– Тебя же вчера казнили! Что здесь происходит?
Чукча вместо ответа звучно сербает горячий напиток и хитро смотрит из-за края чашки на Михаила Григорьевича.
Полковник берет себя в руки. Страх, которому на секунду удалось закрасться в голову, растворяется.
Михаил Григорьевич проверяет свой маузер.
Оружие на месте. Пистолет в кобуре возле дивана. Его именная остро заточенная финка лежит рядом.
– Где мой помощник?
– Не знаю, – отвечает Чукча, пожимает плечами, смотрит по сторонам и театрально разводит руками.
– Что ты здесь делаешь?
Чукча звучно делает глоток. Причмокивает губами.
– Комиссар, а ты не видишь? Чай пью. – Он помешивает ложечкой чаинки, достает их и складывает на блюдце.
– Да кто ты такой?
Полковник медленно пятится.
Он старается не делать резких движений. Он ведет себя как укротитель, оказавшийся один на один в клетке с диким хищником. В том, что перед ним хищник, полковник не сомневается.
Он видит глаза Чукчи, он знает, что означает такой взгляд.
– Последний раз спрашиваю. Что ты здесь делаешь? – Отработанный угрожающий тон полковника любого должен испугать, но не Чукчу.
Гость спокойно перекладывает чаинки и, кажется, даже внимания не обращает на то, что Михаил Григорьевич поднимает с пола оружие.
– Я же тебе ответил. Ты не слышишь? Чай пью, говорю. Ты лучше спроси, зачем я пришел.
Михаил Григорьевич достает из кобуры пистолет. Он наставляет свой верный маузер на незваного гостя.
– Приперся, наверное, чтобы сдохнуть? – говорит полковник и подходит к столу.
Михаил Григорьевич держит Чукчу на прицеле. Он подходит ближе. Не из-за того, что боится промахнуться. Нет. Меткость у полковника идеальная. Он приближается, чтобы напугать.
В ответ Чукча качает головой.
Он не боится. Смотрит в глаза полковнику и говорит, что тот, если желает, может попробовать выстрелить.
– Не заряжен? Успел разрядить, гад, пока я спал?
Михаил Григорьевич, не дожидаясь ответа, несколько раз стреляет.
От звуков выстрелов слегка закладывает уши.
Пули попадают аккурат в голову гостю, пролетают насквозь и застревают где-то в штукатурке.
Теперь два пулевых отверстия украшают синюю стену, одна из пуль разбивает рамку с фотографией драгоценного вождя.
Чукча сидит за столом как ни в чем не бывало. Продолжает улыбаться и пить чай.
Пули прошли мимо?
Полковник не мог промахнуться. С такого расстояния это невозможно. На стене нет ожидаемых красных подтеков, лишь два аккуратненьких маленьких отверстия.
– Комиссар, раз уж ты не собираешься спрашивать. Я сам тебе расскажу, зачем пришел.
Михаил Григорьевич продолжает наставлять пистолет на наглого гостя.
Это какой-то фокус. Чукче как-то удалось одурачить полковника. Другого объяснения быть не может. Полковник не верит во всякие привидения. Нет их. Не существует. И бога нет. Нет ни рая, ни ангелов. Он в этом уверен. Есть только ад… и то он здесь, на земле, в его кабинете.
Чукча наливает чашку своего чая для Михаила Григорьевича и подвигает на край стола.
Он говорит, что с рождения настойчивый по характеру. И если не получается объяснить на словах, он должен показать на деле.
– Зачем ты пришел? – не выдерживает и спрашивает грубым голосом Михаил Григорьевич. – Что тебе надо?
Чукча тыкает полковнику в лицо указательным пальцем, мол, вот, этого вопроса он и ждал, с этого и надо было начинать.
– Комиссар, я пытался тебе раньше объяснить, но ты тогда не стал слушать. Я здесь, чтобы показать тебе, что такое настоящая справедливость.
Михаил Григорьевич проверяет патроны и на всякий случай готовит нож.
– Настоящая справедливость? – Полковник переходит на тот тон, которым он убеждает арестованных, что он не враг и что если человек во всем сознается, он обязательно поможет.
– Да.
– Объясни, пожалуйста. С удовольствием послушаю, – говорит полковник и прячет нож за спину.
– За свои проступки каждый должен понести наказание.
Чукча говорит, что за совершенное зло каждый должен ответить. Зло возвращается с двойной силой. Каждый раз. Никак иначе. Неминуемо. Рано или поздно.
– Для тебя, комиссар, расплата наступит рано.
– Все ясно. Ты здесь, чтобы убить меня.
Полковник готовится к удару. Он сжимает за спиной плавную рукоять своей острой финки.
Сейчас он сразится.
– Э, нет, – говорит гость. – Смерть для тебя, комиссар, слишком простое наказание. После того, что ты натворил. Тем более я знаю, что смерть тебя не страшит.
– Тогда что тебе надо?
Чукча говорит, что смерть – это не самое страшное, что может случиться с человеком.
Он делает глоток чая и еще более спокойным тоном говорит, что у северных народов есть поверье. Если черный шаман кого-то проклянет, горе ждет весь род проклятого человека.
– Проклятие будет передаваться из поколения в поколение, пока, страдая и каясь, не погибнет последний из твоих потомков.
– Что ты такое говоришь? – Полковник не боится, он просто устал слушать этот суеверный бред.
Михаил Григорьевич не верит в сверхъестественное. Он давно уже понял, что нет никакой души. Есть только грязное вонючее тело и червяки, которые после сожрут останки.
– Я говорю, что снять проклятие черного шамана невозможно.
– Какое, к черту, проклятие? Угомонись.
Чукча говорит, что если проклятый злится или обижается, то человека, который разозлил проклятого, ждет беда. Он говорит, что это и есть настоящая справедливость.
– Какая же это справедливость? – хохочет полковник. – Допустим, меня прокляли…
– Тебя не проклял никто… пока еще нет.
– Я говорю, допустим, что прокляли. И что получается? Если меня кто-то не устраивает, с ним случается несчастье? Так? Я правильно понял?
Чукча говорит, что и правильно, и нет. Он рассуждает с видом мудрого наставника. Говорит, что у каждой медали есть обратная сторона.
С каждым жестом справедливости у проклятого будет страдать его самый близкий и любимый человек.
– Это как?
– Это значит, если тебя прокляли…
– Меня не прокляли. Ты же сам сказал, – поправляет полковник.
– Верно. Но просто предположим. Допустим, что прокляли. И из-за твоих эмоций пострадает другой человек. То с твоим самым близким и любимым существом приключится несчастье. Например, жена заболеет неизвестной болезнью. Дочь будет страдать, пока не умрет.
– Не пытайся меня напугать.
Полковник ухмыляется. У него и жены-то нет, не говоря о детях.
– Так чего ты явился? – начинает расхаживать по кабинету и размышлять вслух Михаил Григорьевич. – Если не убить, значит, чтобы проклясть? Выходит, ты пришел помочь. Твое проклятие, если бы оно существовало, лишь упростило бы мне жизнь.
Чукча не отвечает, продолжает потягивать чай.
– Что молчишь? Значит, я прав? Значит, ты на самом деле мне на помощь пришел. И это несмотря на то, что я тебя вчера отправил на казнь. Спасибо. Ты явился по своей дурости, чтобы отблагодарить. – Впервые голос полковника звучит с такой интонацией. – Спасибо, друг.
Полковник склоняется в показной благодарности, смотрит на Чукчу и покатывается со смеху.
– Ну ты идиот! Хочешь, чтобы я всерьез поверил, что ты приперся с того света? Ко мне в кабинет? Воскрес, чтобы сообщить о каком-то сумасшедшем черном шамане, который якобы нашлет на меня и на мою несуществующую жену суровую порчу?
– Нет, – обрывает смех полковника Чукча.
Он говорит таким тоном, что Михаил Григорьевич невольно сглатывает слюну.
– Я пришел не для этого.
– Зачем тогда? – Полковник говорит и сам удивляется тому, что голос у него дрожит.
Он, Михаил Григорьевич, прошедший и огонь, и воду, повидавший всякого на своем веку… боится.
– Комиссар, я обещал, что покажу тебе настоящую справедливость? – Чукча ставит чашку на стол и подходит к полковнику.
Михаил Григорьевич не может пошевелиться.
Какое-то колдовство.
Он пытается достать из-за спины финку, но пальцы не слушаются.
– Знай же! Я проклинаю тебя и весь твой род.
Шаман говорит, что с каждым новым ребенком в проклятой семье положение будет лишь усугубляться. И как только наследнику рода исполнится двадцать лет, он познает весь ужас истинной справедливости. Проклятие никогда не отступит. Его будет не отменить.
– Слушай меня, комиссар, и запоминай! С каждым поколением сила проклятия будет только расти. Проклятие начнет развиваться.
Его глаза шевелятся.
Они вращаются.
Начинают расти с бешеной скоростью и вот-вот вылезут из орбит. Сперва карие, теперь они иссиня-черные, увеличиваются и приближаются к полковнику.
– Никакие молитвы не спасут!
Лица шамана больше не видно. Вместо него на плечах Чукчи крутятся два огромных черных водоворота. И они продолжают увеличиваться. Они все приближаются. Засасывают, поглощают Михаила Григорьевича, поглощают.
Крик вырывается из груди полковника.
– Комиссар, знай. Я дух шамана, убитого по твоей вине. Я дух шамана, отныне черного. И я проклинаю тебя навеки. Да не будет покоя ни тебе, ни твоим близким.
Вот что шаман называет истинной справедливостью.
Раздается хлопок.
Темнота.
Голова кружится. Дышать становится трудно. Полковник старается присмотреться.
Сплошная темнота.
Полковник чувствует, как что-то сильно давит ему на затылок. Он чувствует покалывание в ногах.
Он хочет выпрямиться, но что-то сжимает его с двух сторон и мешает.
– Доброе утро. Вы опять ночевали-с на работе?
Полковник открывает глаза.
Он смотрит по сторонам. Все на месте. Диван, стол, кобура на полу. И никаких черных водоворотов.
Михаил Григорьевич смотрит на своего помощника. Тот держит в руках поднос с заварником, булочками и любимой чашкой полковника.
– Это был сон?
– О чем это вы?
Полковник улыбается.
Просто надо сменить диван. На этом невозможно спать. Мало того что подлокотники металлические, шею свернешь, так еще и короткий, зараза. Приходится спать, скрючившись в три погибели.