Кровь.
Огонь.
Первые лучи солнца.
Вику тошнит.
Изо рта у нее выливается красный густой поток.
Девушка слышит пронзительный детский плач. Громкий, настойчивый, словно сирена тревоги.
«Он знает, и ты должна узнать, что такое истинная справедливость».
Девушка зажмуривается и закрывает руками уши. Ладони сминают ее голову, словно кусок разогретого пластилина.
Вика кричит.
Ее крик сливается с детским плачем.
– Ты искала ответ. Хочешь, чтобы я снял проклятие? – шепчет безжизненный голос.
Губы Вики беззвучно произносят: «Да, пожалуйста, умоляю».
– Твой плод родится свободным. На нем прервется линия комиссара. Прервется одна, но начнется другая. Ты согласна?
Вика не знает, что значат эти слова. У нее из глаз, из ушей и ноздрей льется кровь. И она кивает:
– Да, согласна.
Крики мгновенно прекращаются.
Снег, кровь, холод, боль – все исчезает.
Вика открывает глаза.
За столом сидит Борис Михайлович.
В кроватке плачет Влад.
– Тише, малыш. Папа здесь, рядом, – успокаивает мужчина ребенка.
Он откладывает пистолет и берет на руки сына.
«Прости, – вновь говорит мягкий голос. – Те образы неподвластны мне. – Голос, кажется, искренне извиняется. – Я все видел, но был не в силах помочь».
Вика не отвечает.
Она все еще не может прийти в себя. Гладит живот, проверяет, нет ли на ней ран или следов крови. Видение было настолько реальным. Она думала, что умирает.
Борис возвращает ребенка в кроватку. Комкает, выбрасывает листок и достает тетрадь.
«Напрасно ты согласилась».
– Да что ты знаешь? Ты же был там, говоришь. Видел все. И не помог. Так какого черта ты сейчас мне рассказываешь!
Борис смотрит на ребенка и пишет. Он записывает первые строки своего дневника.
«Сейчас это уже неважно. Случилось то, чего невозможно избежать, – говорит мягкий голос. – Ты дала свое согласие. Черный шаман снял проклятие. Но взамен ты дала ему новую жизнь».
– Проклятия больше нет? Объясни. Я не понимаю.
Борис наливает очередную рюмку. Выпивает. Посматривает на сына и продолжает выводить строчки своего послания.
«Хорошо, – говорит мягкий голос. – Я постараюсь».
Голос юноши говорит, что это старая история. Говорит, что верховный шаман пожертвовал свою душу, стал черным, чтобы наслать проклятие. Легенда гласит, что придет на смену новый, столь же могущественный, но чужеземный Табилгатай зарин.
«Огонь показывает образы. Размытые. Но, кажется, теперь я начинаю их понимать. Черный отыскал обратный путь через твоего ребенка».
– Я все равно ничего не…
«Ты выносишь и родишь шамана. Вот что значит «один род прервется, но положит начало другому».
Вика задумчиво гладит живот.
За столом Борис пьет и дописывает свою исповедь.
– Скажи, почему у вас так похожи голоса?
Голос не отвечает.
Вика знает наверняка, что он где-то рядом. Она чувствует его, но он почему-то молчит.
– Что молчишь?
«Я не знаю. Не уверен».
– Отвечай!
Вика теряет над собой контроль. Она сейчас начнет крушить все, что попадется под руку.
– Говори!
«Мне кажется, – начинает мягкий неуверенно. – Думаю, это тоже мой. Я не знаю. Я должен найти свой собственный голос, но как это сделать и почему я звучу как черный шаман, ума не приложу».
– Так, все. Выпусти меня отсюда!
Вика сердится, кричит, размахивает руками.
Хочет подбросить стул, но предметы проскальзывают сквозь ее тело, словно она призрак. Вика разбегается, хочет выброситься в окно, но невидимая рука останавливает и не дает подойти ближе чем на метр к подоконнику.
– Теперь ты не можешь навредить себе. Ты дала согласие, теперь он будет защищать тебя и беречь.
– Выпусти, прошу! Скотина! Выпусти! Я хочу домой! – Вика садится на пол и плачет.
«Дотронься до него. Это единственный выход отсюда».
Вика мотает головой.
Она не собирается прикасаться к проклятому Борису.
«Дотронься до него».
– Нет. Не надо. Умоляю.
Вика поднимается. Она пытается отойти. Хочет сделать шаг назад, но тело, ее непослушное тело приближается к столу.
«Не бойся. Клянусь, здесь тебе ничего не угрожает».
– Я не хочу. Не хочу, – шепчут ее губы.
Грудь часто вздымается, а рука предательски тянется к плечу Бориса.
Ее пальцы скользят по руке мужчины.
В комнате мерцает свет.
«Не волнуйся. Ничего с тобой не случится. Что бы сейчас ни произошло, помни, ты в безопасности. К сожалению, это единственный путь из этой параллели. Открой глаза».
Вика подчиняется.
Она сидит за столом перед синей тетрадью. Она смотрит на маленького Влада, она – Борис.
В одной руке у нее ручка, в другой пистолет.
Она взводит курок.
Она не отрываясь смотрит на ребенка, и ее губы улыбаются. Ее счастливую улыбку портит лишь ужас в ее глазах и дуло пистолета во рту.
Пальцы двигают курок.
– Ты же клялся. Обещал, – заикаясь, шепелявит Вика ртом Бориса с дулом пистолета внутри.
«В этой параллели смерть – единственный выход. Но ты не пострадаешь».
Пальцы сжимаются.
Курок щелкает.
Оглушительный выстрел гремит. Вика чувствует вкус металла во рту. В ушах звенит.
Вика вскакивает на ноги. Втягивает воздух.
Она цела.
Смотрит по сторонам.
Темно.
Но она узнает очертания собственной спальни.
Вика тяжело дышит. Все тело покрыто потом. Она поднимает с тумбочки часы и смотрит на время. Полночь. Берет стакан, пьет воду.
Вика пошатываясь подходит к окну и выглядывает во двор.
На лужайке, скрутившись калачиком, мирно спит Шамп.
– Что случилось, доченька? – В комнату врывается отец. – Я услышал шум. У тебя все хорошо?
Вика бросается на шею папе и плачет.
– Тише-тише, ты чего? Димку разбудишь.
Вика заливается слезами. Если это очередной сон, пусть он длится бесконечно. Она не станет щипать себя, чтобы проверить.
– Прости, прости, папочка.
На шум приходит Димка. Братик сжимает в руках плюшевого зайца и заспанными глазами смотрит на удивительную картину: сестра обсыпает папу поцелуями.
Вика плачет навзрыд, машет рукой, приглашает Димку обняться вместе. Братик крутит пальцем у виска и мотает головой.
Вика обнимает папу и борется с подступающим сном. Нет, она не отключится. Нет, она не уйдет отсюда.
– Тише, маленькая, задушишь, – смеется отец, и Вика снова проваливается в сон.
– Доброе утро, солнышко.
Папины руки гладят ее волосы. В комнате пахнет омлетом и чаем.
– Вставай. Мы с Димкой приготовили тебе завтрак.
Вика боится открыть глаза.
Что, если это галлюцинации?
– Давай, сладкая, просыпайся. Мне нужно отвезти заказ, а Димку одного оставлять нельзя. Нашкодит.
Вика осторожно открывает веки.
На краю кровати сидит папа, рядом стоит табуретка. На подносе дымится завтрак.
– Пап. – Вика сдерживается, чтобы опять не разрыдаться. – Папочка, ты… дома?
– А где ж еще мне быть? – Отец наклоняется и целует дочь в щеку. – Что тебе приснилось? Расскажешь? Перепугала нас всех.
Вика мотает головой, прикусывает дрожащие губы.
– Ладно. Кошмары, бывает, всем снятся. Не бери в голову. Позавтракай, мы старались.
– Вместе? И Димка?
– Да. Он сам лично следил, чтобы я не пережарил омлет.
– Спасибо, – улыбается Вика.
Снизу доносится веселый щебет Димки. Он бегает по дому и, судя по звукам, играет в водителя.
– А как же его болезнь?
– Что? Ну ты вспомнила. Три года уже как ни одного рецидива. Выздоровел. Ты точно хорошо себя чувствуешь?
– Да-да, – растерянно говорит Вика. – Просто сон… – ее передергивает, – сон дурацкий приснился. Теперь все хорошо.
– Ладно. Присмотри за братиком. Нужно бежать. Не скучайте, вернусь через час.
Отец поправляет Вике прическу и спускается вниз.
Вика падает на колени и смотрит под кровать. Пусто. Конверт с документами исчез. Она проверяет в столе, под столом, в сумке. Чертового дневника нигде нет.
Вика берет себя в руки. Переодевается и спускается к брату.
– Дим.
– А?
Брат отвечает, не отрываясь от игры.
– Как себя чувствуешь?
– Что? Нормально.
Димка недовольно морщит лоб. Чего это глупая сестра пристает к нему и отвлекает от важных дел?
– Хочешь, сходим купим тебе пирожное?
– А? Да. Да-да-да.
Димка с еще большим удивлением смотрит на сестру. Одной рукой натягивает ботинок, другой крепко вцепился в руку Вики, чтобы она, не дай бог, не передумала.
«Нет. Тебе нужно уйти».
– Что? – спрашивает Вика дрожащим голосом.
Она смотрит по сторонам.
Этот голос.
Неужели опять все началось?
– Ничего. Я ничего не говорил, – бормочет Димка и пытается одной рукой зашнуроваться.
«Иначе никак. Ты сделала свой выбор. Теперь ты должна уйти».
– Но куда?
– Куда-куда. Куд-куда. Сама попробуй одной рукой завяжи. Посмотрю тогда на тебя.
«Твоя семья будет долго жить. Уходи. Рядом с тобой, ты видела, их ждет мучительная смерть».
Вика вырывает руку из пальцев братика.
– Прости, Димочка. Мы не сможем пойти.
– Ну вот, – разочарованно протягивает Димка. – Так и знал. Не успел.
– Не грусти. Я дам тебе деньги, купишь себе игрушку.
– Да? Круто! А сколько?
Вика достает оставшиеся купюры и протягивает брату.
– Офигеть! – вырывается запрещенное в доме слово, и Димка тут же поправляется: – Обалдеть! Спасибо!
Братик убегает прятать подальше сокровища, а Вика решает, что же ей теперь делать.
«Беги. Это не я, дух приказывает».
– Но куда?
Голос не отвечает, но Вика и так уже знает куда. Она наспех собирает вещи. Только самое необходимое. Она поселится в заброшенном доме, она видела его. Полуразваленный, на окраине города.
Вика пишет записку отцу. Она пишет, что очень любит его и Димку. Просит не искать ее.