Выстрелил в воздух. Потом еще раз и еще. Из ружья получалось громче, чем из автомата. Сбился со счета, сам чуть не оглох.
И тут подумал, холодея: его наверняка услышали… но ничего по этому поводу не предприняли. Да и зачем он им? Корабль потеряет время и горючее на эти маневры. Подвергнет себя опасности. Стоит ли это делать ради человека на лодке в чужих опасных водах? Вооруженного. Который может быть кем угодно.
Да, так они рассудили. Чувство беспомощности было таким сильным, что Саша чуть не плакал. Хотелось биться головой о борт или броситься в воду.
Уходят.
И вдруг он увидел, как от удаляющегося огонька отделилась светящаяся точка поменьше, размером со светлячка.
И начала расти. Приближаться к нему.
Это было судно меньшего размера. Они не развернулись, но выслали за ним катер!
Вскоре уже был хорошо слышен звук мотора. Настоящего мотора.
Огни быстро приближались.
Он больше не палил, но снова махал руками, а потом опять начал совершать круговые движения фонарем над головой, хотя никакой сигнальной азбуки не знал.
И ему ответили! Тоже посветили фонарем или прожектором. Приближаясь, катер сбавлял ход. На секунду Младший подумал, что они собираются расстрелять его или протаранить.
Увидел на борту спасательный круг, а в руках человека в плаще, стоящего на носу, конец веревки.
Если бы они хотели убить его, им достаточно было бы просто проплыть мимо.
Круг… Ощущение, что еще один круг его жизни закончился. Начинался новый.
Опять он потерял все. Но еще поборется.
Эпилог. Заря империи
Сентябрь 2075, Викторград,
Новая столица
Евразийской империи
– Проходи. Что-то ты сегодня плохо выглядишь… – Первый гражданин пригласил Генерала в свой кабинет и указал на обычный приставной стул. Сам он восседал на более высоком и богато декорированном кресле из ценных пород дерева.
– Держусь, – Михаил Петраков уселся за большой стол, стараясь не показать, что у него колет в боку.
Петраков, которого теперь чаще звали Премьер, а не Генерал, совмещал этот пост с должностью министра обороны.
Правительство хотели сначала именовать Избранной Радой, но потом решили назвать без затей ̶ просто «Кабинет министров». Он исполнял решения правителя, Боярская Дума их сначала утверждала, а после обсуждала на заседаниях. Как считал сам Уполномоченный, это была пустая трата времени, поэтому часто обходились и без обсуждения. А под сенью их защищающей длани благоденствовал народ.
Просторный зал был погружен в полумрак, электрический камин стоял для красоты, а в холодные дни тепло исходило от пола, под которым имелась хитроумная система отопления из труб небольшого диаметра.
За окном по календарю уже началась осень, но в теплом приморском субтропическом климате этого не заметно. Трава ̶ зеленая, погода ̶ летняя. Но все окна занавешены тяжелыми бархатными шторами, отсекающими местные красоты. Зелень сосен и пальм, пляж и море, все оставалось за пределами комнаты, чтобы не сбивать с рабочего лада.
Интерьер кабинета на одном из верхних этажей бывшего отеля «Хаятт», второго по высоте здания в городе, был оформлен в духе резиденции в прошлой столице, на Волге. Только теперь за окнами не юрты, палатки и временные бараки Калачевки, а кирпичные и бетонные дома почти полностью сохранившегося Сочи.
Калачевку стали называть «северной столицей», а здесь, на берегу незамерзающего моря, теперь столица настоящая. В сравнении с Центром, а особенно всякими медвежьими Сибириями и Уралами, климат тут райский. Настоящей зимы тут не бывало.
– Но мой долг найти того, кто меня заменит, – продолжил Премьер, мысленно принимая таблетку от боли. – Есть четыре кандидатуры.
– Как вы меня достали… – махнул рукой Виктор и налил себе минеральной воды, – Как дети. Ё-моё! Атаманом было проще… Меньше хлопот. Тут сейчас Шонхор заходил. Министр, мля, экономики. Я его выгнал, потому что грузил меня ерундой. Опять проблемы на рудниках, и плотину в срок не закончили. Скоро лампочку без меня вкрутить не смогут. И жалобы пишут! Со следующего месяца за пустые жалобы ̶ на кол! Раздачи хлеба мещанам я ему приказал уменьшить и сделать именными. Разбаловались! Уже возмущаются, что им хлеб сухарями выдают, а не горячим и душистым. Паразиты. Давай важные дела. Мелочи подождут. У тебя двадцать минут, потом пойду есть и спать. Если нужны материалы и оборудование, это к Шонхору… а если работники – то к Рябчику.
Так называть всесильного министра госбезопасности и командира Опричного корпуса Степана Рябова мог только сам правитель. Который так же мог, когда бывал недоволен, величать Шонхора Борманжинова «китайцем узкоглазым». Хотя министр был калмыком.
– Буду краток, – Генерал прокашлялся. – Из Жигулевской Обители просят прислать бензин, патроны, провизии и двадцать лошадей. Шонхор чуть не плачет, говорит, финансовый план уже составлен, и он что-то включит в него только с твоего высокого дозволения.
– Опять? – нахмурился Уполномоченный и скосил глаза на большую карту, которая проецировалась на огромный экран на стене. Объемная и подробная, там на довоенную сетку дорог и квадраты городов были нанесены современные пометки и знаки об их нынешнем состоянии. Золотым была выделена сфера ордынского влияния, поселения и форпосты.
А на большом столе рядом с черным ноутбуком Уполномоченного расстелена бумажная карта – уже без Волги, Центра и Урала, только южных приморских земель. На ней много правок – ручкой и красным карандашом, булавками приколоты листочки с пометками. Отмечены важные центры, земли метрополии, новоприсоединенные территории, наличные силы … и основные угрозы.
– Не нравятся они мне, обитатели этой обители, – произнес Премьер. – Уже не первый раз лошадей поставляем. Они их жрут? Вроде не татары.
– Ладно тебе, – похоже, правитель сменил гнев на милость и усмехался. – Завидуешь монахам? Они божьи люди, дай им, что просят. А недостающее возьмите из Уфы.
– Владыка Макарий тоже их не любит. Говорит, духоверы они, сектанты, только с виду догматы чтят. А на самом деле славят непонятно кого. И в деревнях их слушают, а это опасно.
– Епископ ошибается, – мягко, но твердо сказал правитель. – Обитель дает нам важное. Сам знаешь. Нужно больше реликвий.
Михаил Петраков, конечно, знал. Ведь он сам об этом ему рассказал, еще когда официальной церкви в государстве не имелось. Но уже тогда было ясно, что ее нужно учреждать, потому что разброд и мешанина начинались жуткие: ладно магометане, староверы, даже буддисты… это всё традиция. Но попали под власть СЧП уже и люди, которые верили непонятно во что: в леших болотных, в ядерный огонь, в предков-мертвецов. Или вовсе ни во что не верили, а это еще хуже. Потому как человек без веры опасен и непредсказуем.
Во всем этом надо было наводить порядок. И теперь ̶ строго. Лучшая вера – понятно какая. Другие старые – допустимы. За неправильную веру, выдуманную, выморочную – человек подлежит «правёжу», исправлению.
Но горе тому, кто говорит, что совсем не верит. Так вот религию учредили, то есть возродили. И сразу оказалось, что для нее нужны не только помещения и специалисты, но и инвентарь. Причем почти весь он очень редкий. Что-то можно изготовить своими силами: свечи и кагор (пришлось собирать больше воска в качестве налога и развивать виноделие), даже иконы (хотя они пока получались плохо). Но особняком стояли в этом списке реликвии. То, что латиняне называли словом reliquiae, в русской вере звалось мощами – и было важным элементом, одной из опор возводимой системы.
Иконы можно отреставрировать или написать, но мощи праведников можно только найти. А без них не провести евхаристию. Это ̶ традиция со времен Рима, без нее церковь бысть не может. Без здания с куполом ̶ может, хоть в подвале, хоть на поляне на пеньке, если есть платок антиминс, в который частица мощей вшита. А без частицы никак. Не пойдет нужная реакция. Когда-нибудь канонизируют и новых мучеников, но пока это было проблемой.
– Я понимаю, Великий.
Генерал хорошо знал, что за Тёмные годы почти все храмы, которые не сгорели, были разграблены или осквернены. Часто не нарочно, без умысла. В них жили беженцы, молились о защите, спали, ели, там же порой умирали. Поэтому костей и останков в храмах много, но не те. Нужны были частицы именно довоенных святых.
– Хорошо, что хоть нашли грека на острове, который нашего отца Макария… забыл слово…
– Рукоположил.
– Да. Теперь у нас есть настоящий рукопожатый епископ. Только ленивый, собака, сорок процентов объектов еще не благословил. Пусть ездит, зря, что ли, ему в гараж выдали два вездехода? Это его должностные обязанности, – строго произнес Уполномоченный. – Вернемся к нашим монахам! Хорошо, я даю свое позволение. Пошлите в Обитель все необходимое в октябре с автоколонной, транспорт возьмите проходимый, их дело богоугодное. А где Шонхор это возьмет, меня не волнует. Головой отвечает. Проследи. Много сложностей… Надо было все-таки ислам насаждать. Бог-то един. Заодно и пьянство бы извели. И жен можно несколько... Но народ не готов. Жаль. Это всё?
Правитель сделал жест, будто вытирает пот со лба.
– Нет, Великий, еще одно дело государственной важности. Для проведения Собора нужно закончить ремонт в главном соборе.
– Забавно звучит. Как называются такие слова?
– Это синонимы, Виктор. Собор – строение, большая церковь, и он же – старое слово, обозначающее «собрание», – объяснил Петраков.
– Что там нужно закончить?
– Нужны художники. Для оформительских работ над внутренним убранством. Я, позор на мою седую голову, не смог найти ни одного.
Уполномоченный сделал вид, что рассердился, но вдруг лицо его подобрело.
– Не боись, друг. Я уже посылал Ящера выловить по деревням маляров, чтобы умели и в картины, и во фрески, и во всякие гравюры. Ты потому и не мог найти, что они уже здесь. Я их под замок посадил. Они мне новый дворец разукрашивают. Запечатали наш славный путь, – он имел в виду «запечатлели». – Как мы истребили мощью своих солдат и моторов полчища врагов, сожгли их города, насадили бошки на колья. Даже битву при Калачевке.