– Что вам?
За прилавком сидит еще одна старушка. Точно в таком же платке, точно с такими же потухшими глазами. Даже тембр голоса похож, только на этот раз он тихий и приходится наклоняться ближе, чтобы расслышать, что бормочет морщинистый рот.
Вика на секунду засомневалась, а не один ли это человек. Может, старушка быстрее ракеты перебежала от ворот до лавки и встала за прилавок?
Нет.
На этой другая одежда. И даже если бы пожилая дама успела добежать, вряд ли смогла бы переодеться за это время.
– Мне нужен платок. – Вика задумалась. – И свечи.
Из-за прилавка доносится какое-то шептание. Вероятно, старушка что-то уточняет, но Вика молчит. Ей не хочется прислушиваться, тем более она точно и четко дала понять, что ей нужно. Цвет или ткань платка ей безразличны, просто пусть продаст поскорее все, что нужно.
Вика кладет деньги, сдачу ждать она не станет. На всякий случай покупает сразу несколько свечей. Она мало что понимает в церковных обычаях. Слышала, что ставят за здравие и за упокой. Купит побольше и поставит сразу везде и за все. Тем более не такие уж и дорогие эти восковые палочки для искупления.
Намотав платок и вооружившись свечами, Вика заходит в церковь.
На этот раз никто ее не останавливает, никто не кричит. Видимо, пока она все правильно делает.
Приглушенный свет, приятный запах, шуршание и тихий шепот людей. Приятная обстановка.
Вика сперва обходит помещение.
Она непроизвольно двигается медленно. Ее шаги, взмахи руками, даже дыхание замедляются. Неясно насчет спасения, но церковь определенно помогает, так сказать, притормозить. Не расслабиться, а именно сбавить темп. Суета здесь умирает, растворяется среди восхитительных украшенных стен и плавящегося со всех сторон воска.
Девушка смотрит на иконы.
Кажется, на них изображены только персонажи либо с осуждающим взглядом, либо с уставшим и измученным. Образы, которые должны успокаивать, действуют устрашающе.
Вика останавливается у подставки, на которой горит несколько свечей.
Она смотрит по сторонам.
И у кого спросить? Есть здесь консультант или менеджер? Куда ставить и чем поджечь?
Старушка, та самая, с руками терминатора, вероятно, догадавшись, о чем думает Вика, подходит и шепотом предлагает свою помощь:
– Что, деточка? Не знаешь?
– Нет.
Старушка, которая так грубо встретила Вику на входе, теперь выглядит вполне дружелюбной.
– Куда нужно ставить?
– Не волнуйся. Я научу. Если к празднику, то тебе к центральному аналою надо.
Старушка показывает рукой на высокий резной, ярко украшенный деревянный столик.
– Мне, наверное… – Вика сомневается, что ответить. Не станет же она откровенничать с первой попавшейся старушкой, тем более их знакомство не задалось.
– Не бойся, деточка. Говори как есть.
Вежливая и заботливая. Если бы не тот инцидент с платком пару минут назад, можно было бы решить, что старушка святейший ангел.
– Не волнуйся. Все мы под Господом Богом ходим.
Вика отступает на шаг. Она готова развернуться и уйти из этого странного святого места.
– Деточка, не бойся. Здесь тебя никто не обидит.
– Если… если человека прокляли? Что нужно делать?
Зря она спросила. Слова Вики заставляют хмурое лицо дамы сделаться еще мрачнее и серьезнее.
– Порча, сглаз и прочая нечисть – это все суеверия. Деточка, я объясню. – Старушка приближается и шепчет прямо на ухо.
Запах старости. Теплое беззубое дыхание щекочет мочку уха. Вика из уважения борется со своей врожденной брезгливостью и слушает.
– Есть только истинная вера и есть страх перед Богом.
Старушка делает паузу и ждет реакции.
Вика кивает, мол, понимаю.
– От всего сатанинского нас защитит Бог.
Снова выжидающая пауза.
Снова девушка кивает в знак согласия.
Вика уже пожалела, что связалась с этой дамой. Старушка, кажется, готова провести ей ускоренный курс воскресной школы. А Вика лишь собиралась узнать, куда лучше поставить свечку.
– Я тебе с самого начала начну.
– Нет-нет. Не стоит утруждать себя.
– Деточка, мне не тяжело. Я все расскажу и всему научу.
– Мне, наверное, чтобы душа успокоилась, – перебивает Вика. – Куда поставить?
Старушка слегка огорчилась, что слушатель сорвался. Вероятно, ей особо не с кем тут поговорить.
– Успокоить душу?
– Да.
– Это все ваше поколение. Утратили вы правильные ценности, вот твоя душа и не знает покоя.
– Чужая душа, не моя.
– А, – женщина обрывает свои рассуждения о развратной молодежи, – тогда на канун.
Старушка разводит руками и теперь сочувственно качает головой.
– Спасибо, – шепчет Вика и торопится уйти.
– Не грусти, деточка, – продолжает вдогонку старушка. – Ставь на панихидный. Свеча развеет мрак.
Вика подходит к столику с мраморной доской. Пусть старушка окажется права.
Развеет мрак, говорите?
В некоторых ячейках уже горят свечи.
Вика смотрит по сторонам.
А как дальше быть? Можно ли поджечь свои от уже горящих или лучше поискать зажигалку?
Бдительная старушка, которая все еще наблюдает за Викой, показывает, чтобы девушка подожгла от свечей.
Вика берет свечку двумя руками.
Она закрывает глаза. Она видела в передаче или в каком-то фильме, что так делают.
Вика не умеет, но молится. Приходится импровизировать. Она слышала, что лучше просить не за себя, а за кого-то другого. Так больше шансов. Она стоит с закрытыми глазами и просит, чтобы проклятие оставило Михаила Григорьевича и его род в покое. Она просит, чтобы Бог простил жестокого комиссара.
– Помилуй. И прошу. Умоляю, не тронь меня и моего ребенка, – шепчут почти беззвучно ее губы.
Вика открывает глаза.
Она подносит свечу к огню. Воск плавится, нить начинает тлеть и мгновенно тухнет.
Пробует другую.
Держит над пламенем, вертит свечой во все стороны.
Не горит.
Разворачивает другой стороной, результат тот же.
Возможно, женщина из церковной лавки продала ей комплект из бракованной партии.
Вика возвращается к ларьку и покупает еще несколько. Ей неприятно, что ее обманули, но не станет же она из-за копеек устраивать скандал в храме.
– Пожалуйста. – Старушка протягивает новый восковой букетик.
Кажется, она не удивлена, кажется, для нее обычное дело втюхивать охапками свечи.
Значит, я права, укрепляется Вика в своих подозрениях о бракованных нитках с воском. Простая уловка, чтобы я купила еще.
Плевать.
Главное, чтобы помогло.
Вика возвращается в церковь, повторяет весь обряд с закрыванием глаз и загадыванием желания.
Поджигает.
Новая партия свечей также отказывается гореть.
– Да твою ж мать! Черт побери! – вырываются ругательства изо рта.
Вика виновато озирается. Может, никто не заметил?
Зря надеется.
Определенно, ее услышали все.
Она замечает силуэт свирепой старушки, проворно пробирающейся через все помещение прямиком к ней.
– Что случилось, деточка?
На удивление, старушка, кажется, не собирается прогонять сквернословку из церкви.
– Не горят! Смотрите!
Вика реагирует на движения рук старушки, означающие просьбу успокоиться, и переходит на шепот:
– Я купила. Вон сколько. Видите, двадцать с лишним? А они у вас тут не горят. Они фальшивые.
– Давай я помогу.
Старушка ловко подхватывает, наклоняет, подносит, зажигает и ставит свечу на подставку. Свеча мгновенно разгорается, огонек издевательски подрагивает на сквозняке.
Брови Вики приподнимаются.
– Я же делала абсолютно то же.
Старушка берет Вику за руку, как маленькую, и управляет ее движениями. Она подвигается ближе и подносит свечу к огню.
– Вот так, деточка, потом переверни. Вот. Молодец. Немного подогрей снизу и поставь.
Свеча в руке разгорается.
– Вот и все, – говорит старушка и отпускает руку Вики.
– Еще раз спасибо.
Вика не успевает договорить, как свеча в руке начинает искриться, словно бенгальский огонь, словно сварочный карандаш.
Резкая боль в пояснице заставляет выронить свечу. Ей кажется, словно сразу несколько острых ножей врезаются в ее живот.
Девушка корчится от боли.
Раздается хлопок, и все свечи в церкви одновременно гаснут. По храму проносятся изумленные вздохи.
– Проклятье! – ругается Вика.
Боль мгновенно проходит. Словно ничего и не болело.
Вика не дожидается, когда в церкви вновь зажгут свет. Она выбегает на улицу. Ноги сами несут ее как можно дальше от позолоченных куполов.
Она останавливается, только когда пробегает несколько кварталов. Отсюда ей не видна церковь.
В ее руке все еще пучок свечек.
На голове платок.
Вика выбрасывает церковные принадлежности в мусорку.
Ей страшно. Ей не спастись. Она плачет, не может остановиться. Она прикрывает ладонями рот, чтобы не закричать во весь голос.
Церковь ей не помощник.
– Никто тебе не поможет, – произносят губы мужским голосом.
Вика сжимает рот. Пальцы после свечей пахнут пчелиным воском, а слезы продолжают литься из глаз.
Старик возвращается домой.
У него, несмотря на почтенный возраст, уверенный шаг. Ровная осанка. Пронзительный взгляд.
Со стороны может показаться, что он уважаемый достойный человек. Ветеран, возможно, фронтовик. Такому хочется уступить место в трамвае или пропустить в очереди.
Старик разговаривает со своим сыном и по привычке присматривается к подозрительным прохожим. Он замечает все детали окружения. Своим прищуренным взглядом оценивает людей.
Девочка стоит у магазина и грызет леденец, ее неровно завязанные банты говорят о том, что прическу ей сделал отец.
– Тебе сегодня исполняется двадцать лет. И мне нужно тебе рассказать кое-что важное.
Старик поглаживает свои аккуратно подстриженные седые усы.
Он не поздравит сына с днем рождения. На это можно не надеяться. Он ни разу, начиная с самого рождения, не поздравил. Но он помнит, когда родился его сын, и для него это уже немало. Такие мелочи, как праздники и подарки, старика никогда не заботили.