– Что вы делаете?
– Господи! – восклицаем мы с Уиллом в один голос, отшатываясь от стены и друг от друга.
– Попались на горяченьком. – Келли ехидно ухмыляется, перекидывая через плечо барное полотенце. – Ну, выкладывай; ты должна немедленно рассказать мне все.
Чувствуя нечто среднее между смущением и желанием оправдаться, я протягиваю фотографию улыбающихся людей в непромокаемых плащах, стоящих под баннером «Фестиваль виски в Сторноуэе 1994 года».
– Все, кто изображен на этой фотографии, были в Сторноуэе в ночь шторма – в ночь, когда погибли Роберт и Лорн. Так что…
Улыбка Келли исчезает.
– Черт, Мэгги…
– Мне нужно что-то сделать. Мне просто нужно что-то сделать. – Я снова протягиваю фотографию, но она не берет ее. – Ты кого-нибудь узнаёшь?
Мэгги хмурится, качает головой, но я замечаю, что она почти не смотрит на фото.
– Почему бы тебе не спросить у Чарли?
– Он отказывается говорить, – объясняет Уилл.
– Я не могу спросить об этой фотографии никого в Бларморе, не объясняя причин. Но когда я в последний раз была в городской ратуше в Сторноуэе, мне сказали, что там работает человек из Урбоста, который знал всех в те времена.
Меня охватывает беспокойное чувство спешки; ощущение, что если я хоть на мгновение остановлюсь, то будет слишком поздно, чтобы докопаться до истины.
Келли разводит руками в стороны.
– Ладно. Я отвезу тебя.
– Что?
– Джаз может одолжить мне свой дурацкий тягач. – Она улыбается совсем не так, как обычно. – Мне все равно нужно с тобой поговорить. Нужно кое-что тебе сказать.
Келли ведет машину быстро. «Рейнджровер» с ревом проносится мимо плоских и унылых внутренних болот, все еще золотистых, все еще пустых, все еще наполненных свистом ветра.
– Ты ведь никому не расскажешь об этом, Келли?
– Конечно, нет.
– Кто-то же должен был убить Лорна, верно? Я думала, что Роберт узнал, кто именно, и поэтому был убит, но что, если это сделал сам Роберт? И что, если кто-то видел его? Я имею в виду, боже, если Алек видел его… – Я вспоминаю его пылающие черные глаза. И слова Шины: «Ты здесь не в безопасности». – А может, муж Айлы, Кенни Кэмпбелл, убил Лорна? То, что он умер несколькими неделями позже, – это ведь совпадение, верно? Может, он убил их обоих, и чувство вины оказалось слишком сильным для него? Или как насчет Джимми? Я имею в виду…
Келли резко, с визгом тормозов, останавливает «Рейнджровер» на пустом Т-образном перекрестке, и я замолкаю. Стараюсь не обращать внимания на внезапную панику, вызванную моим чрезмерным волнением, на чувство спешки, которое все еще бурлит в моей груди.
– Извини. Это было перебором.
Келли поворачивается и смотрит на меня, на мои горящие щеки.
– Я понимаю. Желание знать. Потребность знать. Я понимаю. – Она качает головой. – Боже, просто… все вдруг сделалось таким странным, правда? Я постоянно смотрю на Фрейзера и думаю о бедном мальчике, который все эти годы лежал там один, даже без надгробия, не считая надписи на монументе над Лонг-Страйдом, и это просто… Господи, единственное, на что здесь всегда можно положиться, так это на то, что ничего никогда не случается. Раньше я думала, что это плохо.
Она включает «дворники», когда начинается сильный и стремительный дождь, а низкая облачность застилает болотистую местность мечущимися тенями.
– Полиция приехала в Норт-Уист, чтобы поговорить с мамой и папой, – сообщает она, и голос внезапно меняется, перестает быть похожим на ее обычную манеру речи. – Мама сказала, что следствие ведет подразделение по расследованию тяжких преступлений из Инвернесса.
Я закрываю глаза, заставляя себя не говорить больше ничего, не спрашивать ее о том, что полиция разговаривала с ее родителями.
– А я болтаю о подозреваемых, как будто считаю себя Эркюлем Пуаро, – вздыхаю я вместо этого. – Я бесчувственная дрянь. Извини.
– Не хочу тебя огорчать, но ты больше похожа на мисс Марпл, – говорит Келли с улыбкой, но голос у нее по-прежнему ровный.
Я смотрю на нее, пока позади нас не появляется машина, мигающая фарами, а потом наш «Рейнджровер» резко стартует с места, пролетает перекресток и выезжает на дорогу в Сторноуэй.
Бобби Рэнкину за шестьдесят. Высокий и худой, он стоит в дверях офиса сутулясь – похоже, это привычка – и смотрит на нас усталыми серыми глазами.
– Да, Мердо рассказывал мне о вас. Про вашу книгу о смертельном случае на Килмери в девяносто четвертом году. – Он обходит стол и садится, морщась. – Чем я могу вам помочь?
– Я просто хотела узнать… – Достаю из сумки фотографию; ее рамка слишком громко стучит о стол, когда я кладу ее. – Мистер Блэк не смог всех опознать и подумал, что вы могли бы это сделать.
– А… Та самая знаменитая фотография. – Он берет ее в руки. – Она в плохом состоянии. Давайте посмотрим. – Подносит фотографию к глазам, щурится пару секунд, а затем отодвигает ее на несколько дюймов.
– Мистер Блэк решил, что те, кто впереди, – это Джимми Стратерс, Чарли Маклауд и, возможно, Брюс Маккензи…
– Да. – Бобби Рэнкин кивает. – Думаю, он прав. А за ними – Макдональды, Алек и Фиона.
– Никого слева на фотографии он не узнал.
– Не могу его винить. От них мало что осталось, не так ли? – Он щурится еще несколько секунд, прежде чем положить фотографию обратно на стол. Указывает на мужчину и женщину на самом левом краю снимка. – Боюсь, я не могу сказать, кто они, но за ними стоит Юэн Моррисон. Определенно.
– Спасибо. – Я необъяснимо разочарована. В основном потому, что не знаю, чем это поможет. Или даже чем это могло бы, по моему мнению, помочь. Я засовываю фотографию обратно в сумку, встаю и протягиваю ему руку для пожатия. Но не успевает Рэнкин отпустить мою ладонь, как резко качает головой и возвращается за стол.
– Подождите минутку. Могу я взглянуть еще раз?
Я протягиваю ему фотографию, и он смотрит на нее, наверное, целую минуту.
– Боюсь, кто-то неправильно вас информировал.
– Неправильно информировал в чем? – В его уверенности есть нечто такое, от чего мой пульс учащается.
– Эта фотография не могла быть сделана в день фестиваля.
Я замираю.
– Почему?
Рэнкин протягивает мне фотографию.
– Видите рыбацкое судно, пришвартованное позади них? CY415? Это был скаллопер[35] из Каслбэя. Он принадлежал Малькольму Синклеру. Его брат, Алан, управлял катером по ловле креветок из Сторноуэя, и этот катер затонул во время шторма в субботу, девятого апреля, за Нессом. В день фестиваля. Береговая охрана сумела спасти экипаж, но Алан не дожил до больницы. Малькольм приехал из Барры в понедельник, чтобы зарегистрировать смерть брата.
– В понедельник?
Рэнкин кивает.
– Я сам регистрировал смерть. – Он показывает на фотографию. – Это судно прибыло в гавань только в понедельник, одиннадцатого апреля.
Я опускаю взгляд на фотографию, как будто собираюсь возразить, придумать какой-нибудь контраргумент.
Рэнкин пожимает плечами.
– Может, они решили задержаться на несколько дней, переждать шторм… Так поступили многие. Эти транспаранты обычно держатся не меньше недели. – Он улыбается. – В конце концов, чтобы насладиться виски, не обязательно проводить фестиваль.
Только вот Чарли сказал мне, что на следующее утро после шторма все они отправились обратно на Килмери…
На улице еще только начало вечера, но паромный терминал полностью залит светом, а широкий изгиб гавани, как и пристань для парусных судов за ее пределами, усеяны огнями рыбацких катеров и яхт, пирсов и понтонов. Я прохожу мимо пабов, кафе и отелей, выкрашенных в яркие цвета: белый, желтый и голубой; окна их сияют золотом. Небо над головой зловеще темнеет, ветер обдает лицо холодом и сыростью.
Я чувствую оцепенение. Я чувствую растерянность. Я снова начинаю бояться. Потому что если Чарли солгал – а я не знаю, чем еще это может быть, кроме лжи, – то это может означать только одно из двух. Первое – Бобби Рэнкин прав: эти люди приехали на фестиваль и остались по крайней мере на два дня после шторма. Но Лорн погиб в субботу, в день фестиваля; конечно, не может быть, чтобы Алеку и Фионе Макдональд еще два дня не сообщали, что их сын пропал. Я достаю фоторамку и размазываю дождевую воду по стеклу, еще больше размывая эти лица. Остается только вторая возможность. Возможно, восемь человек на этой фотографии вообще не были здесь, в Сторноуэе, в ночь шторма. Они были на Килмери. И приехали сюда через несколько дней после смерти Роберта и Лорна – и позировали для снимка, чтобы сфабриковать фальшивку. Чтобы все, как и я, решили, будто они единственные, у кого есть верное и надежное алиби. Я смотрю на их расслабленные и спокойные лица. Такие лица у всех, кроме Алека и Фионы, которые, словно застывшие и неулыбчивые восковые фигуры, стоят позади остальных. А потом смотрю на Чарли, размахивающего стаканом с виски и ухмыляющегося из-под своего неоново-желтого капюшона. «Я не сказал тебе правду, Мэгги. Я знаю, кто убил Роберта».
Я была права. Все это время он кого-то защищал.
Все они защищали.
И я понятия не имею кого. Или почему.
Глава 28
Роберт
Овцы исчезли. Все до единой.
Когда я только обнаружил, что дверь сарая распахнута, я скорее разозлился, чем обеспокоился. Предположил, что сам виноват. Что я был невнимателен. Потому что в последнее время я не могу спать. И слишком много пью по ночам, чтобы уснуть. Пытаюсь спрятаться в выпивке от бурь, которые теперь всегда на горизонте. От мрачного настроения Мэри. А иногда – от того, как она смотрит на меня, с каким-то усталым и отстраненным любопытством. Как будто я букашка на предметном стекле, объект для препарирования и изучения. Как будто она забыла, что я все еще ее муж.
Сразу после рассвета я поехал в сторону деревни искать овец, а потом мимо Баг-Фасах и Лох-Тана. Даже спустился к Бен-Донн и Урбосту. На