– Ты чего? Малыш. Ты поправишься. – Вика старается улыбнуться, отчего начинает плакать еще сильнее. – Не сдавайся. Я рядом, Димочка.
Димка двигает губами, но звука нет.
Вика мотает головой.
Ее рот беззвучно отвечает братику «нет-нет».
Димка закрывает глаза.
Он поворачивает голову к стене. Его еще сильнее трясет. Девушка знает, что ее брат не хочет плакать и не хочет видеть, как переживает сестра.
Вика выбегает из комнаты.
Она не выдержит.
Она сломается.
Она.
Она… Она взрослая. Будущая мать. Как она собирается заботиться о своем ребенке, если сейчас не сумеет помочь брату?
Вика берет себя в руки. Вытирает лицо и возвращается в комнату. Движения у нее уверенные.
Девушка больше не сомневается.
– Братик, тебе плохо. – Ее голос больше не дрожит. – Ты измучен. – Ее слова пропитаны жестокой правдой. – И дальше тебе станет только еще хуже. Такова правда.
– Это справедливость, – отвечает Димка грубым мужским голосом.
Вика не может рассуждать. Ее мысли рассеиваются, как свет от фонаря в тумане. В ее руке появляется подушка.
– Истинная справедливость, – добавляет Димка чужим голосом.
Вика медленно идет к кровати и рассуждает вслух:
– Ты хочешь, чтобы я сделала это. Я вижу. Ты об этом просишь. Хочешь прекратить мучения.
Вика садится на край кровати и смотрит в мутные глаза брата. Его пальцы вцепились и сжимают край мягкой простыни.
Он готов.
– Я тебя очень люблю. И я знаю, ты прав. Так будет лучше.
Ее рука останавливается над головой брата. Одно движение, и братик задохнется под мягкой, квадратной, сшитой мамиными руками из лоскутов ткани подушкой.
– Прощай, Дим.
Мальчик закрывает глаза и с силой жмурится.
Вика двумя руками прижимает подушку к голове брата. Его ослабевшее тельце практически не сопротивляется. Димка слегка дрожит и, судя по мычанию под подушкой, пытается сделать вдох.
– Ты сама решаешь. Человек не рождается ни плохим, ни хорошим. Отыщи собственные мысли.
Вика замирает.
Она слышит новый голос. Приятный, успокаивающий. Судя по тембру, говорит подросток, у которого только сломался голос. Этот голос просто звучит в голове. Вика не произносит слова, они сами откуда-то рождаются.
Голос звенит в воздухе.
– Огонь показывает образы, но только тебе решать, что они значат.
Вика словно очнулась ото сна.
– Что я делаю? Нет. Прости, – торопливо произносит Вика и убирает руки от братика.
Димка делает глубокий вдох.
Его губы успели посинеть. Лоб побледнел. А разочарованные глаза слезятся и смотрят на сестру.
– Это неправильно.
– Это справедливо, – хрипит рот Димки.
– Нет.
Вика торопится уйти из комнаты. Она чувствует, как накатывает ненависть. Она опять ненавидит брата. Хочет его смерти.
– Нет-нет, – повторяет Вика и подпирает спиной дверь с обратной стороны.
Она опускается на пол и закрывает лицо руками.
Столбик с ленточками.
– Мы на месте, – говорит Амай и показывает на разноцветные лоскутки. – Это и есть гора шамана.
Проводник говорит, что дальше нужно идти пешком. Священные места нельзя осквернять шумом двигателя.
Мы оставляем ржавый снегоход.
Поднимаемся по сугробам.
На самом деле наверх не ведет ни одной тропинки. Возможно, я просто не могу разглядеть их в темноте. А возможно, Амай прав, и шаман как по волшебству прилетел на гору.
До нас доносятся глухие ритмичные удары. Два медленных, два быстрых. Это шаман бьет в свой бубен.
Тук-тук. Тук-тук.
Два медленных, два быстрых.
Сомнений нет, Сэлэмэ где-то на горе.
С каждым шагом удары становятся громче, и я могу отчетливо почувствовать запах костра.
Поднимаемся выше.
Ветер здесь заметно сильнее и холоднее, чем внизу. Хорошо, что я послушался проводника и оставил под национальной свою одежду.
Я вижу вдалеке желтые огоньки. Двигается маленькая черная тень. Это шаман ходит вокруг костра.
Ускоряю шаг.
Не могу понять, откуда взялись силы, но я обгоняю Амая.
Приближаюсь к священному месту.
Уже с такого расстояния я могу почувствовать тепло от огня.
Шаман пританцовывает. Он набирает горсть снега, бросает в сторону. Затем кружится, бьет в бубен. Падает, поднимается, снова набирает снег и бросает на этот раз в другую сторону.
Я подошел достаточно близко и теперь могу рассмотреть детали.
Сэлэмэ обходит вокруг костра, стучит необычной щеткой в огромный бубен с нарисованным на нем оленем.
Он поднимает связку колокольчиков и трясет ими над землей, затем поднимает руки вверх, и тоненький звук разлетается над головой.
Шаман поднимает с земли и складывает что-то в железную тарелку. Он ставит посуду со странным содержимым у костра и кланяется.
Он набирает пепел в кулак и дует им на огонь.
Шаман умывается пламенем. Набирает руками жар и растирает по своему лицу.
Я просто смотрю. Не могу пошевелиться.
Таинство завораживает.
Сэлэмэ рывком оборачивается. От неожиданности я отскакиваю в сторону. Но шаман не смотрит на меня и кланяется деревянной статуе оленя.
Он достает какую-то коробочку.
Берет что-то и бережно опускает в костер. Вторую порцию он кладет себе в рот. Снова делится угощением с огнем и ест сам.
– Сэлэмэ, вот опять привел к тебе Боба, – говорит запыхавшийся Амай.
Он наконец нагнал меня.
Я только сейчас замечаю, что ни капельки не устал. Мой проводник стоит, сложившись пополам, пытается восстановить дыхание, а я даже не вспотел.
Чувствую необъяснимую силу. Мощь.
– Ему нужно с тобой поговорить.
Сэлэмэ не отвечает. Он занят своим обрядом и не обращает внимания на незваных гостей.
Проводник показывает мне, чтобы я подошел ближе к костру, а сам остается стоять поодаль.
Шаман собирает в руку сухие травинки, похожие на детский гербарий, и бросает в костер. Пламя проглатывает подношение и отвечает короткой и неожиданно яркой вспышкой.
– Нининмэ, вот ты и пришел за мной.
Шаман выглядит иначе, чем при первой встрече.
Его лицо скрывает маска.
Он одет в плащ с многочисленными подвесками. Кафтан, чем-то напоминающий тот, что надет на мне, но куда обильнее украшенный. Особый кафтан. Необычный нагрудник темно-коричневого цвета, увешанный какими-то ветками, костями. И странный головной убор. Обруч с двумя выгнутыми дугой и укрепленными крест-накрест железными полосами. Сверху торчат выкованные из металла оленьи рога.
В такой одежде шаман похож на какого-то зверя или птицу. На его ногах обувь, напоминающая по форме копыта.
На каждом плече у шамана пришит зубчатый железный рог.
– Я пришел не за тобой, а к тебе. Не знаю, почему ты решил, что я хочу твоей смерти.
– Нининмэ, в быстрой воде не задержится муть, а в молодости – горе.
– И что это значит?
– Это значит, что твое горе закончится.
Он говорит какими-то загадками.
– Ты можешь снять проклятие?
– Нет.
Шаман отворачивается от меня к костру.
– Тогда как? Ответь! Ты можешь помочь?
Шаман закрывает глаза и что-то мычит себе под нос.
– Ты сейчас же снимешь проклятие!
Я осекаю сам себя. Мне же нельзя злиться. Главное, сохранять спокойствие. Продолжаю другим тоном:
– Предупреждаю. Если не поможешь, тебе не поздоровится.
Шаман покачивается и мычит.
– Слышишь меня? – говорю громче, но все еще без каких-либо негативных эмоций. – Я не хочу тебе вредить. Просто помоги, и я уеду.
– Спокойно, возможно, даже с улыбкой расправишься с сумасшедшим Сэлэмэ, – говорит шаман. – Я все видел. И я не буду злиться.
Я сажусь рядом, ближе к костру. Не могу объяснить откуда, но у меня появляется ненависть к этому человеку.
– Усталому сон слаще теплого жира. Слишком долго я тебя ждал, Нининмэ. Духи много раз говорили, что ты придешь за мной. И заберешь мою жизнь, Нининмэ.
Да что он заладил? Я не хочу убивать его. Зачем? Мне же просто нужна его помощь.
– Помоги. Умоляю. Скажи, что мне делать. Помоги, ради моего сына. Если надо, убей меня. Отомсти, но оставь в покое ребенка.
– Нининмэ, без времени не упадет с веточки лист, а время придет – не устоит и утес.
– Пойдем. Вставай, Дим.
Вика больше не контролирует себя. Берет на руки брата.
– Сделаем тебе теплую водичку.
Девушка не контролирует себя. Она лишь подчиняется чему-то неизвестному. Делает то, что должна.
Несет Димку в ванну.
Она знает, что ее братик слишком слаб, что сам он не справится с водными процедурами.
Он захлебнется.
Он умрет.
Он получит то, о чем так мечтает. Он получит освобождение. Истинную справедливость.
Вода набирается.
Пена с запахом абрикоса бурлит на поверхности.
Вика хочет помочь брату раздеться, но мальчик отказывается. Он хочет лечь в воду в одежде.
– Хорошо, малыш.
Вика помогает Димке забраться в ванну.
– Прощай.
Она задергивает шторку и уходит. Идет в свою комнату.
Она не собирается наблюдать, как захлебнется ее брат. Вика размышляет, продумывает сценарий, что скажет отцу, когда тот вернется.
Вика смотрит на себя в зеркало. Ее каменное лицо не выражает никаких эмоций. Лишь глаза предательски роняют слезы.
Сейчас нужно ждать.
Просто ждать.
Чуть позже девушка достанет и вытрет тело братика. Она вернет его на кровать, подключит приборы.
Просушит одежду, скроет все следы.
Вика будет сидеть в комнате брата и ждать возвращения папы. А когда он вернется, сделает вид, что удивлена смерти Димки.
Шамп лает во дворе. Лай проносится по дому.
– Что я натворила?! – кричит Вика и со всех ног бежит в ванну.
Она вытаскивает из воды обмякшее тело брата.
– Димка! Дим! Димочка!
Вика кричит, прижимает мокрое тело малыша, вытирает полотенцем.
Димка мертв.
Умер в ванной.
Утонул.
Она утопила его.
– Справедливость. Истинная, – произносит ее рот сквозь стоны.