— Да, я хочу дать ему несколько советов. — Человек в дождевике ухмыльнулся. — Фэнтон считает, что было бы неплохо покончить с этим делом сегодня ночью!
— Боже мой! Да разве можно, друзья, быть такими нетерпеливыми! — Кейн выплюнул окурок.
Не обратив никакого внимания на замечания Кейна, человек спокойно продолжал:
— Я думаю, Гелвада к девяти вечера уже вернется в город. И все будет в порядке где-то к полдесятому. Он подойдет в «Желтую бутылку» — это бар в Мэйфере. Вам бы я посоветовал позвонить туда без четверти десять, И если он встретит там того, кого должен встретить, то пойдете прямо из бара.
— Хорошо, — сухо сказал Кейн. — Это все?
— Да, все, — сказал человек в старом дождевике, как бы не замечая сухости в голосе Кейна. — Доброй ночи, Майкл. — Кейн кивнул и пошел по узкой улочке вниз к Сент-Джеймс-стрит.
Кейн стоял в темном подъезде театрального служебного входа.
Через какое-то время появился служитель и пригласил его пройти. Кейн быстро взбежал по ступенькам, прошел вслед за служителем по коридору и вошел в гримерную. Закрыл дверь и остался стоять, прислонившись к ней.
Валетта Фэлтон сидела перед гримерным столиком и подкрашивала брови. Кейн подумал, что она очень красива. У нее были тонкие черты лица, правильный нос, рот небольшой и чувственный. Кейн поймал себя на мысли, что на Валетту он мог бы смотреть часами — так она была хороша. Ее яркое кимоно слегка распахнулось.
— Не знаю, говорил ли это тебе кто-нибудь еще, Валетта, — сказал Кейн, — но у тебя самые красивые ножки, которые я только видел в жизни.
Она повернула к нему голову и улыбнулась.
— Да, в свое время некоторые говорили нечто похожее, но это было давно, месяцев десять назад, — сказала она и, указав Кейну кивком на стул, добавила: — Садись, Майкл.
Кейн неторопливо повесил шляпу на вешалку у двери и сел.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что не в последние десять месяцев? — спросил он.
Она взглянула на него искоса, сквозь длинные ресницы, и Кейн снова подумал, до чего же она хороша.
— Ты говоришь так, — сказала Валетта, — как будто хочешь казаться нескромным, — она снова улыбнулась. — Возможно, Майкл, ты забыл, что последние десять месяцев я была твоей любовницей.
Кейн озорно улыбнулся. В этот момент он напоминал мальчишку.
— Как я мог об этом забыть? — спросил он.
— Не знаю, — сказала Валетта, ее брови чуть приподнялись, — я не понимаю, почему ты считаешь, что мне могут делать комплименты другие люди, в то время, когда предполагается, что я влюблена в тебя.
— А, кажется, понимаю, — Кейн удовлетворенно кивнул.
Она отложила кисточку для бровей и повернулась к нему.
— Я бы хотела знать, — сказала она, — хотела бы знать… На самом ли деле ты такой циник, каким представляешься, или все это только поза?
— Настоящий циник никогда не будет притворяться, — сказал Кейн. — Зачем это ему? Да и тебе не восемнадцать лет. Поэтому притворяться циником, я думаю, глупо и смешно. Я считаю, что цинизм не может быть позой. Скорее это такая вещь, которую нам навязывают окружающие.
— Выходит, это я заставляю тебя быть циничным, Майкл?
— Нет, как раз наоборот, — улыбнулся он, — если бы не ты, то я бы погряз в пучине цинизма.
— Похоже, Майкл, что ты не видишь в жизни ничего хорошего?
— Так оно и есть, ничего постоянно хорошего в этой жизни нет.
— А я? Я же постоянно хороша. — Валетта снова взяла кисточку и посмотрела в зеркало.
Кейн неторопливо достал сигару и закурил. Он был доволен.
— Ну, — сказал он, улыбаясь, — не постоянно, а десять месяцев.
Валетта почувствовала, что его улыбка ее раздражает.
— Выходит, что все хорошее во мне — это ты, — сказала она сухо.
— Я же этого не сказал.
— И ты надеешься, что это не продлится…
— И этого я тоже не говорил.
— Так что же, черт возьми, ты хотел сказать?
— О, Валетга! — сказал он, глубоко затягиваясь. — Пойми меня правильно, я совсем не хочу быть понятым превратно, — он снова улыбнулся. — Я хочу сказать, что я очень рад тому, что имею. Но…
— Что но?
— Давай будем мыслить логически: если женщина влюблена в мужчину, она должна что-то получать взамен, помимо его любви, так было бы справедливо.
Она встала, сняла кимоно и стала одевать костюм. Кейн с удовольствием смотрел на нее. У нее была прекрасная фигура, и она знала, что он понимает это.
— Так что же она может получить взамен, — спросила Валетта, немного помолчав, — и что это обязательно, Майкл?
Он утвердительно кивнул.
— Да, я полагаю, она обязательно должна что-то иметь, иначе во всем этом не будет смысла. Если женщина убеждена, что все впустую, то она найдет что-то более предпочтительное, особенно такая великолепная женщина, как ты.
В ответ она улыбнулась.
— А ты никогда не думал о том, Майкл, что я достаточно получаю от тебя?
— Например? — удивился он.
— Например, массу забавного, — сказала Валетта.
— Я не нахожу в себе много забавного, — сказал Майкл.
Она села на стул лицом к нему, скрестила руки на коленях и заглянула ему в глаза.
— Ты прав. Забавного в тебе мало. Но в тебе есть что-то дьявольски привлекательное. Ты из тех людей, у которых нет прошлого.
Он задумался, облокотился на спинку стула.
— Интересно, — сказал он, — значит, по-твоему, я человек, у которого нет прошлого? Объясни, что ты имеешь в виду?
— Понимаешь, — сказала она, подумав, — бывает, что женщине интересен мужчина, которого она давно знает. И даже если он допускает грубость, она прощает его, понимая, что обстоятельства и случай сделали его таким. Зная это, он все равно будет ей дорог. В другом случае она просто не будет о нем думать. Ты меня понимаешь?
— Вполне.
— Но ты, это совсем другое дело, — продолжала Валетта. — Каким бы ты ни был, что бы ни сделал — ты все равно остаешься для меня непонятным, но привлекательным… интересным… Все равно кто ты… И знаешь, я вспомнила…
Она замолчала, подняла на него глаза, губы ее улыбались. Кейну захотелось обнять ее.
— Помнишь, как мы познакомились с тобой? В ту ночь, когда бомбили. Погибло много людей, я бросилась к тебе в поисках защиты. Я была так напугана.
— А я? — спросил Кейн.
— Ну, во всяком случае, не настолько, чтобы не воспользоваться представившейся возможностью.
— О, прошу прощения.
— Не стоит. Поверь, я не жалею об этом. Я вот к чему говорю: позже, когда мы договорились вместе поужинать, и я шла на свидание, то решила спросить, чем ты занимаешься. Но почему-то мне расхотелось это делать. А потом я поняла, что мне просто нравится думать о тебе как о таинственном человеке.
Кейн насмешливо улыбнулся.
— Понял, — сказал он.
— Но тогда я так и не спросила тебя. Когда мы расстались и условились встретиться снова, я лежала в постели, смотрела в потолок, думала о тебе и решила в следующий раз, когда мы увидимся, обязательно узнать, кто ты такой.
Кейн спросил:
— Что же помешало тебе это сделать?
— Сама не знаю. Все откладываю от случая к случаю, надеясь, что наступит день, когда мое любопытство будет удовлетворено. — Она внезапно замолчала, потом так же внезапно спросила: — Майкл, чем ты занимаешься?
Кейн улыбнулся. Он глубоко затянулся, выдохнул дым и внимательно посмотрел на Валетту.
— Ты, по-моему, хорошо разбираешься в людях. Так скажи мне, чем я занимаюсь?
Она покачала головой.
— Не знаю. Ты из тех людей, которые не поддаются классификации.
Кейн сказал:
— Под всем этим подразумевается один вопрос: почему я не в армии?
Она ответила:
— Да, конечно, почему?
— О, это очень просто, — сказал он. — Когда мне было семь лет, меня переехал экспресс. Он разрезал мне печенку на две равные части. И поэтому меня считают непригодным. — Он смотрел на нее и улыбался.
— Ты свинья, Майкл, ты это знаешь, да? — сказала она.
Он довольно рассмеялся.
— А знаешь, — он наклонился вперед, — я думаю, что ты удивительная женщина, Валетта. Встречаться с мужчиной, спать с ним в течение десяти месяцев и только потом спросить его, чем он занимается. Это изумительно.
— Ладно, перестань. Ты мне скажи… — Раздался стук в дверь.
— Ваш выход через две минуты, мисс Фэлтон, — сказал мальчик.
Она встала.
— Это судьба, — сказал Кейн, — и она, как всегда, очень кстати. Теперь у меня будет время обдумать ответ.
— Ладно, Майкл, ты неисправим, — вздохнула она. — Я увижу тебя вечером?
— Увы, у меня встреча с приятелем. Небольшое дело. Мне, право, очень жаль, Валетта.
— Мне тоже, — сказала она. — Встретимся, когда ты сможешь. Возьми сигарет, если хочешь. Пока.
Он слышал, как ее каблучки простучали по каменному полу коридора. Он глядел прямо перед собой, чуть наклонив голову набок.
— Ты становишься сентиментальным, Майкл Кейн, — пробормотал он еле слышно.
Спустя некоторое время он поднялся. Снял шляпу с гвоздя, медленными шагами прошел по коридору, спустился по лестнице и вышел на улицу.
А сейчас пришло время познакомиться с мистером Гелвадой, вольным бельгийцем Эрни Гелвадой. Гелвада сидел за угловым столиком в таверне «Туррельский Лес» и наблюдал за хозяйкой этого заведения. Он считал, что у нее отличная фигура. В ней все было удивительно пропорционально. Гелвада любил смотреть на женщин не из чувственных побуждений, а спокойно, любуясь и думая в то же время о чем-то своем. Он был философ и эстет. Любил все гармоничное и красивое. Он мог думать по-французски или по-фламандски, или по-русски. Кроме того, иногда он думал по-испански, по-португальски и по-английски. Иногда свою речь он оснащал вульгаризмами. Он прекрасно владел всеми этими языками, но его нельзя было назвать лингвистом, зато эрудитом он был в полном смысле этого слова.
О себе говорил редко. Был невысок и казался склонным к полноте, но на самом деле не был полным. Он был сильным и проворным, когда этого требовали обстоятельства. Его круглое добродушное лицо вызывало симпатию, подвижный рот почти всегда улыбался. Казался человеком милым, и безобидным, но при общении с ним вас почему-то все время не покидало смутное чувство тревоги. Именно тревоги. Когда его не было рядом, вы продолжали думать о нем и приходили к выводу, что ваше беспокойство — плод досужей фантазии, игра нервов и больного воображения. И ваша уверенность в том, что это действительно так, оставалась непоколебимой до следующей встречи с Эрни Гелвадой, когда вы начинали замечать, что ощущение беспокойства растет в вас по мере того, как вы узнаете его лучше. Однако никому не удавалось узнать его настолько хорошо, чтобы понять причину этого странного ощущения тревоги. Никому, кроме Кейна. Только Кейн знал о существовании некого червячка, живущего в мистере Гелваде, сжиравшего его плоть и душу, червячка неутомимого и жестокого.