как есть и, возможно, даже то, каков он есть. Нет ни оскорблений, ни насмешек. Возможно, их никогда и не было.