Он произносит последнее слово, когда я стягиваю с него куртку через голову, прихватив заодно и джемпер. Когда перехожу к пряжке его ремня, он громко смеется и притягивает меня к себе крепче, чем раньше. Так крепко, что на какое-то мгновение я теряю способность дышать.
– Господи, Мэгги, – говорит он мне в губы. – Если тебя возбуждает eau de ewe[34], то с этого момента я буду гораздо больше наслаждаться днями, проведенными в поле.
Я откидываюсь назад и смеюсь – возможно, впервые за долгое время смеюсь по-настоящему. Обхватываю ладонями его красивое, теплое лицо. Мне жарко, я чувствую себя бодрой и живой. И инстинктивно понимаю, что все это не плохо. Все это не страшно. Все это – не предвестник приступа мании, бреда или психоза. Все это – не дурная надежда.
– Я собираюсь помочь Чарли с заготовкой торфа.
Глаза Уилла расширяются.
– Ты уверена? Это тяжелая работа.
Я прижимаюсь к нему, чувствуя, как в моем животе отдается его смех.
– Думаешь, такая городская девушка, как я, не справится?
Он улыбается, прижимается своим лбом к моему.
– Я думаю, что ты можешь все.
Я целую его еще раз, яростно и быстро.
– Я не хочу возвращаться.
Улыбка Уилла исчезает, и он замирает.
Мое сердце начинает биться еще сильнее.
– Я могу работать по найму. Когда закончатся мамины деньги. Я хочу остаться. Здесь. С тобой.
Потому что, какой бы ни была правда, стоящая за уродливой судьбой Роберта, она не будет моей.
– Если ты захочешь, конечно. Потому что я все еще слишком боюсь быть счастливой.
– Если я захочу? – Уилл качает головой, выражение его лица вдруг становится таким суровым, что я с тревогой думаю, не поняла ли я все это совершенно неправильно. – Мэгги… Каждый день я трачу все свои силы на то, чтобы не просить тебя остаться.
Я прижимаю ладонь к его груди, где колотится его сердце – сильнее, чем мое.
– Я тоже буду для тебя хорошей. – Мои глаза щиплет от слез. – Обещаю.
Вся суровость растворяется в одной из его медленных, непринужденных улыбок.
– Я люблю тебя, Мэгги Маккей.
И хотя он говорит это не в первый раз, я впервые позволяю себе в это поверить.
– Я люблю тебя, Уилл Моррисон. – И впервые отвечаю ему тем же.
Глава 24
Месяц спустя, в первый день заготовки торфа, рассвет ясный и солнечный. Я иду по направлению к Блармору без Уилла; торфяники Моррисонов тянутся в сторону Особняка и Большого пляжа. Болота по обе стороны от Гробовой дороги уже заполнены десятками смутно различимых в отдалении фигур, которые наклоняются и выпрямляются, перекрикиваясь в утренней тишине. Весь Килмери полон народа и движения, и, хотя это кажется странным и новым, это также хорошо, волнительно.
Я замечаю Чарли по другую сторону дороги от церкви, Келли рядом с ним, и они оба машут мне руками. Даже церковь сегодня кажется светлее; ее пустые окна и покрытые лишайником пристройки смотрятся не столько угрожающими, сколько усталыми. Во многом это связано с двумя фигурами из папье-маше в человеческий рост, прислоненными к главной двери: обе розоволицые и краснощекие, в килтах, непромокаемых плащах и беретах с помпоном. Одна держит пару волынок, другая – аккордеон.
Болото под моими ботинками на удивление твердое. Я добираюсь до Келли и Чарли меньше чем за минуту и понимаю, что Мико тоже здесь – сидит на корточках в узкой канаве и уже вся в грязи.
– Мы собирались отправить за тобой поисковую группу, правда, Келли? – говорит Чарли.
– Ага. – Та ухмыляется, вытирая лоб рукавом рубашки.
За последний месяц я виделась с Чарли множество раз, но ни разу не спросила его, почему он солгал мне насчет Роберта, – ведь тот назвал ему свое полное имя и поведал о том, что, по его мнению, он сделал в Ардшиадаре. Люди лгут по разным причинам, и не все из них плохие. И большинство из них не имеют никакого отношения к тому, кому они лгут. Чарли так многое мне подарил… Несколько месяцев назад этого было недостаточно. А теперь – да.
– Извините, но это самое раннее время, когда я проснулась за последние несколько недель, – отвечаю я. – Привет, Мико. Как дела?
– Хорошо, – отзывается она, хотя ее улыбка немного тускнеет. – Сезон на раскопках почти закончился, и большинство студентов вернулись в Глазго. Феми и еще несколько человек остались, чтобы прикрыть траншеи и подготовить оборудование к отправке, – вот я и подумала, что смогу быть полезной здесь.
Это значит, что ни на южном хребте, ни в первоначальном кургане не было найдено ничего из того, на что она надеялась.
– Мне жаль.
Мико пожимает плечами и улыбается мне.
– Это археология. Летом мы отправимся на Северный Рональдсей; может, там нам повезет больше…
– Привет, Мэгги! – кричит Донни с соседнего торфяника, который уже изрядно раскопан. С тех пор как Уилл сказал ему, что я остаюсь, отношение Донни ко мне настолько потеплело, что мы даже выпивали вместе в «Ам Блар Мор», когда Уилла не было рядом.
Брюс – один из тех, кто копает торф. Он оглядывается и машет рукой, прежде чем отрезать квадратную плиту размером в фут, которую Джиллиан подбирает и бросает сыну, а тот складывает ее на уже заваленную такими же плитами насыпь над траншеей.
– Делай то же, что и Донни, – говорит мне Чарли, помогая спуститься. – Я буду резать, Келли – бросать, а ты поможешь доктору Окицу укладывать.
– Да, сэр.
– Когда ты дашь мне поработать лопатой, Чарли? – говорит Келли.
– Лопатой? – рычит Чарли. – Это тарашгир, как тебе хорошо известно. Он принадлежал моему отцу, и его отцу, и его отцу до него, как и этот торфяник. – Наклоняется вперед и погружает стальное лезвие глубоко в темный слой торфа. – И если ты думаешь, будто у тебя что-то получится, то тебя ждет еще одно неприятное открытие.
– Для чего они? – спрашиваю я, указывая на две фигурки из папье-маше перед церковью.
– Это Шуг и Хэмиш, – говорит Келли, протягивая руки вниз, чтобы поднять толстый кусок торфа, по цвету и консистенции напоминающий шоколадную помадку. – Их ставят здесь каждый раз, когда собирают торф.
Чарли смотрит на семейство Маккензи.
– Мэгги хочет знать, для чего они нужны! – кричит он, показывая большим пальцем в сторону церкви. Смех соседей громким эхом разносится по болоту, зажатому среди крутых и каменистых предгорий Бен-Уайвиса.
– Хорошо, – говорю я, забирая у Келли торфяную плиту. Она на удивление тяжелая и пахнет старыми мокрыми листьями. К тому времени как я бросаю ее на край насыпи, мои руки и кисти покрываются слоем густой коричневой грязи. – Но для чего они все-таки нужны?
Чарли с суровым выражением лица направляется ко мне через траншею.
– Ты пришла помогать или просто задавать глупые вопросы? – интересуется он и протягивает мне пару резиновых перчаток длиной до локтя.
– Эй, – кричит Келли. – Как так получилось, что у нее есть перчатки?
Маклауд вкладывает их мне в руки, на краткое мгновение сжимая мои пальцы. Его улыбка столь же коротка.
– Спасибо, что ты здесь, Мэгги, – бормочет он так тихо, что я едва его слышу.
Более пяти часов мы копаем, режем, бросаем и складываем. Мы с Мико копируем приемы Донни, заполняя верх канавы одним слоем срезанного торфа, а затем укладывая следующий по диагонали к краю насыпи, так что получается зубчатая кайма – как хребет дракона. Как только Маккензи заканчивают, они приходят нам помочь, и в итоге Чарли и Брюс нарезают столько, что нам приходится выбрасывать последние плиты за край насыпи.
Наконец Маклауд вытирает испачканное торфом лезвие своего тарашгира о вереск.
– Хороший денек выдался!
– В паб! – восклицает Келли, когда Донни помогает ей выбраться из траншеи.
У меня все болит. Я чувствую себя невероятно грязной. Послеполуденный ветерок остужает пот на моей коже, вызывая зуд. Я снимаю перчатки, которые дал мне Чарли, а потом Донни протягивает руку, чтобы помочь вылезти и мне.
– Спасибо, – говорю я. – Пойду приму душ, увидимся там.
– Душ запрещен, – возражает Келли, взяв меня под руку и пожимая плечами. – Прямо из канавы на вечеринку, таковы правила.
– А почему вечеринка именно сегодня? – Я оглядываюсь на штабеля торфа. – Мы ведь еще не закончили?
– Нет, – говорит Джиллиан. На ее лице от линии волос до подбородка красуется густой коричневый мазок грязи. – Но нужно несколько недель, чтобы торф достаточно высох и его можно было собирать и укладывать обратно. А для некоторых людей, прибывших помочь, это первый приезд сюда за год.
– Окончательный сбор торфа – это совсем другой праздник, – говорит Донни, прежде чем одарить меня еще одной своей ухмылкой, озорной и круглощекой. – Таким образом, у нас их получается два.
– К тому же завтра тебе будет чертовски больно передвигаться, – добавляет Брюс, подмигивая мне. – И единственное, что может тебе помочь, – это уйма виски.
В пабе остались свободны только стоячие места. Я никогда не видела его таким многолюдным. Я узнаю́ гораздо меньше лиц, чем обычно, и предполагаю, что бо́льшая часть жителей Урбоста и их обширные семейства тоже здесь. Все выглядят так же, как и я, – потные, усталые и грязные, – а в зале пахнет торфяным болотом.
– Большой бокал белого вина, да? – спрашивает меня Чарли, неодобрительно скривив губы.
– Спасибо, Чарли.
– Ага. – Он кивает в сторону бильярдного стола. – Твой мужчина там.
Когда Уилл замечает меня, он машет мне рукой и сексуально ухмыляется, а я улыбаюсь в ответ, даже не заботясь о том, что выгляжу, вероятно, еще хуже, чем себя чувствую.
– Я помогу Чарли, – с улыбкой говорит Мико.
– Черт! – выдыхает Келли, хватая меня за локоть. – Там Дэвид Кэмпбелл! Теперь, когда ты поймала единственного подходящего холостяка на всем острове, он – мой последний вариант. Пойдем. – Она уже тянет меня за собой. – Он такой горячий мужчина! Впервые за бог знает сколько времени он вернулся, и ты только посмотри, в каком я ужасном виде!