Дым разъедает глаза.
Девушка хватает покрывало и принимается тушить начинающийся пожар.
Она обжигает пальцы. Голыми руками бьет по пеплу.
Черные дымящиеся остатки бумаги рассыпаются по полу.
– Это не поможет, – говорит ее рот мужским демоническим голосом и продолжает сквозь смех: – Проклятие черного шамана не остановить.
Вика вновь закрывает себе рот.
Сажа пачкает щеки.
В ушах звенит.
Глаза слезятся.
Вика смотрит на себя в зеркало.
Ее губы продолжают шевелиться под зажатыми пальцами. Ее рот что-то говорит, прогрызает зубами руки. Вкус собственной крови во рту заставляет Вику убрать руки от лица.
– Это истинная справедливость.
Тук-тук, сердце сбивается с ритма. Тук-тук-тук.
– Открой!
Слышится стук в дверь.
– Вика, открой!
– Вика, открой.
Папа стучит.
Девушка открывает глаза. Похоже, она уснула, сидя за столом. Она выключает лампу и прячет дневник.
Ее сердце все еще быстро бьется.
Вика осматривает комнату. Это был сон? Приснился кошмар? Никаких следов пожара.
Нет обгоревшей стены, нет пепла. Книжная полка над столом с расставленными на ней плюшевыми сувенирами по-прежнему светло-бежевого цвета.
Вика отодвигает стул от двери и впускает отца в комнату.
– Викуль, ты это что? Не ложилась?
– Зачиталась.
Вика растерянно разводит руками.
Она не нашла ничего получше в оправдание, почему она уже в одежде. Сказала бы, что встала пораньше, сделать зарядку.
– Моя дочка. – Папа довольно подмигивает.
Ему приятно, что его воспитанная дочь, в отличие от ее бестолковых сверстниц, предпочитает по ночам читать книги, вместо того чтобы напиваться в непонятных компаниях.
– И что ты такое увлекательное читала, что забыла про сон?
Вика на секунду задумывается.
Она не сразу находит, что ответить.
Последним, что она прочла и то, к своему стыду, прочла не полностью, было краткое содержание романа-эпопеи «Война и мир» Толстого. В одиннадцатом классе.
– «Властелин колец», – выпаливает Вика громче, чем рассчитывала. – Толкиена перечитываю.
И зачем она это говорит?
Сказала бы, что психологией заинтересовалась или нашла увлекательный любовный роман.
Вот.
Надо было сказать, что читает об СССР. Во-первых, эта тема близка папе, во-вторых, хотя бы частично не соврала.
– Пошли завтракать.
Вика смотрит в зеркало. Поправляет прическу и слышит, как папа уходит и по привычке заглядывает к Димке в комнату.
Ее братик сейчас должен быть в больнице. Они же с отцом после завтрака отправятся его проведать.
– Вставай, соня. Завтрак готов. – Из-за стены слышится, как отец будит сына.
Димка дома? Его выписали, пока она спала?
Вика спешит к брату в комнату. Мальчик недовольно бурчит и неохотно одевается.
– Ты дома?
Мальчик удивленно смотрит на сестру заспанными глазами. Пытается понять, что это с Викой.
Девушка бегом спускается вниз. Пробегает через весь коридор на кухню.
Она слышит, как тяжело выдыхает отец. Она чувствует по звуку шагов, как трудно сейчас ему. Значит, он притворяется, что все хорошо?
Вика чувствует, как грустно у папы на душе. От этого она заставляет себя натянуть улыбку. Пусть папа видит, что его дочь счастлива. Пусть думает, что его дочь в порядке.
Вика заходит на кухню.
– Ого, омлет? – Вика смеется. – Мой любимый завтрак!
Папа грустно улыбается в ответ.
– Я слегка подпалил. – Он опять тяжело выдыхает.
Он знает, что Вика терпеть не может подгоревший омлет, но больше яиц в холодильнике нет, и он не может переделать.
– Пап, правда, вкуснятина!
Отец не отвечает.
Он молча пьет кофе.
Врач ему строго-настрого запретил пить этот вредный черный напиток. Отец должен каждое утро есть овсянку, которую он всю жизнь на дух не переносит, и пить грейпфрутовый сок.
Он, надо сказать, придерживался диеты. С тех пор, как умерла мама, Вика ни разу не чувствовала запах кофейных зерен на кухне.
Но сегодня папа не ест. Ни кашу, ни омлет, ни грейпфрут. Он сам на себя не похож.
– Фу. Омлет, – бурчит Димка и садится за стол. – А где мои хлопья?
Отец не отвечает. Он пьет свой горький кофе, явно без удовольствия, и думает о чем-то. Он посматривает на часы.
– Ты зубы почистил? – спрашивает Вика и заливает молоком тарелку с хлопьями.
– Почистил.
Вика подвигает тарелку братику, садится за стол. И Димка тут же принимается за завтрак.
Она тоже ест. Продолжает расхваливать слегка пережаренный омлет и не сводит глаз с отца. Вика улыбается и всеми силами пытается поделиться своим хоть и поддельным, но хорошим настроением.
Она говорит, что хочет позвать Шампа в дом.
– Можно я его впущу?
Вика рассчитывает, что ее пушистому четвероногому другу удастся своим неуклюжим видом заставить папу если не улыбнуться, так хотя бы немного отвлечься от своих мрачных мыслей.
– Я не против, – отвечает отец.
Он безразлично смотрит в окно. Он, похоже, даже не услышал, о чем спросила его дочь. Его мысли сейчас где-то далеко, где-то в другом мире.
Детям никогда не позволяли пускать собаку в дом. Что-то изменилось. Что-то с отцом происходит.
Вика выходит во двор.
– Шамп! Пошли к нам! – подзывает девушка пса. – Будем вместе завтракать. Шампи, ко мне!
Собаки нигде не видно.
Вика несколько раз позвала любимца, но Шамп не отозвался. Пес, похоже, сидит в будке. Он почему-то не выходит на голос хозяйки.
– Не заставляй меня идти за тобой! – кричит Вика и обувает сапоги.
Девушка идет к конуре и продолжает звать пса.
Пес не реагирует.
Странное тревожное чувство охватывает девушку.
Вика замедляет шаг.
– Шампи?
Девушка останавливается.
– Шампи, ты там?
В ответ девушка слышит побрякивание цепи и какое-то шуршание.
Зачем отец посадил Шампа на цепь?
Осторожно, словно пробираясь по тонкому льду, Вика шаг за шагом приближается к будке.
Она наклоняется и заглядывает внутрь.
Темно.
Ничего не разглядеть.
– Шамп?
Девушка тянет руку, хочет постучать по деревянной крышке. Из угла будки доносится рычание. Картинки из ее ужасного сна всплывают в голове. Пес, который готов разорвать на части хозяйку, пугающий чужой голос.
– Вика! – громко зовет отец. – Вика, телефон. Скорее иди! Мобильник твой звонит.
Девушка отдергивает руку от конуры.
Она торопливо возвращается в дом.
Что с псом? Почему ее любимчик не откликается?
Навязчивая мелодия звонка разносится по всему дому. Звук исходит из Викиной спальни.
Папа показывает пальцем наверх и прикладывает руку к уху, имитируя телефон.
Папа мог бы и сам подняться и ответить на звонок, но опасается, наверное, что таким своим поступком он может ненароком вторгнуться в те границы частной жизни любимой дочери, за которыми находятся лишь смущение, обиды и ссоры.
– Наверное, ухажер звонит? – поддразнивает отец и смеется. – Смотри, как побежала.
Вика поднимается в свою комнату.
Девушка на самом деле спешит.
Звонящий, если он тактичный человек, после пяти-шести гудков повесит трубку. А судя по всему, гудков было уже куда больше, чем пять, и в любой момент вызов может прекратиться.
Но телефон продолжает пиликать. Он все еще вибрирует и кружится на одном месте на гладкой столешнице.
На экране светится незнакомый номер.
– Алло, – говорит Вика. – Слушаю.
Она запыхалась и, чтобы скрыть одышку, в паузах между словами прикрывает ладонью динамик.
В ответ в трубке раздается треск.
Мягкий, мурлыкающий шум.
На секунду Вике кажется, словно она прислонилась ухом к старому приемнику и слушает тихие помехи.
Что-то шуршит и посвистывает.
Девушка прислушивается, и ей кажется, что через шуршание она может разобрать чей-то голос.
Она не уверена, слишком плохая связь, но, кажется, кто-то ей пытается что-то сообщить.
– Алло. Вас не слышно, говорите, пожалуйста, громче!
Мгновенно, как по команде, весь треск прекращается.
Вика слышит в трубке чье-то тяжелое дыхание. Вдох. Выдох. Затем мужской грубый голос отчетливо произносит:
– Убей!
Вдох.
Выдох.
И вновь в трубке раздается треск.
Вика нервно жмет на кнопку «прервать соединение» и возвращает мобильник на стол.
Она поднимает глаза и замечает в зеркале свое испуганное отражение.
С полминуты она рассматривает свое лицо. Ей кажется, что у нее на голове появились седые волоски. Девушка приближается к зеркалу.
Нет.
Это просто так падает свет. Показалось. Это все ее воображение. Это все нервы, гормоны, стресс.
И никто ее не пугал, это всего лишь помехи на линии.
Простой шум.
Телефон вновь жужжит, вибрирует. Писклявая навязчивая мелодия впивается в уши.
Вика поднимает трубку. Медленно подносит к уху. Она боится, что опять услышит треск и писк.
– Алло. Слушаю. Кто это?
– Привет, Вик. Это Влад.
Девушка следит, как ее отражение в зеркале бледнеет и садится на пол.
Она растеряна.
Она боится и одновременно хочет слушать голос любимого. У нее из глаз катятся слезы. Она сидит на полу и подпирает ногой дверь, чтобы папа случайно не зашел и не увидел ее в таком состоянии.
– Влад? – Ей трудно говорить. Голос дрожит. Во рту пересыхает. – Если это такие шутки у вас, то не смешно. – Она говорит и всхлипывает.
– Вик, это я.
– Владик. У меня, у нас будет…
– Помолчи, моя хорошая. У нас сейчас очень мало времени. Так что молчи и слушай меня внимательно.
Вика перестает плакать.
Теперь ее захлестывает злость. Мало того что Влад прекрасно знает, что она терпеть не может, когда он обращается к ней «моя хорошая», так этот гад смеет еще затыкать ей рот?
Она собирается сообщить ему такую новость, а он…
– Вик, ты должна убить нашего ребенка.