И ещё надо поскорее выведать у Сим Симыча историю дубль-Ал-Нага. Вон как тот щерится в соседней комнате, так и пышет ненавистью. Хорошо, что хоть бессильной. И где этот Сим Симыч? Хоть на обычный-то звонок он должен ответить?!
Доминик снова набрал номер партнёра. Опять гудки, и опять никто не берёт трубку. Проклятье! Всё наперекосяк! Всё пошло как-то не так с той ночи, когда его захватили в Венеции.
Дракон прикрыл глаза. Его заманили туда месяц назад ужасным обманом. Зов был от старейшего члена Братства — Доменико Скорцани. Его обожаемого крёстного. Венеция — город, где он, тогда ещё не названный Чёрным Драконом, случайно родился. Именно — случайно. Отец с матерью — советские художники — приехали туда на этюды. Когда это было?.. В конце шестидесятых, уже после «оттепели». Тогда стал открываться железный занавес. А отец ещё был весьма уважаемым членом Союза художников. Вот его с женой и выпустили на месяц — по обмену. Родители были уверены, что до рождения сына ещё пара месяцев, а он взял и родился. Пришлось им всем застрять в этом городе, будь он неладен. Туристы восхищаются каналами, ажурными мостиками, гондолами и площадями, обращёнными одновременно и к морю, и к небу. Но каково жить в этом музейном раю?! Вода в каналах вечно гниёт. Дерево пожирают короеды с личинками. Даже камни разлагаются от вечной влаги. Мать подхватила какую-то странную болячку. Она ведь была ослаблена после родов. Её поместили в больницу при посольстве в Риме. Но детская клиника Венеции не отдала ослабленного новорождённого. Отец оставил Александра — о, тогда у него ещё было имя, данное родителями! — на попечение врачей, которые пообещали привезти ребёнка в Рим через пару недель. Но из посольства СССР в Венецию пришло известие о смерти родителей. И почему-то никто из посольских не заикнулся о младенце. И тогда друг отца, антиквар Доменико Скорцани, объявил себя опекуном сироты. Он перекрестил мальчика — Александр сгинул навсегда, зато на свет появился Доминик, названный крёстным в честь своего святого Доменико. Ведь всем известно, что Доминик — принадлежащий Богу. И Бог позаботился о мальчике в лице крёстного. Ребёнка записали французом и имя стали произносить на французский лад — Доминик с ударением на последний слог. Когда же мальчик подрос, крёстный рассказал ему о далёкой Москве, о снежных зимах, о Чехове и Левитане. И когда Доминик начал тосковать о родителях, Скорцани заметил, грустно улыбаясь, что вообще-то это счастье — умереть вместе, как его мать с отцом, когда любишь.
Может, и так. Но Доминик ни за что не захотел бы, чтобы Рина умерла вместе с ним. И если ему впредь случится умирать, он сто раз проверит, чью энергию берёт, чтобы выжить.
Став взрослым, Доминик узнал, что история кончины родителей была не столь романтичной. Бедная мама действительно ушла в мир иной. Но папаша… Оказалось, что он просто сбежал от советского режима. А осев где-то на Западе, понял, что заниматься младенцем ему некогда. У него, видите ли, появились неотложные дела. Вот он и сбагрил ребёнка крёстному. А тот как раз был одним из Хранителей Времени.
Хранители живут долго. Если не погибают внезапно от вражеского магического нападения. Доменико Скорцани прожил сто сорок восемь лет. Почтенный возраст. К ноябрю этого года он уже плохо ходил, часто кашлял, видно, и его могучую натуру сгноил гниющий воздух родной Венеции. Доминик не удивился Зову крёстного — понимал, что тот может умереть в любую минуту. Может, потому, ничего не проверяя, Доминик и поспешил на Зов.
Но всё же, входя в распахнутые двери палаццо Скорцани неподалеку от площади собора Сан-Марко, Дракон учуял неладное. Что-то неправильное было в том Зове. Какая-то чужая энергетика. Но Доминик сделал неверные выводы — приписал искажение Зова тяжёлому смертному духу крёстного. Но ошибся.
Что было потом, Доминик помнит плохо. Те двое, что пытали его, наверное, пару часов назад умертвили и старика-крёстного. Им нужен был Ал-Наг. И потому на подбородок легло раскаленное железо. Кожа вспучилась. Как же ужасно воняет горящая кожа… И как больно, Мадонна миа…
Дракон понимал, что у мучителей не много времени. Но у его боли, кажется, не было и секунды. Она молила, требовала, рыдала — скажи им, где Ал-Наг! Отдай — и боль прекратится! Мучители пытали умело. Они не знали, что кольцо в его груди. Никто в мире не знает этого, кроме Главного Хранителя и… Рины… Но она и сама в его сердце…
Если бы палачи знали — просто убили бы его. Но они думали, что Ал-Наг где-то спрятан. А где — знает только он, Хранитель. Чёрный Дракон.
У них была всего пара минут. Но они были уверены, что успеют узнать. Что он дрогнет. Скажет. Но он молчал.
Железо прожгло кожу. Дракон заорал в голос. Задымилась плоть. Дракон захрипел. Он больше не сможет говорить. А может, и дышать. Дыхание захлебнётся в крови. Ему не остановить кровь. Сознание заволакивается…
Он не успел увидеть, как задымилась кожа на одном из мучителей, потом на другом. Как вспыхнула страшным оранжевым пламенем ИХ плоть. Всё, что они сделали, по закону магии возвращалось к ним. Дракон услышал их вопли. И последним ускользающим клочком сознания успел заметить, что мимо него проскользнул в коридор какой-то человек, завёрнутый в чёрный венецианский карнавальный плащ. Кто-то в соседней комнате слушал, как его пытают.
Позже Доминик понял расклад. Хитрый противник не использовал магическую атаку. Он понимал, что нападение вернётся к напавшему. И тогда он просто нанял двух палачей для физической расправы, ничего не сказав им. Они пытали Дракона. Но к ним же и вернулось всё, чему они его подвергли. Сам же устроитель этого хитроумного замысла не притронулся к Дракону и не получил возмездия. Он просто слушал в соседней комнате. Надеялся, что Доминик проговорится.
Умирая от боли, захлёбываясь в крови, Дракон вынырнул из небытия только потому, что услышал чей-то слабый шёпот, доносившийся из дальнего далека. Откуда — было не разобрать. Дракон напрягся из последних сил — надо передать Зов о помощи. Но даже на это сил не было. Но шёпот усилился. Он услышал родной язык — тот, на котором говорили его родители и который не был нужен ему, жившему в разных городах Европы, пока… Пока однажды он не влюбился. Она была русской. И, услышав её речь, Дракон почувствовал, что это язык его сердца. Прекрасная возлюбленная ушла от него — нельзя же жить с Драконом. Но красота русской речи осталась, и Доминик начал усиленно изучать русский язык. Уже через полгода он говорил не хуже петербуржца или москвича. Может, с небольшим акцентом. Но скоро и тот исчез. И вот сейчас на краю пропасти Доминик (или Александр?) вновь услышал эту напевную речь. Светлый женский голос произнёс:
— Отдаю свою жизнь в обмен на жизнь. Меняю своё земное время на жизнь Рины, Светлины и Доминика.
Доминик — это он! Дракон вздрогнул. Кто-то думает о нём. Тревожится. И готов помочь. В пылу боли Доминик не слишком сознавал, что происходит. Но у него появились силы, чтобы Позвать. Он спасён! Ему поможет Братство.
— Я имею право на замену, ибо никогда не брала времени для себя! — прозвучал всё тот же шёпот.
Доминик увидел сверкнувший аграф. Хранительница аграфа отдавала свою жизнь за их жизни. Она почувствовала опасность. Не уловила, кому грозит смерть, но защитила всех троих.
Ах, Варвара Петровна! Она действительно не взяла ни часа для себя. Старилась, как обычные люди. Но не пользовалась временем, как другие Хранители. Неужели предчувствовала, что её время пригодится близким? Дочери. Внучке. И ему. Но почему — ему?.. Как она сумела отличить его? Как узнала, что её Рина станет его?!
Загадочная русская душа. Всевидящая. Душа его народа.
Стукнула входная дверь. Рина вошла и удивлённо воззрилась на Доминика:
— Почему, когда я входила, вокруг меня засверкали разноцветные блёстки? Или это у меня голова кружится и мне мерещится?
— Ты в порядке. — Дракон грустно улыбнулся. — Просто ты прошла через поле заклятия. Оно пропускает только тебя.
— Сними! — коротко сказала Рина, плюхнулась на стул и проговорила: — И разбуди маму. Пусть она уйдёт. Уедет куда-нибудь. Спрячется!
— Почему? — Дракон вскинул брови.
— Рядом с нами опасно. Мы словно бросили камень, а вокруг расползаются круги. И в них попадают все, кто рядом.
— Что за чушь?
— Зинаиду увезли в больницу! — Рина стиснула пальцы. — У неё внезапный приступ радикулита. Согнулась, а разогнуться не смогла. Это мне её соседка сказала. Но я чувствую, что это как-то связано со мной — с тем, что Зинаида должна была мне передать. Может, стоит съездить в больницу и узнать?
Дракон хмыкнул:
— Вряд ли Варвара подружилась с такой бабкой-общественницей. И уж тем более не могла доверить ей что-то ценное.
— Не знаю… Но чувствую, Зинаида заболела не случайно. Она как-то влезла в нашу историю. Но я не хочу, чтобы ненароком пострадала мама. Так что сними заклятие с двери. Пусть и мама, и Виктория смогут уйти.
Доминик фыркнул, но заклятие снял.
— Мы все связаны. И никому не укрыться. Придётся каждому сыграть свою роль, — проговорил он. — Нам нужно сделать главное — найти аграф.
— Но как?
— Очень просто. Я отправлюсь на охоту. Как обычно. Нашёл же я тебя, как Хранительницу. Попытаюсь найти и аграф. Не мог же он ускользнуть из города. А тебе придётся поехать к Глебу в больницу и отвлечь его. Он может мне помешать, как мешал всё это время. Только теперь у меня нет времени. Я должен найти аграф как можно скорее.
Дракон вызвал такси. Рина зашла в комнату. Мать и Виктория спали. Рина написала записку:
«Мама! У нас всё хорошо. Мы с Домиником ушли по делам. Пожалуйста, не общайся со своим Лёнчиком. Иначе ты всё ещё больше запутаешь! Будет лучше всего, если ты уедешь куда-нибудь, никому ничего не говоря!»
Девушка перекрестила мать и вышла к Доминику. На телефон уже звонил шофёр подъехавшего такси.
Едва за вышедшими закрылась дверь, Виктория вскочила. Она уже почти полчаса, как очнулась, но делала вид, что спит, — надеялась хоть что-то узнать. И узнала правду — аграфа у них действительно нет. Эта дурочка Ринка потеряла его где-то. Или не уследила, и сам аграф куда-то делся. Но куда?