— Алмазова… Странно. Очень и очень странно.
— Что именно?
— Видишь ли. Если я правильно понимаю, девушка, о которой ты говоришь — это дочь госпожи Алмазовой…
— Логично, — кивнул я, — раз носит ту же фамилию.
— Не перебивай, — нахмурился дед. — Алмазовы — древний, уважаемый род. Отец Марии Петровны, царство ему небесное, служил в дипломатическом корпусе. Лично знакомы мы не были, но, по слухам, это был умнейший и благороднейший человек. А Мария Петровна Алмазова, матушка твоей Кристины — статс-дама. И вот уже долгие годы она возглавляет список придворных статс-дам.
— И что это значит? — спросил я.
— Ты обещал уделить время изучению табели о рангах, — упрекнул дед. — Статс-дама — это высший женский придворный чин. А Мария Петровна — ещё и близкая подруга Её Императорского Величества, они дружат с самых юных лет. С тех пор, как состоялось бракосочетание государя и императрицы, в те времена — ещё молодой принцессы. Живёт Мария Петровна, разумеется, при дворе.
— Вот как, — проговорил я. Что делать с этой информацией, пока не знал. — А кто отец Кристины? Почему она носит фамилию матери?
Дед развёл руками:
— Мария Петровна не афишировала эту информацию. Эта женщина, как ты понимаешь, пребывает в том статусе, который исключает любопытство со стороны кого бы то ни было. Шестнадцать лет назад прошёл слух, что у Марии Петровны родилась дочь. Подойти к первой статс-даме императорского двора запросто и осведомиться между делом, кто является отцом её ребенка, смельчаков не нашлось. Хотя слухи, разумеется, ходили самые разные. Крестной матерью девочки — опять же, по слухам — стала сама императрица. А после об этом ребёнке долгие годы никто не слышал, девочка воспитывалась за границей. Мария Петровна вывела её в свет совсем недавно, буквально полгода назад.
— Ну так, всё сходится, — сказал я. — Заграница — раз. Человек, внедрённый в Академию — кто сказал, что это не может быть молодая девушка? — два. Эта дрянь, которая взорвалась у тебя в руках — три. По-моему, всё очевидно.
Дед покачал головой:
— Видишь ли, Костя… Моё восприятие — субъективно, конечно. Но Марию Петровну я знаю лично. И это — человек глубоко порядочный. Исключительно преданный своей стране — так же, как был предан её отец, Пётр Алмазов.
— Ты сказал: «субъективно», — напомнил я. — Знаешь… Хорошие шпионы хороши именно тем, что шпионов в них можно заподозрить в последнюю очередь. Как ещё ты можешь объяснить обращение к первокурснице «лейтенант»? Как можешь объяснить тот факт, что эта первокурсница прячет в кармане платья передатчик — который, на минуточку, взорвался прямо у тебя в руках?
— Не знаю, Костя. — Дед откинулся на подушки. — Не знаю… То есть, я совершенно согласен с тобой в том, что дело тут нечисто. Но бежать прямо сейчас в Тайную канцелярию с обвинениями первой придворной статс-дамы в шпионаже я не готов, уж прости. Осколки передатчика, кои не собрать воедино никаким заклинанием, да твои подозрения — на сей момент всё, что мы можем предъявить. Ты разумный человек. И не хуже меня понимаешь, что для обвинения этого недостаточно.
Я вспомнил Белозерова. Создавалось впечатление, что речи им с дедом писал один и тот же спич-мейкер.
«Вы же разумный человек, Константин Александрович»…
Что ж. Разумный, так разумный. По-другому в этом мире, видимо — никак.
— Ладно, понял. — Я поднялся. — Не побежишь — значит, не побежишь. Отдыхай.
— Костя… — Дед взял меня за руку. Заглянул в глаза. — Прошу тебя, будь осторожен. Я… Сказать по чести, я и помыслить не мог, какого ранга люди могут быть во всем этом замешаны. Насколько могучие, влиятельные люди! Береги себя, прошу. Продолжай наблюдения, но будь предельно осторожен. Никаких больше «обысков» и прочих рискованных предприятий! Хорошо? Обещаешь мне?
— Хорошо. — Я забрал со столика пустую чашку. — Доброй ночи. Спи.
Первым пунктом моей повестки на воскресный день была встреча с юристом. Для этого нужно было ему хотя бы позвонить, но дед всё утро не выходил из кабинета, а светить цель звонка мне отнюдь не хотелось. Вряд ли дед обрадуется, узнав, что я не только копаю под чёрных магов в целом, но и использую для этого родового законника. Хорошими законниками тут не разбрасываются. Не разбрасываются ими, впрочем, и ни в одном из известных мне миров.
Чем хороший юрист действительно хорош — так это полным отсутствием каких-либо моральных принципов. Иначе карьеру не выстроишь. А отсюда следствие: проще и выгоднее юриста перекупить, чем убить. Ну, в подавляющем большинстве случаев.
Я же мог втянуть господина Вишневского в такую историю, когда будет уже не до его юриспруденческих талантов. Бывают и такие ситуации, н-да…
Потолкавшись в доме и поняв, что незаметно позвонить не выйдет, я вышел в сад и столкнулся с Китти.
Формально являясь горничной Нины, в Петербург вместе с ней и Надей Китти не уехала. Всеми правдами и неправдами сумела убедить Нину в том, что Григорий Михайлович за время отсутствия в доме других слуг привык к ней, а его собственный лакей без её помощи — как без рук. Была при этом настолько искренней, что Нина согласилась оставить Китти в Барятино. Хотя я подозревал, что привычки Григория Михайловича тут совершенно ни при чём. Хитрая служанка быстро сообразила, что до тех пор, пока дед находится в Барятино, я буду приезжать именно сюда. И приложила все усилия к тому, чтобы остаться.
— Ах, Константин Александрович! — выдохнула Китти.
Я же смотрел не на неё, а на грузовик, видневшийся под навесом. Если я на нём приеду к Вишневскому… Н-да, об этом завтра во всех газетах напишут. Да ещё с фотографиями.
— Что? — встрепенулся я и перевёл взгляд на Китти, которая всё это время что-то лопотала.
— Да привратник Степан рассказал, что вы с Надеждой Александровной по грибы ездили! Только вот, смотрю, на кухне те грибы так и не появились… Это вы, видать, одних поганок набрали, по неопытности-с! — Китти всплеснула руками. — Вы ежели другой раз надумаете — возьмите меня с собой! Я и места хорошие знаю, мне ещё бабушка показывала.
— А в рыбалке соображаешь? — спросил я.
— Не очень, — приуныла Китти, но тут же воспрянула: — Но могу научиться!
— Ну тогда к концу декабря готовься.
— Декабря? — вздрогнула Китти.
— Тулуп подыщи и валенки потеплее, — посоветовал я. — Верхонки, опять же. До зари встанем, лунку во льду пробурим…
По лицу Китти было видно, как тускнеет у неё в воображении романтическая картинка с ночным костром на берегу реки.
— Главное — под лёд не провалиться, — продолжал я. — А то случаи-то бывают… Ушёл человек в прорубь — и течением его снесло. А дальше — всё. Ты на всякий случай топорик с собой за пазухой держи. Если провалишься — доставай и в лёд стучи. Может, найду тебя, вытащить успею. Потом — водкой отпаивать. Да! Водки надо будет взять обязательно. Не меньше пяти бутылок.
— Константин Александрович! — послышался голос.
Глава 10Прорицательница
Я повернул голову, увидел Платона. Тот быстро шёл ко мне от ворот.
— Платон Степанович! — поприветствовал я учителя.
Китти, воспользовавшись заминкой, улизнула — переваривать информацию. Как бы вовсе не уволилась после такого стресса.
— Надеюсь, вы сейчас не заняты?
— Да вот думаю, на чём бы в город выбраться… — Я выразительно посмотрел на грузовик.
Платон проследил за моим взглядом и ещё выразительнее посмотрел на меня.
— Шучу, — не очень уверенно сказал я. — А если серьёзно, то необходимо выяснить, чей это грузовик. И, если найдётся хозяин — он мне очень нужен здесь. Я бы с ним… поговорил по душам.
— С этим мы разберёмся непременно, — кивнул Платон. — Однако сейчас есть более важное дело.
— Важнее покушения на мою жизнь и жизнь моей сестры?
— Вполне возможно, что эти дела связаны. Вы, должно быть, помните про ту старушку прорицательницу, о которой я вам рассказывал в контексте амулетов «Обмани судьбу»?
Я кивнул. Вопрос этот уже фактически выкинул из головы, как не несущий никакого смысла.
— Так вот, — вздохнул Платон. — Я вам тогда не всё сказал. Именно эта старушка-прорицательница консультировала Григория Михайловича перед тем, как он… взялся за ваше исцеление после трагического прыжка с моста.
И вот тут у меня весь юмор из головы вылетел. Потому что я вспомнил, как дед обмолвился, что одна прорицательница подсказала ему, когда именно нужно ловить дух Капитана Чейна. В тот момент я не придал этому значения. Ну, старушка и старушка. Подсказала и подсказала. Хотя странно, конечно, что прорицательница осталась после этого жива. Я, в целом, не сторонник крайнихмер, но здравый смысл орёт во весь голос, что оставлять подобных свидетелей нельзя. Мало ли, когда и кому эта старушка решит выболтать секрет рода Барятинских.
— Так, — кивнул я. — И что дальше?
— А дальше — прорицательница желает встречи с вами. Непременно — сейчас. Утверждает, что это в ваших интересах.
Ехали мы, как всегда, на такси. Платон сам поставил завесу, предполагая, что у меня будет что сказать. Так и оказалось:
— Сколько денег вы тратите на такси, если не секрет?
Платон посмотрел на меня с удивлением:
— Это всё, о чём вы хотите спросить, Константин Александрович?
— Да мне просто интересно стало: зачем? Личный автомобиль — гораздо дешевле и удобнее.
Платон пожал плечами.
— Ну, что ж… Я не умею водить — раз. Не хочу учиться — два. Если я буду находиться за рулём, то у меня будут заняты руки и ноги, а внимание сосредоточено на управлении. Как следствие, я буду менее защищён в случае возможной опасности — это три. И, наконец, четыре: личный автомобиль легко отследить и сделать с ним нечто такое, что будет иметь неприятные для меня последствия. Я же каждый раз вызываю такси из другой службы, и предугадать, которая из них ко мне поедет, невозможно. Я ответил на ваш вопрос?