– Да я и сам вас не хочу подставлять. Уйду.
– Вот и отлично. Твой путь – это твой путь.
– Послезавтра, – уточнил Саша.
– Да живи до понедельника, – махнул рукой доктор, отводя глаза. – А то еще в дороге температура скакнет, помрешь. Ты все-таки мой пациент.
– Спасибо, но нет. Послезавтра.
– Ну, как знаешь, – тот, судя по всему, был рад, – А все-таки… если честно… куда ты идешь, чего ищешь?
– Есть у меня одна цель. Но я вам не могу сказать, – не получалось у Саши соврать, голова совсем не варила. И правду говорить нельзя. Это было бы слишком.
«Найти того, кто называет себя Уполномоченный. И заставить его заплатить».
– Что, как в книжках? Темных властелинов побеждать и принцесс выручать? – усмехнулся Андреич. – Твое дело. Принцессу-то тебе уже пора. Только не болтай по пути лишнего. Тебе повезло, что не попал в Сатку. Мы − еще нормальные. А знаешь, как говорят у соседей? «С собаки можно снять одну шкуру, а с прохожего – целых три и еще сапоги». Рукавицы, шапку, штаны, тулуп, даже нательное белье – ничем не брезгуют. А тем более вещичками в рюкзаке или мешке. И считают, что правы. Что хорошее дело делают, все в дом, для семьи. Да и труп могут бросить, а могут и в дело пустить.
– Неужели?
– Нет, не думай, я же говорил, мясо ни у нас, ни у них не едят. Людоедство – зашквар, как говорится. Но свиньям или псам притащить замерзшего могут.
– Дичь какая.
– Именно. Дичь. Где-то табличка весит на трассе, что чужие должны за проход платить. Но она маленькая и ее снегом заносит.
Младший вспомнил, как за ним гнались на шоссе. Похоже, то были не случайные преследователи, а охотники на людей. Интересно, сколько и чем надо было заплатить, чтобы избежать побоев?
Пару минут помолчали, каждый, видимо, вспоминая о своем.
– Или все-таки остаться до понедельника надумал?
– Не могу, – ответил парень. – Надо идти дальше.
Куда именно, не сказал. Об этом так же нежелательно говорить, как и о главной цели похода.
Саша почувствовал, что доктор его ответу даже рад.
– Деревня наша почти не контачит с миром. Живем на краю задницы. Я-то немного поездил… а вот остальные верят, что дальше живут мутанты с двумя головами. Но знаешь, что я тебе скажу? В этом довольно много правды. Потому мы и радовались «сахалинцам». Те вроде ничего. За порядок. Жаль, что пока не вышло к ним прикрепиться.
–Значит, надеетесь, что они вернутся?– Я надеюсь. Но вряд ли это будет скоро. Не раньше лета. Если зачем-то надо к ним, то тебе только в Уфу или в Белорецк. Скорее, в Уфу. В Белорецк дороги нормальной нет. Но у нас так далеко никто не ездит. Деревни будут по пути, но не факт, что тебе туда стоит заходить. Везде ситуации разные, могут и в яму посадить, если увидят, что ты не из местных. Разве что Орловка… Там ярмарка небольшая и люди ходят разные. Это километров шестьдесят к западу. Я отмечу тебе на карте. Там живет мой шурин. Дам тебе письмецо. Я давно у него не был… а почты у нас нету. Если скажешь, что от меня... может, подсобит. От них иногда ходят караваны. В Уфу чаще, чем в Белорецк. «Караваны»… это громко сказано. Три-четыре телеги из старых прицепов. Так безопаснее. Я не знаю, как ты шел от Кургана, но у нас в этом году волков много расплодилось. Похоже, к западу от Пояса у них демографический взрыв. А всю свою кормовую базу в лесах серые съели. Еще, судя по приметам, скоро будут лютые холода. А значит, с добычей у них совсем плохо…Будь осторожен… Короче, у шурина дом на южной окраине поселка, двухэтажный, отделан зеленым плоским шифером. Не перепутаешь.
Саша хотел было спросить, не было ли с ордынцами, когда они ехали на запад, людей, которые выглядели бы как пленные… но вовремя вспомнил, что они даже не останавливались. Да и Андреич бы удивился: какой смысл им кого-то везти силой, если люди идут к ним добровольно толпами?
Перед сном вдруг вспомнился временный правитель Сибирской Державы – Бергштейн.
О его последнем часе рассказывали те, кто исполнили мрачный приговор.
«Я хотел спасти наш народ! – причитал он, отодвигаясь к стене. – Вы представляете, с какой силой связались? Пройдет зима, и сюда придет новая армия. И города не будет! Вашими головами украсят заборы. Детей зажарят живьем на ваших глазах. Женщин будут трахать всем скопом! А того, кто останется в живых, будут травить как волков, собаками».
Восставшие слушали его, чтобы посильнее распалиться. А он, бывший регент, а теперь свергнутый предатель, или сошел с ума… или трезво, несмотря на трусость, рассудив, настроился на легкую смерть. Видимо, думал, что разозлит их, и его пристрелят на месте. Или быстро зарежут. Размечтался.
«Это вы их разозлили! Слово «Орда» означает «порядок». Мне рассказывали, там, где они правят… все живут как у Христа за пазухой… А вы взбрыкнули. Они хотели помочь. Провести дороги, электричество. А товары и станки… даже если что-то взяли, то вернули бы в двойном размере!».
«А почему не в тройном? – хмыкнул Пустырник. – Такой большой, а в сказки веришь».
Бывшего временного правителя не стали бить и пытать. То, что ждало его, было страшнее любых пыток. Он совершил нечто худшее, чем те, кто убивал, просто подчиняясь приказам. Он стал предателем. Он пригласил сюда чужаков и сам стал чужаком. И дело не в иностранной фамилии. В Сибири хватает людей, чьи фамилии звучат не совсем по-русски.
Он кричал, пока его связывали, вопил и извивался, когда положили в ящик и опустили аккуратно в яму, заходился в крике, когда на крышку сверху упали первые лопаты земли... А когда яму засыпали и разровняли, только более рыхлая земля указывала на место, где зарыли живьем изменника. Оттуда долго слышались приглушенные звуки, но никто не обращал на них внимания. «Именно так надо поступать с иудами», – сказал тогда Пустырник.
В чем-то и Орда, и сибиряки были солидарны. Они считали: тот, кто продает своих, в сто раз хуже того, кто враг изначально.
С этими мыслями Сашка уснул, так и держа в руке журнал со статьей про самые мощные атомные бомбы.
Проснулся от того, что кто-то скребся за дверью. Нет, шевелил наружный засов! Выходит, кто-то его уже запер. А теперь открывал, стараясь действовать тихо.
Сашка не успел сориентироваться и вооружиться. Пистолета в тайнике не оказалось.
Не сразу, но вспомнил, что перепрятал его. Днем носить оружие с собой было нельзя. Однако на ночь доставал его из тайника за досками и клал под подушку.
Дверь тихонько приоткрылась.
– Тсс. Дяденька. Это мы.
Знакомый двойной силуэт показался в проеме.
Голос звучал страшновато, будто змея шипела.
– Что случилось? – спросил Сашка.
На близняшках было пальто, такое же двойное, как их платья. Младший подумал, что в этот мешок с прорезями даже крупный взрослый бы поместился. А общий вес этого объединенного организма был намного больше, чем его собственный.
– Вставай! Народ у старосты собрался. Про тебя громко говорили. А папа тебя закрыл. Папа твоей смерти не хочет. Он сказал, с тобой просто поговорить надо. Но они идут не говорить. У них топоры. И ружья. Я видела их, они со двора старосты выходят. Я дорогу срезала и бежала, – только сейчас Данилов понял, что она запыхалась, еле дышит. – Они идут медленно. Но скоро будут. Папа с ними. А тетя Света спит. Она на ночь лекарство принимает. Отвар ягод одних.– Ты молодец. Как же… поговорят они, – поморщился Данилов. – Спасибо тебе… вам.
Вторая… Аня… Нюша или как ее там… молчала, но смотрела удивительно разумным взглядом. И Саша подумал, что она умнее, чем выглядит.
Он начал быстро собираться. Пистолет теперь был при нем. Девочки так и стояли на пороге, ближе не подходя.
– А мы смотрели твою книжечку. Ты идешь убивать Дракона? Мы читали про таких людей. Бог будет за тобой смотреть. Ты ему нужен, раз еще живой.
– Надеюсь, – парень уже накидывал куртку, закончив сборы. Слегка ошарашенный.
– И еще… мы место знаем. Там желтые камушки есть. Играли и нашли. Но они тяжелые. Нам не нужны. И тебе тоже. Но кому-то понадобятся. Жадному, хитрому.
– Приз-на-ки, – вдруг очень четко сказала Нюша. – Живут.
– Не признаки, а призраки, дуреха, – ее сестра щелкнула близняшку по лбу. – И не живут, а уже умирают. Старые они. Они не разозлятся.
Няша все еще не могла отдышаться. Она прислонилась к косяку, и казалось, что может упасть. Хотя упасть они могли только вместе, а сестра стояла твердо.
Данилову протянули серую тетрадную страницу в клетку с непонятными значками. Некогда читать, надо быстро обуваться. Он не верил, что какие-то детские глупости могут быть полезны, но спрятал лист в карман.
На Саше снова была только его одежда. Ничего из шмоток доктора он не взял. А все его вещи, постиранные и высушенные, были в рюкзаке. Были и продукты, которые он честно купил у Андреича, расплатившись патронами. И за лечение он тоже плату оставил.
– Спасибо, – Александр был готов, закончив завязывать шнурки. Руки еще чуть тряслись.
Сашка не очень верил, что будет польза от «камушков», даже если они существуют.
А первая девочка – ее же звали Няша? – продолжала:
– Я слушала из-за двери. Папа не так вам сказал. Они прибили дядьку старосту, Ефима Петровича не за то, что воровал. А за то, что на колени не бухнулся, когда приказали. Сначала выпороли кнутом. А он слово сказал нехорошее. Озверели. А новый староста… папа говорит, он «не сахар». А как человек может быть сахаром? Его же нельзя съесть.
Девочка улыбнулась, показав крепкие зубы. Ее сестра скопировала жест, но у нее получилось не мило, а жутковато.
В естественном порыве, чего не делал уже давно, Младший улыбнулся им в ответ. На несколько секунд отвернулся к рюкзаку, а когда повернулся обратно, на пороге никого не было. Только топ-топ по деревянному тротуару, уже далеко, в сторону главного дома, где светилось окошко. Быстро они ходят. Почти как нормальный… обычный человек.
А потом он увидел свое ружье, прислоненное к дверному косяку. Точнее, винтовку СКС, которую сдавал доктору на хранение. Принес