Но пока надо подумать о том, куда идти… Выбор небольшой. Даже вернуться самостоятельно в Заринск… или в Кузнецово будет трудно. К тому же это будет провалом.
Я подумаю об этом… когда утихнет буря. А она пока не собирается утихать.
Для начала надо придумать, как спастись от холода и ветра. Он ужасно замёрз, руки и ноги почти не слушаются.
Словно услышав его мольбы, небо сжалилось. Нет, буря не прекратилась. Просто поле закончилось, показалась дорога. Это была узкая грунтовка. И на ней, у самой обочины, стояла машина.
У страха глаза велики. Сашке сначала подумалось, что это «Урал», захваченный чужаками. Он уже собирался бежать, когда понял, что машина — микроавтобус — гораздо меньше «Урала», и увидел явные признаки того, что техника стоит тут, скорее всего, с Войны, и никогда больше не сдвинется с места. В металле кузова зияли дыры, сквозь которые спокойно проходил луч фонарика. Лобовое стекло отсутствовало.
Дорога была едва обозначена. По ней давно никто не ездил и не ходил. Обочина заросла деревьями. Это были всё те же вездесущие клёны в человеческий рост. Второй ряд был повыше. А сразу за дорогой вырос настоящий лесок, который когда-нибудь может стать непролазной чащей. Но пока он неплохо просматривался. Видно было даже какие-то бетонные фундаменты в его глубине.
В кабине он ожидал увидеть всё, что угодно, хоть скелет, хотя знал, что на открытом воздухе кости редко сохраняются так долго. Звери, птицы, микробы… Вот в подвалах, на чердаках и в плотно запертых комнатах без окон… да и в земле, конечно, они могут быть как новенькие. Тут много нюансов. Одни говорили, что прокалённые на огне кости дольше сохраняются. Другое — что зависит от того, каким человек был при жизни. И не обязательно праведником надо быть, чтобы остаться нетленным. Мол, проспиртованный человек если мёртвую плоть и не сохранит, то хотя бы костяк его дольше не распадётся, в отличие от того, кто не злоупотреблял общением с зелёным змием. Хотя радость сомнительная.
Но внутри лежал только снег, а под снегом − сор и опавшие листья. И сам микроавтобус почти что врос в землю, земля и увядшая трава виднелись прямо между педалей. Краска полиняла, но всё ещё можно было разглядеть на борту буквы: «…агентство ”Вечность”». Мы не поможем вашему горю, но проводим...» Видимо, в последний путь.
Очень смешно!
Такая машина называлась катафалком. Но использовали её в последний день, когда она ещё могла ездить, явно не по назначению. Внутри на полу какой-то хлам. Не разобрать. Не трупы, и на том спасибо.
Залезть внутрь. Не в кабину, а в салон.
Дверь отъехала в сторону, а не выпала наружу, это очень хорошо… Значит, получится закрыть её за собой. И окон в труповозке не так много, как в пассажирских автобусах. Проще будет чем-нибудь заткнуть.
Так. Среди хлама — несколько ржавых консервных банок, старый рюкзак, пустой, какие-то плоские ящички из пластмассы. Компутеры? Да, они. Какие-то осклизлые тряпки. Шмотки. Может, шубы, от которых одни подкладки остались. Какие-то тусклые металлические побрякушки. Золото? Нет, часы. Но всё давно проржавело и превратилось в труху.
На полу расстелен брезент, то ли придавленный чем-то, то ли прилипший.
Оторвать. Где не отлепляется — отрезать. Но слишком не тянуть, а то расползётся на клочки.
Поискать место получше? Ни за что. Других укрытий не наблюдалось. А ближе Кормиловки человеческого жилья может и не быть. Да и стоит ли туда идти?
Нет. Сейчас лучше места не найти. Мороз не такой уж сильный. Минус десять, самое большее. Не ядерная зима. Это не холод для хорошо одетого человека, защищённого от ветра.
«Но на открытом месте за ночь все равно выстудишься и сдохнешь. Ищи инструменты. Нет ничего, кроме этого брезента и нескольких проводов? Зато есть нож. Им можно порезать брезент и заделать окна. Потом найди что-нибудь горючее и разведи огонь. Тебе надо отдохнуть, а главное, успокоиться. Пока ты неадекватен, ты беспомощен, как ребёнок. Пора взрослеть».
Он слышал эти слова в своей голове, словно их говорил кто-то опытный и спокойный.
Но разве не рискованно разводить костер в замкнутом пространстве?
Тут до него дошло, что штука в углу салона, похожая на самовар — это небольшая печка-буржуйка, а труба выведена прямо через окно. Похоже, машина когда-то уже использовалась для жилья. Хотя бы временного.
Надо попробовать раскочегарить этот агрегат.
«Задохнёшься — отмучаешься. Сгоришь — отмучаешься. И если замёрзнешь — аналогично. Но пока живой — борись. Шанс есть. Только воздух должен поступать, а дым — уходить».
Вот и истлевшая бумага нашлась, которая когда-то была журналами, а может, газетами.
Нет, эта дрянь не загорится. Зато в бардачке — сухая ветошь и какие-то книжечки. С телефонами, адресами, рекламой. Пёс с ними, тут уж не до любопытства. Всё можно сжечь без раздумий.
Мало. Не хватит. Собственный дневник! С зарисовками и заметками о пройденном пути. К чёрту! Двадцать страниц прочь. С записями сначала. Чистые пригодятся. Но и они пойдут в огонь, если не хватит.
«Найдёшь новый. Или не найдешь, по фигу…»
Ещё пару часов он мучился, пытаясь развести огонь. Не стал вырывать оставшиеся страницы дневника, когда понял, что это бессмысленно. Пытался жечь в «самоваре» обивку от сидений, тряпки, ветки, которые казались сухими, сырую бумагу, обломки ящиков. Ни хрена не получалось. Много вонючего дыма, немного огня, который быстро гас, кучка пепла, − и никакого тепла. Зато сам согрелся, от физической активности. К тому же, когда удалось заткнуть окна, в салоне стало почти тепло. И душно. Тогда Саша подумал, что даже хорошо, что не получилось с огнём. Надо беречь кислород, а тепла уже вроде бы достаточно.
Ещё под одним из сидений нашёлся старый-престарый противогаз. Не с хоботом, а с коротким носом.
Да уж, так себе находка. Радиоактивный пояс Урала… может, он до него и не дойдёт. Пока есть более насущная задача — выжить здесь и сейчас. Интересно, защищает ли эта хрень хоть как-нибудь? Или к ней ещё надо фильтры? И где взять костюм?
С трудом надел, натянул, точнее. Задубевшая резина неприятно сжимала лицо. У них в Прокопе противогазов и респираторов было полно, и даже детям они иногда доставались, чтобы поиграть. Хотя старшие ругались. Другой пользы от этих штук в их деревне не было.
Может, это знак? Что надо идти туда, где эта вещь может пригодиться?
Такая штука могла бы защитить от радиоактивной пыли. Да, фильтр старый. Но там внутри вроде бы обычный активированный уголь, а не нанохренотехнологии. По идее, ему ничего не должно сделаться от времени. Может, его можно реанимировать? Прокипятить, например. Сашка слышал подобное.
Хорошо, что стёкла-глазницы не выпали. Ржавчиной, конечно, пахнет...
Но этого мало. Нужен счётчик Гитл… то есть Гейгера. У них в Прокопе дети называли его именно первым именем. Или, если быть точным, радиометр. Нужен костюм. Любой, но лучше герметичный.
Но ещё больше нужна, мать её, карта дорог. Всё это можно найти… украсть или выменять. Было бы у кого.
Пока позиция очень неудачная.
«Кругом воет, надрываясь, буря, у тебя из еды — только полкило сухарей и немного сушёного мяса. Если ты не замёрзнешь, то околеешь от голода. Ты в полной жопе. И ты сидишь, надев вместо шапки старый противогаз, а поверх капюшон. И раскачиваешься из стороны в сторону. Ты здоровый вообще?».
Это был другой голос. Не тот, что говорил с ним раньше.
Саша не ответил. Для этого он не настолько тронулся.
Но непонятным образом эти действия помогли ему успокоиться, и даже раскачиваться он перестал. И от холода уже не трясся.
«Да у тебя их в детстве штук пять было. Все, как говорили старшие, давно не пригодные к использованию».
Старшие… Нет больше никаких старших. Похоже, только на себя и надо полагаться.
Снял противогаз. Бросил на заднее сиденье.
Утром должно стать теплее. И буря… она не может быть вечной.
«А дальше что? Утром — пересилить страх и вернуться туда. На место бойни. Да, тебе придётся вернуться назад, друг. Ты никуда не уйдёшь без вещей из вашего лагеря».
Если совсем повезёт — встретить своих. Если чуть меньше — найти то, что поможет идти в одиночку. Если совсем не повезёт — наткнуться на врагов и быть избавленным от мучений и трудностей выбора.
Так, матерясь на свою криворукость и тупизну, он уснул.
Интермедия. Большое малое совещание
2069 год, Калачевка,
временная столица
Чрезвычайного Правительства,
бывшая Волгоградская область
Главную улицу Калачёвки освятили и осветили в один день. Поставили несколько десятков масляных фонарей. Не для удобства жителей, конечно… Всё-таки столица, как-никак, хоть и временная. Надо держать фасон. Да и штат служащих с армией СЧП всё раздувались — неудобно ориентироваться впотьмах, а работа не должна замирать с закатом.
Падал снег, снежинки кружились и красиво блестели в тусклом свете. Но Его превосходительство не мог любоваться этой картиной. Все окна верхнего этажа резиденции закрыты бронированными жалюзями. Для безопасности и секретности. Товарищ Уполномоченный собрал в малом зале Большое совещание.
Обстановка рабочая. Зал обставлен очень просто, зато имелся проекционный экран на стене и даже чудо техники — стационарный компьютер, подключённый к серверу с огромной базой данных, где хранились любые карты, справочники, книги, — архив почти всего полезного, что раньше содержалось во Всемирной сети.
На столе — ничего, что могло бы отвлекать. Только графины с минеральной водой — её добывали из скважины неподалёку от будущей новой столицы и привозили ко двору в цистернах раз в месяц. К кочующему двору, который вот-вот переедет на постоянное место обитания в город на юге, который когда-то назывался Сочи. Хотя восстановлен будет только один его район.
После того, как они захватили Калачёвку и было объявлено о присоединении волжских земель к новому государству, частые пьянки и разгульные пиршества ушли в прошлое, остались в тех временах, когда они были просто бандой.