о менять комплектующие. В Небоскрёбе был большой склад ай-ти деталей, из которого Мозг выдавал ему под роспись нужное «железо». Половина этого или даже две трети не работало никак, хотя хранилось в герметичных упаковках и ни разу не вставлялось в компьютер. Просто время неумолимо. Иногда приходилось искать нужное самому на материке. Часто проблемой была несовместимость. Но гораздо чаще — несовместимая с жизнью глупость человека-пользователя. Компьютеры создавались не для таких варваров, которые могли пролить в системный блок кружку пива и подумать, что это ни на что не повлияет. Поэтому полковник Туз как-то раз личным приказом запретил всем, кроме специального персонала, приближаться к умным машинам.
А вот более сложную технику вроде двух металлоискателей и хитрой системы видеонаблюдения, которая стояла в нескольких местах на наружных постах и в Небоскрёбе, — ему не доверяли. Этим занимался только дядя Лёня, старший техник Михайлова, он же Мозг. Кстати, свой ноут «Самсунг» Туз никому не доверял, даже Мозгу. Если с портативным компом что-нибудь случалось, полковник садился в свой «Хаммер» и вёз его куда-то. Причём никто не мог сказать куда, хотя остров не так уж велик. Ездил командир ночью, и никто ещё не смог проследить его маршрут.
У этой секретности была причина, которую Младший знал, а кроме него — от силы один-два человека. Но его это не касалось, и впутываться в разборки он не собирался. Слишком опасно. Лучше держаться подальше от сильных мира сего и их игр.
Но Тузу, каким бы жадным и параноидально осторожным он ни был, требовался писарь и техник. Поскольку отряд исполнял и таможенные функции, и розыскные — работы было много. Исключительно этой работой Младший занимался только первый месяц. В патрули и рейды почти не ходил, а сидел в «офисе». Зато и получал меньше, чем те, кто мок под дождями в пустошах.
Всё изменилось, когда в один прекрасный день Самосвал — предшественник Кирпича и самозваный воевода родом то ли из Великого Устюга, то ли из Новгорода Великого (названия, которые раньше Сашке только в исторических книгах встречались) — подступил, как говорили раньше, к воротам Острова Питера.
И, перевезя бойцов на лодках, без всяких церемоний чуть не взял город с чёрного хода.
В первые же минуты «бойцовые коты» потеряли человек тридцать убитыми. Поребрик оказался совсем не преградой, оборвыши высадились на острове, и наёмникам пришлось, отступив с набережных, с трудом оборонять деловую зону в центре, а также Небоскрёб и Дворец плечом к плечу с «енотами». Пришлось и всех «тыловых крыс» поставить в строй. Именно тогда техник и айтишник был мигом произведён в бойцы и получил автомат. Атаку отбили, бригадир получил своё. К сожалению, повесить Самосвала удалось только мёртвого. Он погиб от пули, но вроде бы собственной − вышиб себе мозги из «стечкина», когда его, ползущего со свинцом в брюхе, настигали «коты».
Труп подвесили на ростральной колонне и не снимали. Чайки расклевали его раньше, чем добралось разложение.
Младший в том бою неплохо себя показал. Отличился, можно сказать. Одиночного героизма не проявил и сам не рвался в вылазку, но был в самой гуще событий. А куда деваться, если враг подошёл чуть ли не к его рабочему месту? Лично застрелил минимум троих оборвышей, штурмовавших лестницу в опорном пункте. Не считая тех, по которым стрелял из окон и с крыши. Там не ясно было, от чьей пули упал очередной тёмный силуэт, и сколько врагов удалось поразить, стреляя по укрытиям. Ответные пули не раз попадали в стену рядом с ним, но страшно было только в самом начале. Оборвыши кидали самодельные зажигательные гранаты в окна, а в ответ им наёмники кинули несколько «нормальных», осколочных. Вспыхнул пожар, Младший надышался дыма, кто-то получил ожоги. С трудом они вырвались из здания, да ещё успели спасти бесценные компьютеры и вынести всё из оружейки.
Но осаждавшие опорный пункт и казармы дикари только в одном этом месте потеряли человек пятьдесят. Трупы потом убирали рабы, и порядок в разгромленном здании наводили они же.
А у Молчуна началась совсем другая жизнь. Уже в который раз.
И хотя Сашка по-прежнему привлекался для заполнения формуляров типа «Журнала выдачи оружия» (был у них в отряде такой) — теперь он стал полноценным солдатом отряда «Бойцовые Коты».
Это было его первое стабильное место работы. Даже с записью в документе, который ему тут же в Питере и выдал чиновник из городской ратуши. Реестр был общий на обе половины островка, но мэрия ничего не решала, кроме ведения этого реестра. Там его имя значилось как Александр Подгорный.
За последние несколько лет он сменил много профессий, имя тоже менял не впервые. Был старателем, потрошил мёртвые города и искал, что из лежащих там ценностей ещё может послужить живым. Был скупщиком вещей у старателей и их перепродавцом. Розничным. До оптовика не дорос. Разорился после того, как «кинули» на бабки. Иметь дело с поставщиками для него оказалось слишком сложно. Труднее, чем лазить с мешком по развалинам самому.
Дальше, потеряв своё дело, он стал коробейником-мешочником на службе у купца. Это в Сибири и на Урале можно неделю ехать и ни одной живой души не найти. А здесь, в «русской Европе», плотность обитания людей была выше. Но проще и нарваться на неприятности.
Он развозил по деревням Саратовской и Самарской областей, а потом Тульской и Тверской дефицитные лампочки, швейные иглы, разный мелкий инструмент, полезные расходники — шурупы, гвозди, спички, спирт, сухое горючее, соль и многое другое.
Язык, видно, был подвешен всё же так себе, поэтому торговал он хоть и не в убыток, но без особой прибыли. Хватало лишь на мзду местным начальникам, буграм и паханам, да самому на еду. Купцу, который держал сеть лабазов в десяти сёлах, плохие результаты не нравились — и вскоре он отправил Сашку восвояси, обозвав «самым отстойным продажником по итогам месяца». Мол, он не верит в успех и демотивирует остальных коробейников своей кислой рожей. Ещё и вычел из оплаты какую-то «пеню».
На это парень сам его послал куда подальше. Чуть не подрались. Это сейчас Молчун того, кто его бы так оскорбил и у кого не было за спиной «шкафов»-телохранителей, как у Баратынского, просто уложил бы в землю. А тогда молодой ещё был, зелёный. Надо было хотя бы телегу и партию товара утащить.
Пытался Саша и просто ездить с телегой между деревнями, выменивать то да сё. Чаще всего вещи, которые нужны для ремонта. Но это несло в себе дополнительные риски. Несколько раз его обворовывали. Пару раз лихие люди его грабили, избив до полусмерти, и оставляли подыхать, думая, что он если не труп, то уже не жилец. Но он каждый раз поднимался, отлёживался и возвращался к жизни, заработав лишь новые шрамы. Купца-бизнесмена, короля гирек и безмена — из него не получилось.
Месяц был батраком, практически рабом у крестьянина рядом с Тверью, который держал его на гнилой картошке и воде, жить пустил только в свой хлев, а за сломанную лопату побил так, как мало кто бьёт даже собаку. Батрачить у него оказалось почти так же тяжело, как находиться в лагере на расчистке шоссе у «сахалинцев».
Потом Сашка отплатил тому крестьянину, спалив все надворные постройки, даже туалет. Дом не тронул — детей пожалел. Так уж почему-то получалось, что огонь часто следовал за ним по пятам, иногда он сам был причиной пожара.
Были и нормальные фермеры-селяне, у которых он обитал. Такие вкалывали наравне с работниками. Но и с себя, и с других требовали много, а Младший любил поспать хотя бы до десяти часов. Привычка из бродячей жизни, когда кроме голода и холода тебя никто не гоняет. Дочь одного фермера, тоже Лена (но уже не на Урале, а в Подмосковье), вроде как оказывала ему знаки внимания, но он не сошёлся характером с её мамой, которая говорила, что такого лодыря ещё поискать. Пришлось уехать. Что поделать, он считал лень привилегией умных людей, которые хотят оптимизировать трату сил и приложить свои таланты к чему-то, что двигает цивилизацию вперёд. В том, чем ему хотелось заниматься, он бездельником не был. Мог и про сон забыть, когда путевые заметки писал. Давно уже после первого еженедельника понадобились несколько новых. Но была ли от этого польза?
Вспоминая период с начала похода отряда «Йети» и до нынешних времён, Младший думал, что ему десятки раз несказанно везло. Полагалось быть убитым в первом бою. Или в последнем. Ещё он мог умереть на допросах. Или повеситься в одиночной камере, куда его засунули, ещё не зная, что он настоящий враг и диверсант. Или быть зарезанным сокамерниками в общей. Которые не идейные враги СЧП, а простые бандиты. Или забитым до смерти надсмотрщиками-«воспитателями», такими же бандитами. Или умереть от того, чего Александр обычно избегал, — непосильного труда.
Или уже после бегства с великой стройки к югу от Старой Столицы, Калачёвки, — скончаться от ран и истощения и оставить свои кости в корявом послевоенном лесу.
Но через полгода после первой попытки он снова попытался зайти на территорию Орды. И только тогда до него с опозданием дошло, что всё бесполезно. Что Виктор теперь живёт далеко на юге, в Краснодаре или на Кубани. Там его престол. Что его охрана работает как часы. Что на людях тот показывается редко. И ходят слухи, что не всегда в мундире и плаще на трибуне стоит сам Уполномоченный, а не двойник. И что в одиночку никогда не сделать того, что не сумел отряд в сотню с лишним человек. А никто не поможет.
Тогда он плюнул и зарыл топор войны. Повернул на север, а потом на запад. И вышел к людям уже как бродяга, а не как мститель. Стал жить-бомжевать и добра наживать, ха. Постепенно добравшись аж до Подмосковья. Там, где об Орде хоть и слышали, но ей не подчинялись. А чаще и вовсе не слышали. Там он начал просто жить.
Хотя, может, какой-то «хитрый план» и был в его голове, ещё более наивный, чем стратегические построения Пустырника и братьев Красновых. Типа такого: окрепнуть, набраться сил и всё равно попытаться навалять ордынцам, убить Виктора и освободить деда и сестру. Теперь, по прошествии лет, ему было даже смешно об этом вспоминать.