I
Река лениво плескалась в болотистых берегах. Утка всполошно крякала в камышах. Плеснула рыба. Полузатонувшее бревно плыло, покачиваясь, туда, на север к Дунаю. Солнце, поднимаясь, разгоняло туман, но вода всё равно казалась Мадатову чёрной и стылой.
— Трое охотников взялись разведать брод, — доложил Земцов. — Сейчас сушатся у костерка. Говорят, пройти можно, но — три-четыре места по грудь. Им по грудь, а кому-нибудь и с головой.
Бутков стоял, подбоченившись, разглядывал русло, берега — этот, тот. Ротные держались поодаль. С утра полковник бывал не в духе. Особенно если Сергачёв по какой-нибудь причине придерживал третью чарку.
За несчастное дело под Браиловым начальство расплатилось с выжившими наградами и производством. Бутков поднялся до полковника, Мадатов — до капитана. Валериану к тому же вручили ещё золотую шпагу, на лезвии выгравирована была надпись: «За храбрость». Указ императора Александра начинался такими же словами: «В воздаяние отличной храбрости...» Капитан отдал памятное оружие денщику Фёдору на сохранение, но вечерами иногда просил развернуть и принести. Вынимал из ножен клинок, рассматривал узоры на стали, вьющиеся буквы, думал, что эту вещь не стыдно будет показать дяде. С ней не стыдно будет пройтись по Аветараноцу и даже проехать в Шушу.
Хотя Арцах вспоминался редко. Валериан уже понемногу пропитывался главной душевной приправой солдатской профессии — равнодушием, привыкал жить днём сегодняшним, не загадывал дальше ближайшей схватки. Бог даст, так доберёмся до Рущука, но перед ним ещё будут две крепости: Силистрия, Туртукай. Пока же надо форсировать эту речку, и кто знает — не схватит ли судорога прямо на середине струи...
— Кавалерия появилась, — показал Овсянников, новый командир четвёртой роты, заменивший оставшегося в браиловском рву Семенова.
Неровным строем подходили казаки. Колыхались пики над головами, перекликались весело люди, ржали лошади, почуявшие воду. Полковник подскакал к Буткову, спросил, есть ли тут брод? Земцов пошёл показывать вешки, оставленные разведчиками.
Казаки, вытянувшись узкой колонной, сотня за сотней въезжали в воду, пробивались на дальний берег. Егеря следили внимательно — у всех животных спины остались сухими.
— Вот тебе и ответ, Земцов! Вот тебе и решение, майор! Прости — подполковник...
Бутков хлопнул Земцова по плечу и упругим шагом двинулся в поле. Из-за перелеска выезжали новые конные — на этот раз гусары.
— Александрийцы, — определил Земцов. За Браилов он тоже получил орден и повышение в чине, но так пока и остался заместителем батальонного командира. Хотя все в полку были уверены, что он уйдёт на первую же вакансию, а на его место станет, безусловно, Мадатов.
Гусары были одеты в чёрное — чёрные мундиры-доломаны, чёрные куртки-ментики, ловко наброшенные на плечи. На одно плечо — левое. Только чёрные штаны-чакчиры скрывались под серыми походными рейтузами. Эти шли ровно — колонной по шесть. Впереди полка, усиленно прямя спину, двигался командир. За ним знамёнщик и несколько офицеров.
— Здорово, Ланской! — гаркнул Бутков, спугнув пару ворон с ближайшей ветлы.
Командир александрийцев скомандовал остановку и повернул к егерям.
— Здравствуй, Бутков! — так же зычно ответил он, склоняясь с седла и протягивая руку. — Давненько мы не видались!
— Да уж с самого Петербурга.
— Лет семь-восемь прошло, наверно. Ты уже егерями командуешь?
— А ты всё так же гусаришь?
— Куда уж мне из седла выбираться. Так и помру верхом.
— Что о смерти говорить, давай лучше о деле.
— Слушаю тебя, полковник.
— Мои егеря брод здесь разведали. Надёжный. Казаки двенадцатого полка только что переправились. Дно не топкое, и вода седла не заливает.
— Но пехота ухнет с фуражками, — прервал его полковник Ланской, раскатисто и заразительно рассмеявшись.
— Точно, — Бутков не подавал вида, что задет словами давнего знакомого. — А посему прошу помощи. Пусть твои гусары моих егерей переправят. До полудня ещё далеко, а по холодку в мокром идти — ой плохо. Сам знаешь — лихорадка здесь бьёт лучше турка.
— Договорились. Гренадер бы не посадил, а с егерями управимся. Командиры батальонов...
Получив приказ, Мадатов повёл свою роту к переднему эскадрону александрийцев. Гусары, посмеиваясь, помогали пехотинцам взобраться на крупы коней...
— Не спеши, малый, не пыли, гнедого моего испугаешь. Давай-ка карабин подержу... Так вот, ногою в стремя и наконь! Да на сакву-то[17] не садись и чемодан мой побереги... Господи, и кто же вас выдумал, несуразных... Одно слово — пе-хо-та!..
Егеря радовались неожиданно подошедшей подмоге, а потому хотя и отругивались, но как-то лениво. Брань на воротах, как известно, не виснет, а сухому шагать куда как приятнее.
Валериан проследил, как последний егерь устроился сзади гусара, и сам направился к свободному всаднику. Но его окликнули справа:
— Здравствуйте, князь! Рад видеть вас.
В поравнявшемся с ним штабс-ротмистре он не сразу узнал Новицкого. Преображенского прапорщика, который вызвался быть его секундантом в дуэли с Бранским, тем происшествием, что ещё раз перевернуло его жизнь. Валериан сморщился. Ему неприятно было встретить человека из того времени. Из петербургского периода, о котором он не слишком любил вспоминать даже с Бутковым.
— Садитесь, Мадатов, перевезу вас. С удовольствием помогу однополчанину, хотя бы и бывшему.
Новицкий вынул сапог из левого стремени и развернулся в седле, чтобы поддержать капитана. Но Валериан, только оперев носок, мигом взметнулся наверх и точно опустился в назначенное ему место.
— Ох, как вы ловко! Не в первый раз, должно быть...
Да уж, подумал Валериан, и не в десятый. Сколько раз ему приходилось устраиваться так за спиною самого мелика Джимшида либо кого-то из его ближних людей. И не таких коней он чувствовал под собою...
— А я тоже ушёл из гвардии, — болтал, не переставая, Новицкий, не слишком уверенно заставляя коня войти в воду. — Дорого, знаете ли, и скучно. Таким, как граф, там раздолье... Помните своего неприятеля?
— Да уж, — нехотя буркнул Мадатов, — таких и хотел бы забыть, да как-то не получается. Шрам опять же на шее иногда чешется.
— Извините, князь, если неудачно напомнил, — рассмеялся Новицкий.
Смеялся он легко, не обидно, а словно приглашая порадоваться сообща, вместе. И Мадатов улыбнулся тоже, хотя против воли.
Вода уже поднялась выше лошадиного брюха, холодила ноги, но пока ещё не заливалась через сапог.
— Вы-то графу метку оставили посерьёзнее. Но и ему пришлось уйти из полка. Только мы с вами в армию, а он — в отставку. Неприятное дело с картами. Но у него деньги, у него связи, не пропадёт. А я только получил подпоручика и сразу же запросился на волю. Получилось — в гусары. Лошадей, знаете, люблю с детства.
Мадатов покосился на руки всадника и подумал, что он-то лошадей, может быть, любит, но вот лошади его, скорее всего, не очень. Как-то уж чересчур топырился Новицкий в седле, разводил локти и напрягался излишне. С такой посадкой ему долго не усидеть.
Лошадь сделала ещё пару шагов, и вода захлестнула за голенище. Валериан поморщился, но подумал, что в коротких гусарских сапожках река плещется куда дольше.
— Но вы-то, я знаю, успели уже отличиться. Орден, золотое оружие и, главное, слава! Мы ещё только успели к армии подойти, как уже слышится — Мадатов там, Мадатов сям... Егеря Буткова и среди них опять-таки первый — капитан князь Мадатов!
Новицкий явно льстил, но так искренне, что Валериан почувствовал даже расположение к бывшему сослуживцу. Он знал, что о нём говорят если не в армии, то хотя, в дивизии, в корпусе, но лишнее напоминание о местной известности было ему приятно.
Лошадь сделала усилие и выбралась на берег. Егеря уже были все на ногах и строили колонну, чтобы двигаться дальше. Поручик Тиховатов и фельдфебель Капустин бегали вокруг, ровняли ряды и шеренги. Капустин сменил Афанасьева, но заменить его так и не смог. Прежнему достаточно было только глянуть на взвод, а у нынешнего и рык казался пожиже, и плечи поуже. Рота его слушала, но уважала больше по чину, не по душе...
Мадатов легко спрыгнул на землю. Поблагодарил Новицкого и хотел было подойти к егерям, но его задержали.
— Вот, господин полковник, позвольте представить — капитан князь Мадатов! Тоже бывший преображенец, теперь командует егерской ротой.
— Как же, как же, — загудел Ланской, разглаживая свободной рукой пушистые бакенбарды. — Слышали, как и все. А что же, капитан, спрошу — такой молодец и ещё не в гусарах?! К лошадям, вижу, привычны. Саблей владеете?
— Приходилось, — усмехнулся Валериан.
Офицеры, подъехавшие вместе с Ланским, оглядывали Мадатова, словно пытались понять, что же скрывается в этом егерском капитане, что сделало его таким знаменитым? И Валериан разглядывал гусар без стеснения. Не слишком хорошо держались они в седле. Как же будут драться они с такими наездниками, как турецкие спаги? Половину из них он погонял бы ещё по полю, заставил прыгать через канавы, камни, стволы деревьев. Многие, как и Новицкий, опускали носок ниже каблука, отворачивали колено от лошади. Тогда для управления им оставались одни поводья. Он хотел было сказать об этом штабс-ротмистру, но остерёгся. Привычку такую за день не переправишь, а отношения надолго испортишь.
Скорым шагом подоспел полковник Бутков:
— Всё, Мадатов, уводи роту. Батальон не жди, мы за тобой следом. Двигаешься на ту деревню, видишь десяток домишек белеется?.. Пока можешь идти свободно, казаки уже проскакали. А за деревней раскинешь цепи, пойдёшь медленно и с оглядкой. Поджидая батальон. Понял?
— Да и мы пойдём слева, — сказал Ланской. — Если что и случится, гусары егерям помогут.
— Если успеют, — отрубил Бутков, словно обрадовавшись случаю вернуть услышанное сторицей, похлопал по боку исхудавшую за зиму лошадь стоящего рядом гусара и продолжил: — Пока вы с места тронетесь, турки уже его вырежут и ускачут. Сейчас мы только на себя надеяться можем. А с вами вместе — как уже получится?.. И — не сманивай моего капитана, Ланской, нехорошо.
— Я сманиваю? — рассмеялся гусарский полковник. — Да ты, Бутков, на него посмотри. Он же сейчас, с места, готов в седло прыгнуть!
Бутков взглянул на Мадатова и отвернулся:
— Пусть ещё пока землю потопчет. Вот вернёмся из рейда, а там решим... Слышали приказ, капитан? Выполняйте!
Валериан повернулся и быстро пошёл к роте. Вода хлюпала в сапогах, но он решил, что сейчас, в виду двух полковников, задерживаться не будет, выльет при первой же остановке...
II
Им просто не повезло. В случившемся не были виноваты ни Бутков, ни Земцов, ни тем более ротные командиры. После Валериан обвинял себя, что не послал людей к лесу, не проверил, кто прячется за деревьями. Но, говоря по правде, когда завязалось дело, стало чересчур жарко, чтобы ещё успеть предвидеть даже недалёкое будущее.
Турецкая конница кинулась на егерей с холма с улюлюканьем, визгом, потрясая дротиками, размахивая ятаганами. Необстрелянных, непривычных подобная атака могла напугать и до обморока, но в батальоне таких уже не было. Бутков быстро перестроил колонну в каре и, стоя в середине, отдавал команды спокойным уверенным голосом:
— Вторая рота! Целься!.. Пли!.. На руку!.. Стоять!.. Четвёртая!..
Спаги отхлынули после залпа с той же быстротой, как и подскочили. На поле осталось с полдесятка тел в красочных одеждах сочного цвета, да лошадь одна, упав, поднялась с земли и побрела в сторону, припадая на задние ноги.
Сначала турки атаковали с правого фаса, потом зашли с заднего, повертелись-повертелись и прихлынули шумным валом. Опять хлестнул залп, закричали люди, страшно завизжали укушенные свинцом лошади, и снова конница отошла дальше ружейного выстрела.
Первая рота стояла в переднем фасе, ожидая своей очереди встречать неприятеля. Но дождалась только команды:
— Шагом!
Батальон двинулся, не торопясь, каждую минуту ожидая атаки. Через сотню саженей сотни две конных загородили путь и начали изготавливаться к наскоку.
— Батальон, стой! — услышал Валериан голос полковника. — Первая!..
На этот раз турки не ограничились демонстрацией, а попытались прорвать каре. Егеря встретили их штыками, попятились пару шагов под мощным напором, но устояли. Лихой наездник в малиновом халате и такого же цвета тюрбане бросился в центр шеренги и выкинул вперёд дротик. Мадатов отклонил удар шпагой, а соседний егерь скользнул вперёд и ударил штыком. Лезвие вошло в бок турку, чуть выше седла. Тот захрипел и стал заваливаться назад. Подбежали ещё солдаты, стащили храбреца на землю, добили штыками. Кто-то успел схватить поводья. Караковый жеребец выгибал шею, храпел, скалил зубы, пытался отбиться подкованными копытами.
— Тихонин! — позвал Валериан унтера. — Отведи коня полковнику. С седла ему будет виднее...
— Батальон! — донёсся зычный голос Буткова. — Первая и четвёртая роты налево! Вторая — налево кругом!.. Третья прямо!.. Марш!..
Батальон уходил от турок, обхвативших каре полукольцом. Слева виднелись опушка леса, нешироким мыском вдававшегося в поле. И Мадатов, как и все офицеры, заторопил егерей, заспешил уйти за деревья, куда конные, разумеется, сунуться не посмеют.
Слишком поздно они поняли, что как раз на такое решение и рассчитывал неприятельский командир.
Пока вторая рота держала конницу в отдалении, остальные три выстроились в колонну и стали уходить по извилистой неширокой дороге, разрезавшей лесок почти на две равные половины. Земцов дождался, пока последняя шеренга скроется за деревьями, свернул заслон и повёл его быстро следом. Только они успели догнать своих, как справа затрещали выстрелы. И почти сразу же невидимые стрелки проявились и с другой стороны.
Барабаны стучали, требовали двигаться как можно быстрее. Мадатов уже почти бежал, подгоняя, понукая своих солдат. Он не понимал, что хочет Бутков, и мог только надеяться, что полковник сам видит смысл в своих приказаниях. Он перепрыгнул через упавшего под ноги егеря и, только проскочив ещё пару саженей, понял, что это был Тихонин, последний из той команды, что ходила с ним разведывать путь под Браиловым. Валериан невольно убавил шаг, и пуля прошла перед ним, стукнула в соседнее дерево.
— Вперёд, егеря! Вперёд!.. — надрывался сзади Бутков.
Лес по обе стороны стал редеть. Валериан выскочил на поляну, хватил пару раз широко открытым ртом воздух и тоже заорал во всё горло.
Батальон снова выстроился в каре, но теперь враг уже не ломился в открытую, а хлестал свинцом по неподвижной мишени. Три фаса ответили залпом, и турки вроде затихли. Но все понимали, что это лишь короткая передышка.
— Ваше благородие! — Кто-то тронул Мадатова за плечо. — Вас, кажись, кличут.
Обернувшись, Валериан разглядел за шеренгами Сергачёва и, растолкав егерей, пробрался к унтеру.
— Господин полковник зовут!..
Рядом с Бутковым, действительно оседлавшим пленного жеребца, уже стояли Земцов и три других ротных. Командир спросил о потерях. В поле они оставили всего человек шесть, а вот в лесу уже выбило три с половиной десятка. Все уже поняли, что сами залезли в подготовленную ловушку, что нужно было оставаться на открытом месте и пробиваться сквозь конницу. Но — что толку было сетовать на неудачу.
— Стоять будем — к вечеру всех перещёлкают. Нужно пробиваться, идти по дороге дальше. Где-то она из леса обязательно вывернет.
Бутков откашлялся, склонился с седла, с удовольствием выплюнул на траву накопившуюся мокроту:
— Согласен, Земцов. Согласен, что выведет дорога из леса. Но только свернёмся в колонну, они сразу же подойдут. И будут бить нас на марше. Как птицу на озере, на выбор и без опаски. Вон, зашевелились!..
Он приподнялся на стременах, оглядываясь, и в этот момент с трёх сторон опять затрещали выстрелы. Полковник дёрнулся, развёл руками словно бы в изумлении, замер и — начал валиться на бок, головой вниз. Офицеры кинулись к командиру, но раньше всех подоспел Сергачёв. Принял Буткова на руки и осторожно спустил на землю. Мундир раненого покраснел в четырёх местах.
— Иван! — Земцов упал на колени рядом с батальонным. — Ты как?! Ты что?!
Бутков медленно поднял веки и повёл рукой, как бы отстраняя помощника:
— Ма... Мада... — Кровь показалась в уголке рта и быстро потекла к подбородку. — Мадатов!
Валериан склонился к полковнику.
— Мадатов!.. Капитан!..
Бутков сделал решительный жест и закашлялся от усилия. Кровь хлынула через горло уже струёй, и говорить он боле не мог. Сергачёв держал его голову на коленях и плакал.
Валериан поднялся. Земцов оглядел его, щурясь и усмехаясь.
— Что будем делать?
— Что прикажете, господин подполковник.
— Но, кажется, именно вам командир поручил батальон.
Может быть, Бутков и собирался сказать на последнем выдохе именно это. Но выяснять старые отношения, пытаться выстроить новые в такую минуту значило потерять батальон полностью.
— Никак нет, — решительно ответил Валериан, — Командуете, конечно же, вы. Командир последним приказом послал мою роту вперёд. Очистить лес у дороги. Я поведу своих верёвками с двух сторон. И тогда колонна пройдёт почти беспрепятственно.
Земцов ещё раз смерил его от фуражки и до сапог и — протянул руку.
— Вы, князь, совершенно правы. А я... Впрочем, действуйте, капитан. Ваша рота вперёд, а мы быстро сворачиваемся в колонну. С Богом, господа! И — живее!
Уже отворачиваясь, Мадатов заметил, что Сергачёв с подоспевшим на помощь егерем пристраивают обмякшее тело полковника на седло: ноги свешивались с одного бока, светлая голова болталась чуть ниже потника на другом. Холодный ужас охватил его, но Валериан тут же встряхнулся. Он успеет ещё пожалеть Буткова, помолиться, может быть, даже поплакать. Если только сам останется жив, если только они сумеют сломать турецкую западню!..
Две цепочки егерей исчезли в лесу, один взвод Мадатов повёл с собой по дороге. И сразу же затрещали выстрелы. Валериан представил, как действуют его солдаты сейчас, как выполняют манёвр, который столько раз отрабатывали в учении. Первый стреляет, прыгает в сторону; второй забегает вперёд, выпускает пулю и тоже уходит с пути, принимается заряжать быстро оружие; его обгоняют третий, четвёртый, пятый...
Он вёл взвод быстрым шагом, чутко прислушиваясь к тому, что творилось с обеих сторон дороги, и, только понял, что слева турки нажимают сильнее, тут же кинулся в лес, раздвигая плечом высокий кустарник. Егеря, вытягиваясь верёвкой, спешили за командиром...
Граф Ланжерон принял Мадатова в своей походной палатке стоя.
— Я благодарю вас, капитан. Подполковник Земцов доложил мне о вашем мужестве, о вашей находчивости. Он уверял меня, что именно вам мы обязаны спасением батальона. Несчастный Бутков... Что ж, aut bene, aut nihil[18]. Кажется, так, если я ещё помню что-нибудь из латыни. Я представляю вас к ордену Святого Владимира. Думаю, государь не откажет, и эта награда станет очередным воздаянием вашей храбрости, вашей распорядительности...
Валериан тянулся изо всех сил.
— Что же касается дальнейшей службы, то... — Генерал сел и быстро проглядел одну за другой две бумаги. — У вас имеется редкая для военного человека возможность — выбрать! Либо вы майор в егерском батальоне и занимаете первую вакансию. Либо... у меня лежит рапорт командира александрийцев Ланского, в котором он просит зачислить к нему в полк капитана князя Мадатова как человека... прямо родившегося затем, чтобы сделаться офицером-гусаром. Но — здесь перевод в том же чине. Выбирайте. Даю вам... Впрочем, глядя на вас, понимаю, что отсрочка здесь и не надобна...