выбраться. Но и желания раствориться в песке тоже не было. Ей было абсолютно безразлично. Всё безразлично.
Глядя вдаль, Вета видела мертвенный жёлто-песочный свет. Жёлтые клочья облаков на белёсом небе. Но облака эти не двигались. Стояли на месте, как и всё в этом призрачном мире. Ничего не двигалось — кроме песка. Но ещё пару минут — и его движение остановилось.
Вета попыталась пошевелить ногой — бесполезно. Песка слишком много. Да и надо ли шевелить? Ведь если она выберется, ей придётся куда-то идти. А идти не хотелось. Ноги были в тёплом песке. Над головой светило тёплое, но не жаркое солнце. Песка так много, что она не упадёт, даже если заснёт стоя.
Но неожиданно раздался шёпот. Мамин шёпот! Когда Вета была ещё маленькая, она, засыпая, слышала, как мать что-то шепчет в соседней комнате. Слова были странными, непривычными, не русскими. И как-то, посмотрев мультфильм про волшебников, маленькая Вета спросила:
— Ты колдуешь, мамочка?
Варвара только усмехнулась:
— Приколдовываю понемногу.
— А меня научишь?
— Нет, — покачала головой мать. — Пока ты маленькая. Не поймёшь.
— А потом, когда я вырасту?
— Потом и посмотрим.
Но «потом» не случилось. Выросшая Вета поняла, что никакого колдовства быть не может. Просто мать от одиночества всё это себе выдумала. Да и о каком колдовстве могла идти речь, если были реальные и притягательные «волшебства» — магия любви и секса, магия отваги и экстрима! Это они привлекали, засасывали и затягивали. Но сейчас, попав в странные временные путешествия, а теперь и в этот призрачный мир, Вета осознала — нечто магическое всё-таки есть. Иначе почему она слышит мамин голос?
«Где ты, Светлина?» — спросила Варвара.
Вета попыталась произнести хоть слово, но не смогла. Звуки терялись, увязая в воздухе.
«Опиши мысленно, что вокруг тебя!» — приказала мать.
Вета повиновалась. Сначала вообразила песок, потом призрачно-жёлтый свет, потом облака, неподвижно стоящие в небе.
«Ты стоишь у входа в Навь», — печально прошептала мать.
Что такое Навь, образованная Вета знала. По преданию наших славянских предков, есть три мира: Явь, Навь и Правь. Явь — мир явный, в котором люди и живут, и Навь — мир волшебного наваждения, куда так рвётся душа человеческая из мира реального. Но попасть туда люди могут лишь после того, как успешно закончат проживание на земле. Хотя сильные маги и волшебники умеют уходить в Навь и возвращаться обратно. Простые же люди из мира наваждения никогда не возвращаются. Но есть и третий мир, самый главный, — мир Прави — Правды. Там люди не обременены событиями — мороками Яви, не захвачены тягучими наваждениями Нави. Там души свободны и могут жить по собственному усмотрению. Вот только попасть туда можно, лишь преодолев и Явь, и Навь.
«Выходит, я умерла, раз стою у Нави?» — подумала Вета. Но не испытала ни испуга, ни сожаления.
«Ещё нет, — сказала Варвара. — Но тебя опоили временным ядом. Этот яд перекрывает время человека и переносит его из Яви в Навь. И ещё убивает чувства. Вот и твои чувства мертвы. Хотя… — Варвара запнулась, — в самом тайном уголке твоего сердца ещё что-то живо. Тебя опоили магической беленой, но она почему-то не подействовала до конца».
Опоили… Вета вспомнила, как пила странный напиток с изменяющимся вкусом. Лёнчик заварил чай, но сам не притронулся. А она разлила чайник. Он же подумал, что она выпила всё. Наверное, теперь он ждёт её смерти. Но ей уже всё равно.
«Неужели ты не злишься на него? — проговорила мать. Вета хотела сказать, что нет, но и желания отвечать не было. — Но ведь он убивает тебя! — прошептала мать. — Конечно, физически он и пальцем к тебе не притронулся. Но когда все твои чувства умрут — умрёшь и ты. Попытайся создать хоть какое-то чувство! Вспомнить и опереться на него. Погляди в своём сердце — там что-то ещё живо!»
Но Вете не хотелось. И тогда она услышала, как мать зашептала, как в детстве. Но теперь Вета понимала слова:
«Отдаю свою жизнь в обмен на жизнь. Меняю своё земное время на жизнь Рины, Доминика и Светлины».
Вета не могла вспомнить, кто такой этот Доминик. Но Рина — её дочь, внучка Варвары. А Светлина — это она сама! Выходит, мама меняла свою жизнь на её, Ветину. Боялась, что экстремалка в конце концов разобьётся? Или предвидела вот эти пески, засасывающие в Навь? Но ведь мамы больше нет. Она и сама ушла в Навь. Или мать и в Нави остаётся матерью?
Звонкий голосок разрушил ватную тишину. Откуда здесь голос?! Это же ребёнок…
Мальчик лет десяти — тоненький, худенький, в синем бархатном костюмчике — появился рядом с Ветой и проговорил:
— Отчего же вы не отвечаете? Я зову, зову. И мама ваша беспокоится. Говорит: беги, Стёпочка, скорее, ты — маленький, легче других. Стёпочка — это я. Или вы меня не помните? Неужто забыли, как я разбился, упав с крыши? Это меня папочка столкнул. А вы ещё хотели мне помочь. И заплакали так горестно. И папочка тоже заплакал. Но вы искренне, а он — по-актёрски. Он любит играть. Неужели не помните? — И мальчик потянул Вету за руку.
И удивительно, но Вета вдруг почувствовала его прикосновение. Почувствовала — значит, чувства ожили, всколыхнулись где-то внутри. А мальчик всё говорил:
— Вы тогда пожалели меня, да? Вот и я пришёл вас пожалеть. Ну что вы молчите? Разве не видите, как ваше время засасывается в песок. Оно уже почти всё поглотилось. Поэтому пески и остановились. Осталась всего кроха времени, и уже не нужно его забирать. Оно само перейдёт из вашей Яви в Навь. Но ведь вы ещё не в Нави. Разве вы не чувствуете, как ваша мама удерживает вас у Ворот? И у вас есть кто-то, кто держит вас на земле — в Яви. Кто-то, кому вы нужны!
— Рина! — прошептала вдруг Вета. И собственный шёпот показался ей криком. — Там осталась моя дочка! Она там одна! Если они сделали со мной такое, что они могут сделать с ней?!
На глаза Веты навернулись слёзы. И каждая слезинка показалась ей огромным водопадом дождя. И появился ветер. И развеял мертвенно-жёлтый свет. И облака, медленно и тяжёло сдвинувшись, поплыли по небу. И чувства Веты ожили. Она ощутила безмерную Любовь — к дочке, к матери, к этому мальчику. И страх за них.
— Выведи меня к дочери! — закричала она. — Ты же можешь, я чувствую!
И мальчик улыбнулся, подавая ей руку.
XIVПутаный город: смертельные тайны
Два независимых сотрудника Хосе и Ллойдин Аргуэлльесы объявили о так называемом открытии Закона Времени, а точнее, о временной темпоральной константе. Они исследовали календарь майя, отличающийся особой точностью расчётов по отношению к галактическим меркам. В результате этих многолетних исследований учёные пришли к выводу, что календарная система майя была основана на совершенно иных стандартах меры и математике, чем любое из ныне известных или используемых в мире устройств отсчёта времени.
Ныне человечество пользуется десятеричной системой счёта. А вот майя пользовались двадцатеричной системой, как обнаружил Хосе Аргуэлльес в 1989 году. Этот двадцатеричный математический код выражается в виде радиальной числовой матрицы 0–19. Двадцатеричный счёт 0–19, приобретающий гибкость сил и качеств благодаря позиционной математике, превосходит позиционную математику десятеричной системы.
Составной частью двадцатеричного счёта кода 0–19 является счёт 1–13 (Волновой Модуль), определяющий постоянство циклической меры. Сочетание целостного ряда 0–19 с его подпорядком, циклической константой счёта тринадцати, создаёт частотное соотношение 13:20.
Таким образом, исследователи подтвердили, что существует галактическая естественная временная частота 13:20. Частота же, по которой сейчас живёт цивилизация, рассчитывается из двенадцатимесячного григорианского календаря, где час равен шестидесяти минутам. То есть бытующая частота — 12:60. Однако это соотношение является искусственным, созданным человеческим мозгом явно для собственного удобства. Эта частота является верной лишь для трёхмерного пространства, не включающего в себя четвёртое измерение — Время. Тогда как частота 13:20 является истинной четырёхмерной временной частотой.
Рина выскочила из палаты Глеба и побежала по лестнице к выходу. В гардеробе на первом этаже, натягивая дублёнку, увидела объявление:
«Требуется гардеробщица! Обращаться в регистратуру или по телефону в Городскую больницу номер…»
Ринка вздрогнула — так это тот же номер больницы, который назвала ей соседка! Выходит и Глеба, и Зинаиду отвезли в одну и ту же больницу? Но тогда чего же медлить — надо заскочить к Зинаиде. Правда, у Рины ничего с собой нет… К Глебу-то можно было примчаться с пустыми руками. К Зинаиде, конечно, неудобно, но…
— Скажите, а здесь нет буфета или ларька, чтобы купить фруктов? — спросила Рина даму в регистратуре.
Оказалось, есть. Ринка взяла по полкило апельсинов-мандаринов, два пакета сока, пару шоколадок и побежала в палату к соседке. Зинаида лежала в окружении ещё то ли пяти, то ли шести кроватей. Ясно — с пенсионерами не церемонятся. Куда запихнули — на том и спасибо.
— Ой, Риночка! — обрадовалась Общественница. — Вот не ждала! Думала, тебе не до меня! — Зинаида хитренько улыбнулась. — У тебя же гость. Я заходила — видела. Приятный, конечно, мужчина. Но всё равно ты поостерегись. Он хоть тебе и дед…
— Какой дед? — не врубилась Рина. Конечно, она помнила, что Зинаида Никитична столкнулась с Домиником и приняла его за родственника. Но чтобы за деда?!
— Ну, он же твоей бабы Вари младший брат. Значит, тебе — дед. Но уж больно моложаво выглядит. Ты поостерегись. И не сильно верь ему-то! Я так поняла, что не слишком Варвара его жаловала. Проще сказать, вообще не любила и не доверяла. Так что я ничего ему и не отдала. А как меня приступ-то скрутил, вообще подумала, что нельзя такую ценность дома оставлять. А ну кто залезет в квартиру?
Рина представила, как Доминик пытается вскрыть отмычкой дверь Зининого жилья. Хотя зачем ему отмычки-то? Он щёлкнет пальцем, и дверь откроется.