— Мы умерли? — удивились Рина. — Ведь только мёртвые попадают в Навь!
— Глупости! — Пра Мари вскинула светленькие глазки на Рину и произнесла поставленным учительским голосом: — Это те, у кого нет воображения, могут попасть в Навь только после упокоения в Яви. Творческие же люди или просто любой человек с фантазией, остро чувствующий, по сто раз в жизни попадает в Навь. Ведь Навь — мир чувств, образов, мечты, фантастики. Люди вообще часто и не подозревают, что живут в двух мирах — в Яви и Нави одновременно. Книги, картины, фильмы, песни, любовь или ненависть — всё, что завораживает в Яви, и является тем путём, по которому человек посещает мир Наваждения. Кинкейд бывал здесь по сто раз на дню, когда создавал свои чарующие Дни Рождества, маяки, фонари, замки и домики. Ну а теперь, после того как он ушёл из Яви, он наш штатный живописец. И когда мы приходим в Навь, живём в его домах.
— То есть вы до сих пор живы?
Старушка смутилась. Дракон пришёл на помощь:
— Они живы ЗДЕСЬ. Живы для других миров. Но в нашем, земном мире они, конечно, мертвы.
— Зато мы можем встречаться здесь, в замках и домиках Томаса Кинкейда. Да вот глядите сами. Приглашённые на праздник уже собираются. Ведь мы сохранили наше привычное время. И всё снова идёт своим чередом. Как и шло.
Рина поглядела туда, куда указала сухонькая ручка пра Мари. У крошечного водоёма на массивных деревянных табуретах восседали три женщины. Одна чесала пряди и сучила нить. Другая пряла пряжу. Третья выжидала, держа в руках острый нож. Да это же мойры — богини судьбы античного мира. Одна создает нить жизни человека, другая спрядает из неё судьбу. Третья перерезает нить в положенный срок.
— Слава богу, они опять слепы, — проговорила пра Мари. — А то ведь был миг, когда они вдруг прозрели. Когда твой Уроборус, — старушка дотронулась до груди Доминика, — чуть не сбросил Кольца Времени, мойры стали зрячими и вмиг решили крутить колесо прялки обратно. Но тогда время потекло бы вспять! Это был бы ужас! А потом на секунду прозрел и Хронос, бог Времени, уничтожающий своих детей. Говорят, он съедал их. Враки! На самом деле супруга подсовывала ему каменные фигурки. Но вчера он УВИДЕЛ, что это камни. И затребовал реального ребёнка. Хорошо, что вы успели скрепить кольца Уроборуса. А то безжалостный Хронос сожрал бы всех древнегреческих богов, начиная с Зевса. И что тогда?! Без богов Античности вся мировая цивилизация пошла бы по иному пути! Может, и мы с вами вообще не родились бы на свет. Со временем шутки плохи! — Пра Мари истово перекрестилась. — Однако я заболталась. Идёмте скорее. Ведь все ждут именно вас. Тот, а по-вашему Тотий Львович, приказал не будить вас, пока вы не придёте в себя. Но я не могла так долго ждать. Вот и послала бабочку. А мастер Трисмегист, твой отец, Рина, и ваш друг, твой ловец, Доминик, уже в замке. Все, кто причастен к сегодняшнему Празднику. Жаль только нет Барбары, твоей бабушки, Рина. Но она делает ремонт в своей новой усадьбе. Ей не до праздников. А вы идите скорее!
Пра Мари подтолкнула их к парадному входу. Там толпилось множество людей — в нарядах разных времён и разных народов. Но бабушка ловко лавировала между всеми, то ли приговаривая, то ли представляя Рину и Доминика:
— Это Хранители!
И все расступались, давая возможность главным гостям войти в замок. Кто-то крикнул что-то приветственное. Кто-то поклонился. И все глядели с таким восхищением, любовью, почтением, что девушка даже смутилась. Никогда ещё ей не приходилось привлекать к себе столько внимания. Кажется, даже Чёрный Дракон стушевался. Рина схватила его за руку, и они шагнули в полумрак замкового парадного. И тут Рина споткнулась. Упала на каменный пол. Как всегда, неудачно — на коленку. Вытянула руки, пытаясь найти, опереться на Доминика, но уткнулась в пустоту…
…После света тёплого дня мгновенное переключение на ночную темноту показалось невыносимым. Рина увидела, что стоит на краю высокой скалы. Куда делся прекрасный замок Кинкейда?! Ах! Ринка поняла: это тоже его творение, только другое — это маяк. И стоит она на верхней площадке, а вовсе не на скале. Крошечный пятачок, а над ним ещё незажжённый маяк. Но почему не зажжённый, ведь уже ночь?! Корабли же могут разбиться!
Но боги Времени, где же Доминик?!
Она здесь одна… Ринка рванулась и почувствовала, что не может сдвинуться с места. Опять колдовские чары? Опять новый ужас? Как тихо, спокойно она жила все свои двадцать четыре года. Даже не болела ничем, не считая разбитых коленок. Всего-то и было, какое-то там Страшное Горе, которое она, скорее всего, сама себе и выдумала. Но, видно, правду говорят, что всего бывает поровну. И если двадцать четыре года было тихо-мирно, то теперь, за несколько последних дней, пришлось пережить такое количество кошмаров, которое уравновесило спокойствие всей прожитой жизни.
Внизу заскрипели ступеньки. Кто-то поднимался по крутой винтовой железной лестнице. С грохотом и скрипом распахнулась дверь. Вошёл мужчина. Романтическим жестом поднял над головой старинный фонарь. Застыл в позе мужественного моряка, вглядывающегося в морскую даль.
— Наконец-то у нас гостья! — проговорил он хорошо поставленным голосом. — И кажется, она нам знакома. Погляди-ка, Ал-Наг?
Театральным жестом мужчина выставил вперёд средний палец правой руки. Блеснуло старинное золото. Ринке даже показалось, что она слышит угрожающее шипение дубль-Уроборуса. Второй Ал-Наг!
Но откуда? Он же у Виктории!
— Теперь я его хозяин, — ответил мужчина на невысказанный вопрос. — Надеюсь, ты знаешь, кто я, девушка?
Ринка замотала головой. Это же Орлинский. То есть, конечно, не трагик, а его потомок — Леонид Орлов. Любовник мамы Веты. Убийца Катеньки. Незадачливый покушенец сначала в гостинице на Рину и Глеба, а потом на Глеба в больнице. Партнёр мага Герасима.
— Ваш маг Гера мёртв! — выпалила девушка.
— И прекрасно! — ничуть не смутившись, проговорил Орлов. — Он вообще был лишним в этой истории. Ему были нужны настоящий Ал-Наг и аграф. Он же хотел править всем существующим миром. Ну а мне достаточно небольшого сценического мирка. Мой дубль-Ал-Наг пообещал помочь мне создать театр. Это будет шедевр. Театр Леонида Орлова. И каждый вечер я в главной роли.
— Ваш Орлинский тоже был помешан на театре! — выдохнула Рина. — И что из этого вышло?! Его просто шлёпнули в ЧК.
— Но нас, — Орлов любовно поглядел на свой перстень, — это не касается. Чекист Игнатов — чужеродное, случайно вклинившееся звено. Просто перстень надо было подкармливать. А где в прогрессивном XX веке было взять регулярную кровь? Вот перстень и выбрал чекиста. Тот имел доступ к подвалам ЧК и его узникам. Ездил в командировки по разным городам и странам. Там тоже мог прирезать никому не нужного ребёнка и спокойно уехать.
— Глеб говорил мне про статьи об убийствах детей то в Праге, то в Сантьяго, то ещё где. Так это дело рук Игнатова?! А всё свалили на Чёрного Дракона!
— Это была идея нашего мага Геры. Он верил, что ловец проникнется идеей спасения мира от Чёрного дьявола. Ну и станет стараться более ретиво. Дурацкая идея, по-моему!
— Но этот дубль привык к крови со дня своего рождения. Вернее, с того дня, когда барон д’Эгле украл его.
— Раз ты и это знаешь, значит, понимаешь, что этот перстень мой по праву.
— Почему?
— А ты переведи фамилию барона.
Боже! Ринка чуть не задохнулась: так ведь д’Эгле — это же Орлов. Так вот откуда в роду этих актёров кольцо! От какого-то там потомка Валуа, который мечтал вернуться к власти — на трон Франции. Но ещё барон обожал актрис и танцовщиц, сцену и запах кулис. Вот его потомки и подались в театральный мир.
— Как мельчают нравы! — посетовала Рина. — Д’Эгле мечтал о королевской власти, а вы, современный Орлов, — всего лишь о театрике!
Орлов театрально раскинул руки и провозгласил:
— О, власть ненужная, ты только очи застишь!
У Рины не было сил выяснять, откуда цитата. Её интересовало другое.
— Я-то вам зачем? Создавайте театр, разве я мешаю?
— Мне — нет, — вкрадчиво произнёс Орлов. — Тем более что ты дочь моей, так сказать, подруги Веточки. Но вот ему, — неудавшийся актёр снова поднял палец с перстнем, — мешает первый Ал-Наг. У того больше сил, и он не даёт моему перстню развернуться в полную мощность. Словом, зови Чёрного Дракона, и пусть он отдаст свой Ал-Наг.
— Вы сдурели?! — ахнула Рина. — Он никому и никогда не отдаст перстень!
— Ничего, я сумею уговорить! Ты позови его!
Рина выпрямилась. Странно, она не могла сдвинуться с места, но в остальном не была связана магическими путами. Может, это вообще не магия? Какая разница! Этот маяк — нехорошее место. Опасное… Она не будет заманивать Доминика в эту дьявольскую ловушку!
— Я не стану звать!
Орлов замахнулся. Рина закрыла глаза. Сейчас прозвучит пощёчина, а она даже уклониться не может. Но ладонь Лёнчика выверенным актёрским жестом остановилась в сантиметре от Ринкиной щеки.
— Бить женщину — фи… дурной тон… — сказал сам себе Орлов и поднял глаза на Ринку. — Я тебя просто сожгу. Представь, как ужасно горит человеческая плоть. Какой запах. А уж какая боль!
— Я не стану звать Дракона! — выплюнула Ринка.
Орлов поглядел на свой перстень, словно советуясь.
— Ну что ж! — сказал он. — Переходим к плану «Б».
Леонид нажал на ручку подъёмника. И только тут Рина поняла, что стоит на железной плите. И ноги её засунуты в длинные металлические сапоги. Магнит! Так вот почему она не может сдвинуться с места.
Подъёмник потянулся вверх. Ринка очутилась в небольшом помещении. Конечно, она никогда не была ни на каких маяках. Наверное, там установлены огромные мощные электрические лампочки. Но это был маяк из прошлого. На полу, обитом железом, возвышался огромный котёл. Сейчас он весь был завален дровами. Надо понимать, вот эти горящие дрова и дают свет маяка.
Огромный кострище… Ринке вспомнились костры инквизиции. Костёр Жанны д’Арк. А этот станет её костром? Её сожгут заживо?!