Времени для препирательств больше не оставалось, враги могли появиться в поле зрения с минуты на минуту. Ольгерд махнул рукой, и начал выставлять бойцов на позиции.
Успели едва-едва. Только последние копейщики схоронились меж камнями, как со стороны ущелья послышались искаженные туманом и скалами голоса. Через некоторое время меж камнями замелькали синие кунтуши. Выйдя на открытое пространство разведчики внимательно огляделись, не обнаружив замершей засады махнули своим рукой. Из тумана стали плотным потоком вываливать пешие воины, все как один добротном доспехе и с огнестрельным оружием.
Не обманули татарские лазутчики — вновь прибывшие тянули за собой, впрягшись по трое — четверо, полевые пушки. Стволы не бог весть какие, старые, еще поди со Смутных времен, чиненые, перехваченные во многих местах обручами, но заряди в такую вот старушку картечь, да приставь к ней толкового бомбардира… Однако дело было сейчас не в пушках.
Ольгерд скрежетнул зубами:
— Этого я и боялся.
— Чего именно? — спросил залегший рядом Измаил. — Боялся, что московиты пушки с собой потянут?
— Это не московиты, а казаки, — ответил Ольгерд. — Они же теперь в союзе с царем против поляков и татар воюют. Не ровен час встретимся с теми, с кем в Лоеве, Любече да Куреневской слободе за одним столом сиживали…
— Война! — пожал плечами египтянин.
— Анри, иди наверх, к стрелкам, — приказал Ольгерд мальтийцу. — Пусть первым делом пушкарей выцеливают, потом тех, кто мушкеты начнет брать на изготовку. И чтобы, до того, как они на прорыв пойдут, не меньше трех выстрелов каждый сделал. Сам же подумал: "Три раза по десять выстрелов, да попадет в лучшем случае половина. Пятнадцать человек стрелки снимут. С остальными придется врукопашную разбираться".
Тем временем казаки продолжали вытягиваться на открытое пространство. Ольгерд насчитал их около сотни, и это была лишь голова приближающейся колонны. Арифметика получалась такая, что думать о том, уцелеет ли он со своим хашаром, не было ни малейшего смысла. Рассуждать стоило лишь о том, сколько времени они смогут продержаться, скольких противников положат на склоне, да дождутся ли татарской подмоги которую, по большому счету, Темир-бей ему и не обещал.
Над головой словно разорвали огромный бумажный лист — грянул первы ружейный залп. Досужие мысли тут же отошли в сторону. бой начался. Стрелки-браконьеры не зря ели свой хлеб. Пули, все до единой вошли в сбившуюся человеческую массу, от реки понеслись крики и стоны. Не ожидавшие засады казаки сперва смешались, бросились кто куда в поисках укрытия. Однако не зря запорожцы считались отличными пехотинцами: быстро опомнились, залегли, выставив вперед ружейный стволы. То здесь, то там замелькали вспышки выстрелов, по камням, выбивая осколки, часто застучали пули. Внизу, там где ждала своего часа главная засада, кто-то тихо ойкнул и заругался по-италийски.
Командовал казацким авангардом приземистый усач в татарской лисьей шапке. Его-то Ольгерд, тяжко вздохнув, взял на мушку. Однако казацкий начальник словно почуял нависшую над ним смерть, — шустро скрылся за выступом скалы.
— Пушки готовят, — сказал Измаил.
— Вижу, — ответил Ольгерд. — Анри, отведи стрелков за холм, иначе картечью их посекут. Да пару человек пусть оставят, орудийную прислугу пощекотать.
Казаки, оценив меткость противника, поступили хитро. Зарядили орудия под защитой скалы, потом споро выкатили по очереди на линию огня и три раза сыпанули по вершине холма картечью.
Ольгерд хотел справиться о потерях, но было не до того. Сотни полторы казаков ринулись в воду, преодолели неглубокий здесь Буг — кому по грудь, кому по пояс и, выставив вперед кто сабли, кто пики, сомкнутым строем начали преодолевать подъем. Их прикрывали, не давая поднять головы ольгердовым стрелкам, попрятавшиеся в камнях мушкетеры.
Ольгерд разрядил в толпу карабин и, вытягивая из ножен саблю пригибаясь, короткими рывками от укрытия к укрытию, рванул вниз к террасе, где ждали своего часа притаившиеся в засаде копейщики. Боясь задеть своих, мушкетеры прекратили огонь. Атакующие казаки, подбадривая себя криками достигли террасы как вдруг, преграждая им дорогу, впереди, над самым крутым участком склона вырос копейный лес. Составлявшие костяк отряда венецианцы и генуэзцы, ведомые лейтенантами, правильно оценив ситуацию, не стали ждать, пока казаки опомнятся от неожиданности, наставили копья и сомкнутым строем ринулись вперед.
Удар по выдохшимся на подъеме казакам был страшен — едва не четверть из них сразу же погибли под копьями и, сбивая с ног вторую линию нападавших, покатились вниз по склону. По команде Ольгерда, из-за спин копейщиков вынырнули валахи, греки и болгары, вооруженные саблями и палашами. Особого мастерства бывшие лесные разбойники и уличные грабители проявить не могли, но этого от них и не требовалось — уцелевшие запорожцы, ошалев от неожиданного отпора, пустились в бегство.
Ольгерд в первых рядах врезался в отступающую толпу. Рубил направо и налево, подбадривая криками своих бойцов. Однако увлечься в контратаке не дал. Убедившись, что первый казацкий штурм отбит, крикнул так, чтобы услышали все:
— Назад, под камни! Перестреляют как куропаток!
— Команда оказалось более чем своевременной — не успели его бойцы залечь, попрятавшись в своих укрытиях, как от реки грянул оглушительный залп. На сей раз казаки стреляли из всего, что было у них под рукой — от тяжелых осадных пищалей до ручных пистолей, плотность огня была такой, что если бы не ольгердова предусмотрительность, он потерял бы не меньше, чем половину своего, и без того невеликого войска.
Воспользовавшись паузой, в которую казаки перезаряжали оружие, стрелки-браконьеры вернулись на позиции перебежками и вступили в ружейную дуэль. С верхушки холма позиции противника просматривались как на ладони, так что десяток бывших преступников, которыми командовал старый валах, смог нанести противнику ощутимый ущерб.
Казаки снова пустили в ход пушки и сделали несколько выстрелов по холму, согнав с позиций стрелков. Требовалось на ходу сменить тактику и Ольгерд дал команду копейщикам скрытно переместиться саженей на двадцать левее, сам же вернулся на наблюдательный пункт
— Что теперь? — спросил Измаил.
— Теперь хуже, ответил Ольгерд. — Они уже поняли, что нас совсем мало. Скоро сообразят, что у них нет иного выхода, кроме как штурмовать холм всеми силами, пока к нам не пришла подмога. Постреляют еще немного наобум, потом пойдут вперед. Тогда и начнется настоящая потеха.
Измаил, соглашаясь, кивнул:
— Стало быть, наше место в общем строю. Что же, у Сарабуна сегодня будет много работы…
— Не думаю, — мрачно ответил Ольгерд. — Казаки воюют жестоко, пленных редко берут. Так что работа будет скорее не у лекарей, а у мародеров, собак да могильщиков.
— Все там будем, — пожал плечами египтянин, проверяя баланс своего палаша. — Как по мне, умирать дряхлым беззубым стариком, мочась под себя в постель и страдая слабоумием, намного страшнее.
Разговор был прерван многоголосым ревом, который вырвался из ущелья — казаки пошли в атаку. На сей раз в воды Буга вошло не меньше четырех сотен человек.
Пока атакующие форсировали реку, казацкие пушки успели ударить картечью поверх голов. Ольгердовы стрелки, воротившиеся на старые позиции, этого не ожидали и, судя по всему, попали под залп, но думать об этом было уже некогда да и незачем: дальше все решалось в рукопашном бою.
Казаки, выставив вперед пикинеров, не ломая строй поднимались наверх. Ольгерд всматривался в приближающиеся лица с ужасом ожидая увидеть кого-то из знакомых по Киеву либо Черниговскому полку, но к счастью знакомых, по крайней мере в первых рядах, не наблюдалось. Дождавшись, когда строй атакующих выйден на воображаемую линию атаки, Ольгерд подал сигнал и засадный отряд ударил казакам в незащищенный фланг. Италийские наемники охватили нападающих полукругом, с фронта, воспользовавшись замешательством пикинеров, на казаков выплеснулась толпа валахов. Но численное преимущество противника не позволило преломить ход боя. Казаки смогли выстоять при первом ударе, перегруппировались и сами начали охватывать отряд с трех сторон.
Италийцы, чтобы избежать окружения, начали отступать наверх, держа строй и отбиваясь копьями, но это давало лишь небольшой выигрыш во времени. Поддерживаемые сверху редким огнем уцелевших стрелков, прикрываясь от флангового обхода мечниками, он шаг за шагом к вершине.
Теперь все его командирские обязанности по большому счету свелись к тому, чтобы показывать нестойкому хашару пример и не дать себя убить раньше времени, и Ольгерд, возглавил оборону на правом фланге. В него словно бес вселился, он наносил удары один за другим, не глядя на мелькающие перед ним лица, перемещаясь то вправо то влево, чтобы поддерживать сражавшихся рядом. Подаренная Обуховичем сабля в этот день напилась крови на год вперед.
Через некоторое время крутой подъем был густо усеян недвижными телами, но схватка, медленно перемещаясь вверх по склону, кипела с неутихающей силой. Ольгердовы бойцы бились храбро и умело, но численное преимущество врагов не могло не сказаться на ходе боя. И без того неширокая линия защитников становилась все короче.
Прорубив переносицу очередному противнику, Ольгерд огляделся по сторонам. По левую руку от него отчаянно рубились плечом к плечу два генуэзца, те самые что еще несколько дней назад потешались над сарабуновыми пиявками. Рядом отбивался сразу от двух казаков вооруженный морским палашом мальтиец Анри, спину ему прикрывали валашский разбойник и тот самый грек, за которым после боя с Фатимой закрепилось прозвище Голиаф. Сама же девушка, сверкая глазами, ловко орудовала явно отобранной у казаков длинной пикой с четырехгранным стальным навершием. И удар этой пики каждым своим клевком неизменно находил новую жертву…
Но и казаки, наторевшие в постоянных походах и войнах, не были куклами для битья, — рубились умело и слаженно, медленно но верно выбивая теряющих силы наемников. Ряды ольгердова хашара неуклонно таяли.