– Здесь есть англичане? – Петр повернулся к Аббасу.
Тот в задумчивости почесал висок и пожал плечами:
– Ты имеешь в виду среди игиловцев? Англичане-арабы встречались. – Он помолчал, но, как выяснилось, думал уже о другом: – Можешь остаться у меня. В конце коридора подготовили для тебя комнату. Но возиться с тобой некогда. Вникай во все сам и побыстрее, если хочешь выжить. Держись Галиба.
– Значит, я человек твоей команды? – Петр опустил голову, разглядывая свои ботинки.
– Ну, считай так, – посмеиваясь, согласился Аббас. * * *
Кондиционеров в доме Аббаса не было, во всяком случае, если они имелись, то не работали. Спасали от жары каменные стены, каменные полы, ставни. В комнате, выделенной Горюнову, кроме низкой кровати стоял стул у окна, на нем лежал стопкой песочный камуфляж, под ним такие же ботинки. Рядом на полу сумка с вещами Петра из машины.
– Заботливые, – Горюнов покачал головой. В стене был встроенный шкаф с тяжелой дверцей в следах термитов. Он отодвинул дверцу, на штанге болтались две вешалки, на полу сидела маленькая розовая ящерица. Ее глаз блеснул в свете, попавшем из комнаты.
Петр присел на край кровати и только сейчас заметил, как дрожат руки. Он с удивлением на них посмотрел. Ему казалось, что он совершенно спокоен. Перед тем как пойти сюда, в эти свои «апартаменты», он спросил Аббаса, будут ли Сид и его люди проверять все сказанное им на ночном допросе. Курд ответил утвердительно. «Даже не сомневайся. Они проверяют тех, кто из России, а ты же позиционировал себя русским». Он сказал это так, словно и сам сомневался, откуда Поляк на самом деле.
На стопке одежды новенькой «песочки» что-то блестело. Петр дотянулся до стула и обнаружил серебряное плоское и широкое кольцо, а под ним записку от Зарифы, написанную на курдском-курманджи:
«Спасибо, что поддержал. Это на память. Думаю, он не позволит нам видеться». По кольцу тянулась гравировка, арабская вязь: «Сохраниться и расшириться» – девиз ИГИЛ.
Петр надел кольцо на средний палец левой руки, подумав, что этот девиз он будет интерпретировать для себя иначе, ведь работает на другое государство.
Однако кольцо навело на мысль о других кольцах, которые они с Александрой так и не купили. Она вроде бы обиделась. Без свадебного платья, без колец, без гостей, без первой брачной ночи, которая случилась только незадолго до его отъезда… Но Саша как опытный рыбак обладала завидным для женщины терпеньем и выдержкой.
Петр решил: если выберется, купит ей красивый перстень, а пока он вертел на пальце кольцо, подаренное ему второй женой. По-видимому, здесь эти колечки были в ходу, как и черные повязки на лоб с белыми буквами все того же девиза или шахады – символа веры.
Горюнов откинулся на спину на кровати и сразу уснул. * * *
Следующие две недели он провел в лагере под Раккой, где обучали новобранцев. Пыль, солнце, бородатые рожи, пропотевшие камуфляжи и много молодежи – четырнадцати– и даже тринадцатилетние мальчишки.
Но мальчишки они только по возрасту – безбородые, безусые, однако наглые, злые. Отдачей автомата их сносило, но они с завидным упорством стреляли снова и снова…
Женщин обучали отдельно. В дальнем конце большого пыльного плаца. В черных химарах [Химар – одежда, ниспадающая с головы и закрывающая все тело. Предпочтительная одежда мусульманки по шариату] они пылили подолами, были все с закрытыми лицами и в перчатках, выкрикивали что-то воинственно и потрясали автоматами над головой.
Петр попал сюда с подачи Аббаса, хотя тот видел еще в Турции, как Поляк умеет обращаться с оружием (прозвище «Поляк» приклеилось к нему и здесь, хотя, по идее, кроме Аббаса, Зарифы и чеченцев, о его «польском» происхождении никто знать не мог). Однако направил на обучение.
Горюнов решил для себя, что Аббас хотел, чтобы он посмотрел от и до, как функционирует машина подготовки в ИГИЛ.
Петра не считали рядовым игиловцем, а кем-то вроде офицера, если такое понятие могло быть применимо в их отрядах. Попытались было инструкторы гонять его наравне с новичками… Но Петр не скрывал умений и навыков владения различными видами оружия и основами рукопашного боя.
«Пусть гадают, откуда багдадский парикмахер это умеет, – зло подумал он. – А я не собираюсь тут костьми ложиться на их полосе препятствий. Мальцы пускай бегают, играют в солдатики».
Петр видел, как Галиб что-то шепнул инструктору, после чего Горюнов, к досаде и зависти большинства новобранцев, перешел в статус помощника инструктора. Однако своеобразный КМБ все же пришлось проходить до конца.
В один из дней, когда солнце особенно пекло, сюда, на территорию лагеря, прямо на полигон въехал крытый брезентом пыльный грузовичок. Выплюнув облачко вонючего дыма из выхлопной трубы, он застыл около начала полосы препятствий.
Горюнов в этот момент отошел в сторону, чтобы поправить гутру на голове и перевести дыхание в тени приземистого здания арсенала, где оставляли оружие после занятий, тут же было что-то вроде канцелярии.
Поскольку Петр стоял здесь, он успел рассмотреть, как из кузова машины выволокли троих в надетых на головы черных мешках. Затем их повели на плац, и они скрылись из поля зрения Горюнова. Заинтересованный, он пошел следом.
Там, на флагштоке, на ветру развевалось черное знамя ИГИЛ с шахадой – символом веры ислама, состоящей из двух частей: нубуввы – признания Мухаммада пророком и Таухида – тезиса о единобожии. А рядом круг, имитирующий перстень пророка, хранящийся в Топкапе. Под флагом земля была пропитана кровью. Петр догадывался, что это кровь, поскольку тут стоял характерный запах и роились мухи. Теперь, когда людей в мешках на голове привели сюда, он получил подтверждение своему предположению.
Мужчин поставили на колени, руки у них были связаны за спиной. С голов сорвали мешки. Один был смертельно бледен и плакал. Другой испуганно оглядывался по сторонам, щурясь от ослепившего его солнца. Третий смеялся. Его пнули, и он подавленно умолк. Стали подходить новобранцы: кто с любопытством на лицах, кто с азартом, а большинство настороженные, как и Горюнов, державшиеся поодаль. Он догадывался, что за этим последует.
Незнакомый человек во всем черном, который привез людей на казнь, сообщил громко по-арабски: «Эти люди – насильники. По закону шариата они приговариваются к смерти. Есть добровольцы среди вас – будущие воины Аллаха?»
– Что он говорит? – спросил кто-то за спиной Горюнова по-русски, но с акцентом. Петр обернулся. На него смотрел парень лет двадцати, испуганный. – Вы же хорошо знаете арабский.
– Он предлагает привести казнь в исполнение, – так же по-русски ответил Петр. – Вызывает желающих. Эти мужики – насильники.
– А почему мы?.. Кто-то из нас? – дрогнувшим голосом проговорил этот же парень.
Горюнову показалось теперь, что он гораздо младше.
– Я думал, мы будем воевать с неверными, с американцами, – продолжил он взволнованно, не дожидаясь ответа. – А тут вроде свои же. Преступников суд должен судить, а не мы…
Его ткнул в бок стоящий рядом новобранец постарше. Петр взглянул на него одобрительно.
– Не стоит высказывать здесь все, что думаешь, а то недолго оказаться на месте этих троих.
– Вы так хорошо говорите по-арабски, – с легкой завистью заметил парень. – Меня зовут Ильяс.
– Кабир, – представился Петр.
Он видел, что этот большеглазый Ильяс уже сейчас разочарован в реальности, разнившейся с дифирамбами ИГИЛ, спетыми ему вербовщиком в Чечне или Дагестане, откуда он родом, если судить по акценту. Ильяс кончит плохо – либо с перепугу запаникует и погибнет в первом же бою, либо, выжив чудом, решится бежать.
А значит, Ильяса ждет смерть, как и большинство мужчин и парней, чьи затылки Петр видел сейчас. Их лица были обращены к месту казни, где уже разворачивалась кровавая вакханалия черного халифата.
Как и ожидал Горюнов, вперед выскочили мальчишки. Наибольшей жестокостью отличались обычно подростки и… женщины. Это Петр успел понять, еще когда жил в Стамбуле и обучал боевиков РПК.
Того, смеющегося, четырнадцатилетний парнишка застрелил в затылок из пистолета, услужливо протянутого ему инструктором. Казненный упал вперед, как мешок картошки. Кровью забрызгало стоящих поблизости. Некоторые попытались отступить, но сзади напирали любопытствующие.
Следующему для разнообразия перерезали горло и третьему тоже. Затем инструктор велел оттащить трупы в грузовик. Инструктор приблизился к Петру:
– Что? Отсиделся в задних рядах?
– Не отсиделся, а отстоялся. Я, конечно, не пью, однако всем известно, что выдержанное вино ценится дороже.
Инструктор поднял на лоб солнцезащитные очки, продемонстрировав маленькие болезненно воспаленные глаза, словно он много читал или злоупотреблял чем-то покрепче вина. Петр находил у дальней ограды плаца использованные шприцы.
Он уже облазил всю территорию лагеря и видел, как отправлялись группы новобранцев в зону боевых действий. Видел и шахидов. Для них особенно не скупились на наркотики, закрывая глаза на законы шариата.
– Мне сказали, – лениво процедил инструктор, – что ты умеешь обращаться со снайперской винтовкой. Обучать этих, – он махнул себе за спину, – нет ни времени, ни желания. А снайпер у меня в группе два дня назад погиб.
– Допустим, – безо всякого желания кивнул Петр, понимая, что об его умениях было известно Аббасу и, скорее всего, через Галиба он передал инструктору эту информацию.
«Что это? Подстава? Чтобы проверить, пойду ли до конца, дабы закрепиться в ИГИЛ? Зачем такая проверка Аббасу?» – мысли взметнулись в голове Горюнова, как пыль из-под ботинок парней, бегавших по плацу.
Но пыль осела, и по здравом размышлении Петр посчитал, что весьма осмотрительно было со стороны Аббаса сделать его снайпером. Конечно, противник охотится за снайперами особо, однако же они в стороне от основной схватки. И шансов выжить больше.
В эти дни шла борьба за аэродром Табка. Эта авиабаза считалась одной из самых важных в Сирии.