— Для этого мне нужно было выпустить сигнальную ракету, — сердито объяснила Кристина. — А как бы я это сделала? Я ведь от тебя на шаг отойти не могла!
— Не могла или не хотела? — усмехнулся я.
Кристина покраснела. Пробормотала:
— Ну, в общем, подать сигнал я сумела, лишь когда поднялась наверх, на крышу беседки. А потом металась, не понимала, куда ты подевался. Мне в голову не могло прийти, что руководитель кружка — Белозеров! Как ты его раскрыл?
— Потом расскажу.
Я принялся подниматься на ноги. Кристина подскочила ко мне.
— Помочь? — попыталась взять меня под локоть.
— Да справлюсь. — Я перевел взгляд на её руку. — Хотя, если так хочешь за меня подержаться…
— Нет, ты всё-таки невыносим! — Кристина залилась краской и отдернула руку. — Ой. Что это? — Она заметила искореженный амулет у меня на груди.
— Это — то, благодаря чему я всё ещё жив.
— Я не про амулет. Про ожог…
— Ожог? — Я сдвинул амулет, осмотрел волдыри на коже. — Ерунда, заживёт. Только вот застегнуться не могу, с пуговицами проблемы. Придётся тебе некоторое время потерпеть меня в таком виде.
— Идём, — пробормотала багровая Кристина, отводя взгляд от моей расстёгнутой рубашки. — Тебе нужен врач.
Я поморщился. Попросил:
— Давай я как-нибудь сам решу, кто мне нужен. Что там с Полли?
— Она в клинике. Юсупов настоял, чтобы её проводили туда. Хотя я полагаю, это излишняя предосторожность. — Кристина пренебрежительно фыркнула. — Полли всего лишь одурманили. С помощью специального зелья загнали в подобие сна. Под этим зельем человек может двигаться, реагировать на какие-то простые команды. Но говорить — не говорит, а когда проснется — вовсе не будет помнить, что с ним происходило.
— Интересная штука, — пробормотал я. — Ладно, понял. А остальные? Рабиндранат и компания?
— Они тоже в клинике.
Я хмыкнул:
— А почему не в пятизвездочном отеле? Хоть бы в карцер заперли, что ли. Они всё-таки смертоубийство изобразить пытались.
— Твои друзья так и сказали Юсупову, — кивнула Кристина. — Не забудь их поблагодарить, кстати. Если бы не их помощь…
— А как они узнали, что мне нужна помощь? — заинтересовался я. Сам не успел об этом спросить. — Как узнали, где меня искать?
— Мишель для чего-то заглянул к тебе в комнату. Увидел, что тебя нет, и встревожился. Он сказал, это было что-то сродни интуиции, предчувствие беды.
— Похоже на Мишеля, — вспомнив сеансы гипноза, кивнул я. — С тонкими материями у этого парня всё в порядке.
— Мишель побежал к Долинскому, — продолжила Кристина. — Тот знал, что у вас с Нарышкиной свидание, уж он-то в курсе всех академических сплетен. Представляю, каких шуточек бедный Мишель наслушался от этого пошляка — когда сказал, что тебе нужна помощь… Но, слава богу, их разговор услышал Батюшкин. У которого, в отличие от Долинского, на плечах голова, а не кочан капусты. Он сказал, что, если Мишель так тревожится, нужно и впрямь тебя отыскать. В конце концов, им ничто не мешает незаметно убедиться в том, что с тобой всё в порядке, и так же незаметно уйти.
— Ну, насчёт «незаметно» я бы поспорил, — хмыкнул я. — Не заметить троих оболтусов, представления не имеющих о том, что такое слежка — уж настолько голову я не теряю даже на свиданиях… А как они узнали, куда идти?
— Очень просто, — улыбнулась Кристина. — Снег. Прошло не так много времени, твои следы ещё не засыпало. Они были хорошо видны. Уже на подходе к беседке твои друзья поняли, что Мишель тревожился не зря. Войти через двери они не сумели и забрались на крышу. В башенке увидели одурманенную Полли. А дальше ты знаешь.
— Ясно, — кивнул я. — А Юсупов, значит, приказал отправить Рабиндраната с компанией в клинику?
Кристина скривилась.
— Он заявил, что до тех пор, пока эти молодые люди без сознания и вина их не доказана, сажать кого-либо в карцер не имеет права! Юсупов пообещал, что сообщит ректору… Хотя, думаю, в академии и без его сообщений — ужасный переполох. Мои коллеги должны были вызвать подкрепление. Рабиндранат и остальные трое под надёжной охраной, об этом не беспокойся. Нас с тобой, скорее всего, уже дожидаются.
— Весёлая ночка, — вздохнул я.
— Пожалуй, самая незабываемая рождественская ночь в моей жизни, — вздохнула Кристина. — Кстати. Счастливого Рождества!
— Счастливого Рождества, — согласился я.
А Кристина вдруг снова покраснела. Я проследил за её взглядом и увидел, что в дверном проеме, где мы остановились, прямо над нашими головами висит венок из зелёных веток.
— Что ты там увидела?
— Абсолютно ничего! — поспешно заверила Кристина. — Идём.
Половина ночи, как и предполагала Кристина, прошла в разговорах и объяснениях. Я последовательно отвечал на вопросы Кристининых коллег. При беседах присутствовал ректор.
Как мне объяснили, по здешним законам допрос несовершеннолетнего разрешалось проводить лишь в присутствии кого-то из его родителей, либо лица, их замещающего. Калиновский сказал, что он, в целом, в курсе ситуации, и готов выступать в качестве такого лица. Если я не возражаю, конечно. Я не возражал — не хватало ещё тащить в академию деда.
Ни с Кристиной, ни с кем другим из тех, кто присутствовал в беседке, мы во время допросов не пересекались. С нами, видимо, разговаривали по отдельности.
В четыре утра Калиновский объявил, что я могу быть свободен. Посоветовал идти отдыхать, а завтра, как только встану, отправляться домой.
— Вы и так уже сделали гораздо больше, чем могли, Константин Александрович, — сказал он, пожимая мне руку. — Уверен, что государь не оставит вашу самоотверженность без внимания.
Я кивнул, принимая благодарность.
Сказал:
— О Белозерове я не спрашиваю. А вот Рабиндранат и компания… Что с ними будет?
Калиновский помрачнел.
— С теми тремя, которых опоили берсерком — полагаю, ничего особенно страшного. Возможно, они даже останутся в академии. Этого урока им, надеюсь, хватит на всю оставшуюся жизнь. А вот что касается господина Иванова — тут картина куда более печальна. Исключение из академии — несомненно. После того, как закончится следствие, будет суд. А после вынесения приговора, вероятно — каторга. Не говоря уж о том позоре, который ляжет на его род… Хотя, впрочем, о чём я говорю? — Калиновский вздохнул. — Матушка господина Иванова — особа столь романтическая и эксцентричная, что, скорее всего, попросту не поверит в происходящее. Решит, что ей снится дурной сон, и будет придерживаться этой версии всю оставшуюся жизнь.
— А отец Иванова?
Калиновский развёл руками.
— Я очень давно ничего не слышал об этом господине. После развода с матерью господина Иванова — а это было лет пятнадцать назад, — он, если мне не изменяет память, уехал куда-то на Дальний Восток. И с тех пор о нём — ни слуху ни духу… Идите отдыхать, Константин Александрович. На вас лица нет, право! Доброй ночи.
Я и сам уже чувствовал, что с ног валюсь. По дороге в свою комнату, к счастью, никого не встретил. Лёг — и тут же вырубился.
А проснулся оттого, что в дверь постучали. В комнату заглянуло бородатое лицо.
— Ваше сиятельство, Константин Алексаныч! — пробасил Гаврила. — Вас тама у ворот дожидаются. Сестрица ваша приехамши.
Глава 26Рождественский подарок
Уже шагая к воротам, я вспомнил, что Надя и впрямь грозилась приехать ко мне утром с каким-то подарком. Вот ведь подгадала момент!
Всё пространство перед воротами было забито автомобилями полиции и спецслужб. Задержанных курсантов в наручниках вежливо (аристократы ведь) уговаривали рассаживаться «по экипажам». Надю я с трудом разглядел за спинами полицейских. Протолкался к ней.
— Господи, Костя, что тут происходит? — воскликнула она, обняв меня.
— Рождество встречаем, — сказал я. — У вас на курсах это разве как-то иначе происходит?
— Не смешно! — Отстранившись, Надя ударила меня кулачком в грудь. — Здесь ведь, наверное, случилось нечто ужасное?
— Убили кого? — подключился Вова.
Ну да, вот они какие «мы», оказывается. Однако возмутиться я не успел — понял, что стоит Вова рядом с моей — наконец-то! — машиной. И подбрасывает на ладони ключи. Заметив моё внимание, он усмехнулся и бросил ключи мне:
— С Рождеством, сиятельство!
— Спасибо! — Я не сдержал улыбки. — Ты… даришь мне мою же машину. Я так тронут.
— Знал, что угожу! — и не подумал смущаться Вова. — Попробовать не хоти…
— Держи его! — раздался вдруг истошный вопль, и тут же взревел двигатель.
Прежде чем понять, что происходит, я схватил Надю в охапку и вместе с ней бросился на свою машину, попутно зацепив и Вову.
По затылку ударило холодным ветром — смерть пронеслась мимо. Я повернул голову и успел в зеркале несущейся прочь машины увидеть лицо Рабиндраната с широко раскрытыми глазами. Машина, стремительно наращивая скорость, летела прочь от академии, суда, позора и каторги.
Отстранившись от опешившей Нади, я повернул голову к ребятам из полиции и вышестоящих органов. Все, как один, стояли с вытянутыми лицами.
Да мать вашу так!
Я рванул дверцу машины.
— Костя, что ты делаешь? — заволновалась Надя.
Я не ответил. Упал за руль, запустил движок, захлопнул дверь. Тут же раздался второй хлопок. Повернув голову, я увидел Кристину, вытягивающую ремень безопасности.
— Пошла вон, — вырвалось у меня.
— Время теряешь, — огрызнулась та. — Ну?!
Шёпотом выругавшись, я положил руку на рычаг переключения передач. Что-то с ним было не так, но мне было некогда вдаваться в детали. Движок взвыл, задние колёса взрыли снег, разворачивая тяжёлую махину. Надя с Вовой отпрыгнули в сторону, с изумлением глядя на меня. Надя бросилась было к машине, но Вова ловко поймал её, остановил. Молодец, парень, соображает. Пожалуй, если забыть обо всяких сословных предрассудках и связанных с ними трудностях, то насчёт этой пары можно быть спокойным.