Мы покинули деревню и зашагали по узенькой, едва различимой среди густых зарослей тропинке, по обе стороны которой росли гигантские деревья с корнями, похожими на контрфорсы церквей, и кронами, терявшимися за зелеными зарослями и не пропускавшими к земле и десятой части солнечного света. Мы продвигались вперед довольно медленно. Первыми шли, неся на плечах тяжелые пирóги, шесть воинов с прикрепленными к головам желтыми перьями и ритуальными рисунками по всему телу. За ними следовал наш друг Иак в своих выцветших спортивных шортах, с сумкой за спиной и с огромным луком и дюжиной длинных стрел в руках. За Иаком шагали профессор и Кассандра, а замыкал это шествие я, неся на спине рюкзачок с тем немногим, что не сумели уничтожить рассвирепевшие кайманы, а также три свернутых гамака, в которых мы спали и которые туземцы нам подарили, — возможно, не из щедрости, а из страха заразиться от нас какой-нибудь болезнью. Они их, наверное, после нашего ухода все равно сожгли бы на костре.
К счастью, мы все трое с самого начала нашего пребывания в Бразилии были облачены в одежду, предназначенную для путешествий пешком по пересеченной местности, и водонепроницаемые ботинки — самую что ни на есть подходящую для сельвы обувь. Но и в такой одежде нас очень сильно донимали москиты, которые все время норовили сесть на лицо, и наши рубашки с длинными рукавами постоянно были покрыты несколькими десятками этих кровососов, даже через ткань пытающихся добраться до нашей кожи. А вот туземцев, насколько я заметил, они почему-то не трогали, и мне было страшно представить, что с нами было бы, если бы мы вышли из гидросамолета в рубашках с короткими рукавами, шортах и шлепанцах.
— Я вот тут подумал… — громко произнес я.
— Подумал? — Кассандра резко обернулась. — Ты стал думать? Ты себя хорошо чувствуешь? Может, хочешь присесть и немного отдохнуть?
Я сделал вид, что не услышал того, что она сказала.
— Мне кажется, — продолжал я, зная, что за исключением Иака никто из туземцев, идущих впереди нас, не понимает ни слова по-испански, — что, если я не ошибся в своих предположениях относительно того, где находится город Z, мы, наверное, пролетели на гидросамолете прямо над ним.
— Вполне вероятно, — ответил профессор, повернувшись ко мне. — Никто из вас ничего не заметил?
— Я, как и вы, спал, — признался я.
— А я не спала и смотрела в окошко, — сказала Кассандра, — но, уверяю вас, не увидела ничего, что привлекло бы мое внимание.
— Странно, правда? — удивился профессор. — С такой высоты ты наверняка должна была что-нибудь заметить…
— Вы ошибаетесь, профессор. Такие джунгли, как здесь, могут поглотить город размером с Нью-Йорк всего лишь за какие-нибудь пятнадцать-двадцать лет.
— А ты не преувеличиваешь?
— Преувеличиваю? На юге Мексики и севере Гватемалы в пределах территории, которая намного меньше бассейна Амазонки, едва ли не каждый год обнаруживают какой-нибудь ранее неизвестный город майя, полностью скрытый под растительностью. Да и известный вам город Мачу-Пикчу, который в настоящее время является одной из самых знаменитых археологических достопримечательностей мира, был обнаружен всего лишь сто лет назад одним американским искателем приключений, хотя город этот находится в центральной части Перу, причем в провинции, где не такие уж дремучие леса и не такая труднодоступная местность… — Кассандра, откинув волосы назад, продолжала: — Поэтому легко себе представить, что может скрываться под растительностью здесь, в почти неизученном регионе, покрытом деревьями размером с многоэтажный дом.
Мы шли в течение уже более часа, когда тропинка наконец-то вывела нас на берег реки. Воины опустили пирóги на узкую полосу из желтого песка рядом с водой, ласково омывающей берег. Мы втроем тоже подошли к кромке воды и остановились.
Река Шингу текла перед нами широким и спокойным, без водоворотов потоком. На противоположном берегу, который находился метрах в двухстах от нас, прекрасно просматривались растущие там деревья.
Однако справа от нас, причем на более близком расстоянии, бурлил уже известный нам водопад — Cachoeira do Ubá, — вода которого обрушивалась на камни у его основания с оглушительным ревом, сравнимым с шумом двигателя реактивного самолета, отчего почти до половины высоты этого двадцатиметрового водопада поднимались облачка водяной пыли.
К счастью, нам сейчас предстояло направиться не к водопаду, а совсем в другую сторону, и, по словам Иака, на протяжении ближайших ста километров на этой реке водопадов не было.
Единственное неудобство заключалось в том, что такие спокойные участки реки были любимой средой обитания кайманов и пираний. Однако наш друг туземец заверил нас, что кайманы обычно не нападают на пирóги и уж по крайней мере никогда не делают этого утром, а пираньи нападают только в том случае, если чувствуют запах крови, а также если они голодные. А еще, когда они чувствуют, что ты представляешь для них угрозу. А еще, когда ты упал в воду. А еще, когда им просто хочется напасть.
— Но очень опасные быть poraquês[29], которые вы называть электрический угорь, — предупредил нас Иак с серьезным выражением лица. — Они мочь убивать человек на расстояние несколько метры, даже если он держать только один палец в вода, и некоторые из они нападать, пока жертва не перестать двигаться. Очень опасные, — повторил туземец, поднимая указательный палец, — очень опасные.
Мы переглянулись, невольно подумав, что плыть по реке на пирóге — это, возможно, не такая хорошая идея, какой она казалась нам, когда мы обсуждали ее, сидя в хижине без стен. Однако еще до того, как мы успели внести в свои планы какие-либо изменения, шестеро туземцев, даже не попрощавшись, отправились назад в деревню и оставили нас на берегу одной из наименее изученных рек мира с изгнанным из деревни голубоглазым метисом, двумя старенькими пирóгами, четырьмя веслами и очень плохими предчувствиями.
29
Иногда работая веслом, но по большей части позволяя течению самому нести пирóгу, в которой мы находились вместе с профессором (тот, сидя в носовой части лодки, опускал весло в воду с явной неохотой — видимо, опасался, что из глубины реки вот-вот вынырнет и схватит его, беднягу, за руку ужасная зубастая пасть), я чувствовал, как мое сердце начинает биться каждый раз, когда я бросаю взгляд на буйную растительность сельвы, протянувшуюся неровной зеленой полосой вдоль берегов реки. Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь звуками ударов наших весел по воде, а еще периодическим гоготаньем какой-нибудь птицы, испуганно взмывающей в воздух при нашем приближении.
Глядя, как одинокое облачко плывет по лазурному небу, отражаясь в желтовато-коричневых водах Шингу, я невольно подумал о том, что никогда не увижу в своей жизни ничего более похожего на рай.
Еще я думал о том, что белый человек пока не наложил свои лапы на эти полные жизни леса, а потому ягуары, змеи, рыбы и птицы живут здесь сейчас точно в такой же окружающей среде, в какой они жили тысячу, десять тысяч или даже сто тысяч лет назад. Все здесь казалось мне чистым, девственным, настоящим… Заботы и хлопоты, неразрывно связанные с нашей жизнью, теряют всякий смысл, когда человек оказывается среди природы в самых естественных ее проявлениях, и, если нам вдруг придет в голову взглянуть чуть-чуть подальше своего собственного носа, мы поймем, что планета Земля, на которой мы рождаемся, живем своей суетной жизнью и умираем, и есть именно такая — чистая, девственная, настоящая… Она была такой же до нас и будет оставаться такой еще долго даже после того, как мы, люди, исчезнем с ее лица.
— Природа здесь удивительно красивая… — донесся до меня с другой пирóги голос Кассандры.
Я повернулся в ее сторону и увидел, что и она тоже очень красивая — женщина со светлыми волосами, от которых отражается солнечный свет, и широко раскрытыми изумрудно-зелеными глазами, восторженно разглядывающими все вокруг.
— Абсолютно с тобой согласен, дорогая моя, — сказал профессор. — По правде говоря, мне очень жаль…
— Чего это вам жаль? — спросил я.
Профессор, обернувшись, с удивлением уставился на меня.
— Ты что, уже забыл о плотине, которую построили ниже по течению реки?
— А-а, да, я о ней и в самом деле забыл.
— Ну так она сама скоро о себе напомнит, потому что уже в ближайшее время весь этот регион будет затоплен водой.
— Черт бы их всех побрал! — недовольно пробурчала мексиканка. — Когда это произойдет, вся сельва исчезнет. Исчезнет вместе со своими деревьями, животными и…
И тут она заметила, что Иак, обернувшись, смотрит на нее пристальным взглядом.
— Про что вы разговаривать? — с недоумением спросил он.
Мы все никак не могли в это поверить, но Иак, сидя рядом с нами у излучины реки, у которой мы, решив отдохнуть, пристали к берегу, хотя и оставались сидеть в пирóгах, снова и снова повторял, что никто в его деревне даже не подозревает ни о существовании этой плотины, ни о том, что бóльшая часть их территории в скором времени будет затоплена водой.
— Некоторый время назад приходить люди из город, — рассказывал нам Иак. — Они предлагать подарки за то, чтобы менкрагноти уходить из свои земли, но не объяснить, зачем они это хотеть. Но никто из менкрагноти не согласиться. Зачем нам стиральные машины и телевизоры, которые они нам предлагать?
— И что произошло потом? — спросил я из своей пирóги.
— Ничто не произойти. Они обидеться и уходить. И больше не возвращаться.
— Это, наверное, были служащие той строительной компании… — предположил профессор.
— Негодяи они, я вижу, изрядные! — заявила, не на шутку рассердившись, Кассандра. — Они не только собираются лишить индейцев их земель, но еще и не удосуживаются предупредить их о том, что им необходимо отсюда эвакуироваться. Вот ведь сукины дети!
Мексиканка аж вся покраснела от негодования.