— Ну... не ожидал я, что ты предателем окажешься! — глухо, дрогнувшим голосом произнес Ершов. — Можешь убираться ко всем чертям! Обойдемся...
Он отвернулся, засунул руки в карманы и так стоял неподвижно, спиной к Бутылкину, пока тот молча брал кепку со стола и тихо и почему-то на цыпочках уходил. Но едва только донеслось из коридора щелканье захлопнувшейся двери, как Ершов отшвырнул карандаш, взятый им со стола во время разговора с Бутылкиным, и быстро начал ходить по комнате.
Потом он остановился перед качалкой и долго смотрел на нее, как будто собираясь садиться. Но, вместо того, чтобы сесть, он только поставил ногу на край сиденья и с ожесточением несколько раз шатанул качалку, так, что когда он отошел, кресло, все еще подпрыгивая и дрожа, двигалось в противоположный угол.
Потом он подошел к стене и убрал с нее гипсовый диск с портретом Маруси Чугуновой.
Через два дня руководимый Марусей Чугуновой кружок по добыванию алхимического золота, кислорода, а также по превращению простой воды в кровь начал свою работу в комнате Коли Ершова.
Большая перемена подходила к концу. Вожатая взглянула на часы. Раздался нежный многоголосный звук спортивной сирены. Игры окончились. Лена Дзендзелло подняла руку. Все стихло.
— Отряды, ко мне! — сказала вожатая, она чуть заметно картавила.
Коля Ершов, у которого вообще сегодня с утра было чудеснейшее настроение, невольно улыбнулся, услыхав ее голос: с появлением новой вожатой — и это заметил не только он один — среди девчонок заметно распространилась картавость.
Звено Ершова выстраивалось быстрее всех. Последние опоздавшие, тяжело переводя дыхание, отыскивали свои места.
Один лишь Вася Крапивин, как ни в чем не бывало, продолжал раскачиваться на турнике.
— Тебе что же, отдельное приглашение? — угрюмо спросил Ершов.
— Я с другим звеном приду,— ответил Крапивин.
— Слушай: довольно разлагать дисциплину! — крикнул Ершов, и уши у него побагровели. — Я тебе многое спускал, а теперь, брат, довольно!
— Не пойду я под твоей командой, и все!
— Ах, так?!
И Ершов, резко повернувшись, отошел. Постепенно шаги его замедлялись. Он не знал, на что ему решиться. Но в это время от другой группы к ним подошла вожатая: она услыхала их спор.
Крапивин перестал раскачиваться. Он смотрел куда-то в сторону.
Лена спросила его, почему он отказывается исполнить приказ звеньевого. Он молчал. Ершов тоже.
Тогда заговорили ребята:
— С Васькой просто сладу нет: ничего не слушает, что Ершов ему говорит:
—Я сказал: «Не пойду я под его командой, и все!» — отчаянным и полным слез голосом выкрикнул Крапивин и, спрыгнув на землю, зашагал прочь, не оглядываясь.
Ребята взглянули на вожатую: сейчас вот она окликнет Крапивина и прикажет ему вернуться. Но она молча и нахмурившись смотрела ему вслед.
А потом вдруг обратилась к Ершову и сказала:
— Нам с тобой нужно поговорить...
Через груды плах, кирпичей, между ямами с дымящейся известью Лена пробралась на середину двора и остановилась. Мимо проходила какая-то женщина.
— Скажите, пожалуйста, где здесь дворник? — спросила Лена.
— А вам кого?
— Крапивина.
— Так это же и есть дворник, — немного удивившись, ответила женщина и показала ей дорогу.
Квартира Крапивиных была в первом этаже. Дверь была распахнута настежь, и, подойдя ближе, Лена услыхала два громких голоса: один из них был мужской, суровый и кому-то выговаривал за что-то, а другой, тоненький, оправдывался и возражал.
Вожатая остановилась, не решаясь войти.
— Нет, Василий, не дело! — говорил мужской голос.— Коли ты его подобрал, сохранил, — должен заботиться. А нет — так продай! А то ведь еще минуточку не приди я, она бы его сцапала. Факт!
— Ну и пускай! — отвечал тонкий голос. — Этого так жалеешь, а когда просил тебя за голубятню похлопотать, не захотел!.. Продай! Я черного дракона лишился!.. У меня какие турмана были... А почтарей этих — их никому и даром не надо!
И, разволновавшись от этих горьких воспоминаний и от спора с отцом, Вася Крапивин выбежал на улицу.
Увидав вожатую, он испуганно поздоровался с ней и хотел пробежать мимо. Но она остановила его.
Минут через пять они сидели на груде бревен, слабо нагретых апрельским солнцем, и тихо беседовали.
Обо всем рассказал своей вожатой Крапивин. Рассказал он ей о том, как отняли у него голубятню, как разворовали у него на голубином рынке всех лучших турманов, как погиб черный дракон и как, наконец, вернулся он домой и вдруг увидел, что один из «сизарей», покинутых им на рынке, опередил его и раньше своего хозяина вернулся к родному гнезду.
Шел дождь тогда, и голубь, без того уже больной, сильно озяб. Нахохлившись и втянув голову в воротник но самый клюв, он жался к стенке уже чужой голубятни.
Вася сначала пробежал было мимо, но потом ему жалко сделалось голубя, он слазил за ним и принес в комнату. Дня два он кормил и лечил его, а когда вылечил, то вдруг и, повидимому, навсегда забросил. И вот только что сейчас голубя чуть-чуть было не съела кошка.
За это за все отец и выговаривал Васе.
— А почему же ты, в самом деле, не продашь кому-нибудь птицу, раз она тебе не нужна? — спросила вожатая, выслушаз до конца его скорбную повесть.
— Почтарь! Кто на него позарится?! — воскликнул Вася и даже с удивлением посмотрел на вожатую.
— Да, конечно... я ведь забыла, что он у тебя почтовый, — медленно проговорила вожатая и задумалась. — Вот что, — вдруг решительно сказала она вставая, — есть один такой человек, который у тебя купит птицу. Продай! Турманов ты уже не вернешь, а за что же эту губить?
Вася молча кивнул головой.
— Тогда вот тебе его адрес, — и с этими словами Лена протянула ему листок, вырванный из блокнота.
Обменявшись прощальным салютом, они расстались.
Вместо того чтобы идти к трамваю, каким она приехала сюда, Лена свернула с площади в один из ближайших переулков. Человек, с которым ей нужно было увидеться, сам попался ей навстречу. Это был военный и, судя по знакам его петлиц, капитан.
Они радостно поздоровались.
— А я к тебе, — сказала Лена.
Разговаривая, они медленно прошли с ним к Тверской.
Прощаясь, командир поднял руку к фуражке и, чуть наклонив голову, произнес:
— Будет сделано. Присылай!
На следующее же утро Вася Крапивин пошел продавать своего уцелевшего голубя. Чтобы не смеялись прохожие и не приставали на улице ребята, он засунул голубя за пазуху, и кроткая птица за всю
дорогу не пошевельнулась ни разу.
У ворот того самого дома, что указан был в записке вожатой, сидел в будке, пристроенной к забору, сторож с ружьем.
«Значит, не туда я попал, — подумал Вася. — Склад здесь какой-нибудь военный или фабрика».
Но адрес значился именно этот, и, недоумевая, он показал записку сторожу.
— Ладно, — сказал тот, отстранив записку, — как начальник скажет.
Старик отодвинул маленькую дощечку в задней стенке будки и в открывшееся окошечко переговорил с кем-то во дворе.
— Позволяют, — немного недовольный этим, сообщил он Васе и открыл калитку.
Посреди большого двора, освещенного ярким солнцем, стояли двое военных. Щурясь от света, они разговаривали.
Один из них, высокий, был летчик. Вася Крапивин тотчас же определил это, как только перед его глазами сверкнули серебряные крылышки на синем сукне френча.
Другой, пониже ростом, одетый в защитное, был капитан пехоты.
«Не туда я попал», — снова подумал Крапивин и прикрыл рукой вздувшееся на груди пальто.
Еще немного — и он повернул бы обратно. Но в это время капитан молча поманил его рукой.
— Товарищ Крапивин, кажется, да? — спросил он Васю и, услышав ответ, сказал: — Так... Ну вот что. Ты стань вон там, под навесом, так, чтобы тебя не видно было, а я сейчас.
И капитан, уже не обращая больше никакого внимания на Васю, озабоченно посмотрел на ручные свои часы.
То же самое сделал и летчик. Они переглянулись. Капитан упрямо мотнул головой.
— Ничего! — сказал он. — Должен прийти. Придет! У него еще две с половиной минуты.
Вася томился в ожидании.
Летчик снова посмотрел на капитана.
— Что-нибудь стряслось? — полувопросительно сказал он.
Но капитан молча покачал головой и опять взглянул на часы.
— Есть! Вот он! — вдруг вскричал он и, осторожно ступая, сделал по двору несколько быстрых шагов.
Неторопливо, враскачку, уходя из-под его расставленных рук, как бы позволяя себя поймать, по земле бежал невзрачный, сизого цвета голубь.
Вася не заметил из-под навеса, когда он опустился.
Капитан поймал голубя, и теперь оба они с летчиком склонились над птицей, которую, перевернув на спину, держал в руках капитан.
Но, занятый своим делом, он вспомнил, однако, о мальчугане и подозвал его.
Подойдя, Вася Крапивин разглядел в руках капитана короткую, толщиной с зубочистку картонную трубочку, из которой тот извлек свернутую бумажку, сплошь покрытую цифрами.
Летчик взял голубя, и оба с капитаном стали читать про себя «голубеграмму».
— Ол райт! — сказал капитан, закончив чтение, и рассмеялся.
Тут он как бы снова заметил Васю.
— Ну? — сказал он.
Вася ничего не ответил, покраснел.
Капитан первый протянул ему руку.
— Ну так будем знакомы! — сказал он.
Летчик тоже протянул руку, но только левую: в правой он держал голубя.
Несмотря на все свое смущение Вася как-то невольно отметил, что летчик держит птицу неловко, «по-мужски», то есть сильно охватывая ее со всех сторон широко расставленными пальцами.
— Ну вот, Андрей, — сказал летчику капитан, — теперь у тебя целых два голубиных профессора. Ну, профессор, что скажешь? — обратился он к своему новому гостю и положил на его затылок большую сильную руку.
Эти слова и ласковое движение такую вдруг смелость придали Васе, что ои улыбнулся и сказал: