До границы с Турцией добрались без приключений. В этот раз проезжали не через таможенный пункт, а в нескольких километрах от него. Тут постоянно проход держали открытым для контрабанды и раненых боевиков ИГИЛ, отправляющихся на лечение в Турцию с территории Сирии.
Ехать в джипе без лобового стекла и с пулевым отверстием в боковом было неудобно и, в общем, до первого полицейского.
Галиб знал, куда направиться и где без лишних проблем раздобыть другую машину и одежду взамен камуфляжей и никаба Зарифы.
Как бы лояльно ни относились местные власти и полиция к боевикам из ИГИЛ, не стоило лишний раз привлекать к себе внимание. До Стамбула за рулем уже другой машины с турецкими номерами сидел то Петр, то Ильяс. Галиб отсыпался на заднем сиденье, положив голову на плечо инженера. Тот во все глаза таращился по сторонам, уже заметив турецкие флаги на госучреждениях в городах, которые проезжали транзитом.
В зеркало заднего вида Петр наблюдал метаморфозы, происходившие с этим измученным человеком, – отчаяние сменяла безумная надежда и наоборот.
О том, чтобы останавливаться для салятов, никто и не заикался, и не вспоминал. Убедившись, что Галиб все же человек Аббаса, Петр не считал нужным ломать перед ним комедию.
На одной из бензозаправок Горюнов вышел из джипа размять ноги и купить воды. Он попросил у продавца в маленьком придорожном магазинчике клочок бумаги и шариковую ручку. На подоконнике в туалете быстро написал зашифрованное послание и спрятал его в карман.
В Стамбул добрались поздним вечером. Расцвеченный огнями город встретил дождем и неспокойным Босфором. Тут Петр ориентировался хорошо и направил машину в Бейоглу, к генконсульству России.
– Давай на выход, – велел он инженеру, еще не осознавшему, как близко освобождение, буквально в двух шагах до особняка российского консульства.
Горюнов вел его, подталкивая в спину, пока инженер не заметил российский флаг, поникший слегка от дурной стамбульской сырости.
Желтое с белым здание за высоким черным решетчатым забором походило архитектурой на дома в центре Москвы. Первый этаж из светло-серых камней, желто-белый верх с лепниной и высокими окнами с белыми колоннами по фасаду. Петр помнил его в красно-белом цвете с пальмами, росшими на небольшом круге клумбы перед парадным входом.
– Что это? Посольство? – совсем растерялся инженер.
Петр встал так, что закрыл собой инженера от взглядов их спутников, наблюдавших из машины.
– Возьми записку. – Он сунул послание в карман Сергея. Говорил по-русски, чтобы инженер наверняка понял: – Отдашь консулу или военному атташе… Иди, скажешь охраннику, что ты русский, сбежал из плена, из Сирии. Требуй встречи с дежурным. Объясни, что у тебя важное сообщение.
– Вы кто? – Сергей склонил голову чуть набок, словно пытался взглянуть на Петра и в прямом, и в переносном смысле под другим углом зрения.
– Иди, иди, – Горюнов оглянулся на машину.
Вернувшись в джип, он посмотрел, как Сергей, пошатываясь от слабости, но торопясь, оглядываясь, заспешил к заветным воротам.
Довольно долго его не впускали. Он испуганно оборачивался, переминался с ноги на ногу. Петр опасался, что Сергей от страха, смятения, от стремительной смены событий упадет в обморок.
– Чего ждем? – раздраженно подал голос с заднего сиденья Галиб. – Ты с ним носишься, как с братом.
– Просто он попал не в то время и не в то место. Он бы погиб ни за грош. Зачем? Там и без того хватает крови. Кому сдался этот инженеришка?
– Жалостливый? – насмешливо спросил Галиб.
– Местами, – огрызнулся Горюнов и подался вперед, к лобовому стеклу, заметив, что к консульству подкатила машина.
После того как она въехала на территорию, инженера наконец запустили внутрь.
«Видимо, дежурный вызвал консула или офицера безопасности», – подумал Петр, нажав педаль газа.
Запах смеси одеколонов навязчиво терзал ноздри. Словно налип на язык и небо. Но несмотря на это неудобство, Петр впервые за многие месяцы выспался. Тишина в Фенере особенная. Полупустой район в центре Стамбула оказался как бы под хрустальным куполом забвения и безмолвия.
Глядя на низкий потолок подсобки парикмахерской с пыльным плафоном лампы с дохлой мошкарой под стеклом, Горюнов прислушивался к негромкому разговору в соседней комнате, где щелкал ножницами Эмре, оболванивая очередного клиента.
Связной не хотел пускать ночевать Петра, но приехав в парикмахерскую после звонка ночью и увидев измученного донельзя Горюнова с рассеченным лбом и заметно поседевшей бородой, сам предложил переночевать в подсобке. Утром он уже переслал в Центр сообщение.
Вчера Зарифу высадили в курдском Сулукуле, поручили ей приютить Ильяса. Там же захотел выйти и Галиб, разрешив Петру взять машину. Но Горюнов отказался, не исключая, что в машину может быть встроен маячок.
По плану Аббаса в Стамбуле Галиб должен был свести Петра с какими-то людьми. Они дадут указания по поводу дальнейших действий на территории России.
Петр потянулся на продавленном диване, гадая, кто придет на эту встречу – турки, арабы… в чем будет заключаться задание – диверсия, террористический акт?
Он еще целый час лежал в постели, испытывая боль в мышцах, которую принял за последствия контузии, словно бетонной плитой придавило. Петр с удовольствием бы провалялся так неделю-другую. Он даже без отвращения вспомнил о санатории, куда его упекло руководство лет пять назад буквально в приказном порядке. Сейчас не отказался бы от размеренной санаторной жизни с питием минеральной теплой тошнотворной воды, с диетическим столом, после которого ветераны разведки делегировали Петра, как самого молодого, за копченой курицей на ближайший рынок, за салом, яблоками и медом в сотах. А затем, уминая все это под контрабандную водочку, ветераны кормили Петра рассказами о былом. Захмелев, подперев кулаком щеку, Горюнов внимал расслабленно, пропуская бахвальство мимо ушей и думая уже о возвращении в Ирак…
Эмре зашел в подсобку и взглянул на Петра с подозрением:
– Ты сюда спать пришел?
– Точно так, – снова потянулся Горюнов. – Телефон купил?
– На! – связной выглядел взъерошенным. – Ты провалишь явочный адрес, если станешь тут ошиваться. Понимаешь ведь сам. Не будь ситуация такой экстренной…
– Не бойся. Сейчас уйду. Ответа из Центра дождусь…
– Не жди, – махнул рукой Эмре, – передали действовать по своему усмотрению и поосторожнее. – Он покачал головой, глядя на Петра. – Давай тебя подстригу, что ли… Вид у тебя бандитский. И голова вся в пыли.
…Подстриженный, с бородой, укоротившейся до стильной эспаньолки, но с более незагорелой кожей там, где росла прежняя борода, Горюнов, созвонившись с Галибом, по его наводке поехал в центр города, в Кагалоглу в магазин ковров.
Петр не знал конкретно, что от него требуется, и решил действовать по наитию. Поэтому вошел в магазин, изобразив покупателя.
Ковры в специализированных магазинах в Стамбуле стоили, мягко говоря, недешево. Покупать никто бы не заставил – смотри, торгуйся и уходи ни с чем… Но Петр изобразил на лице значительность, особенно ощущая в кармане весомость пачек долларов, которые прихватил в столе у Аюба.
– Что вы будете? Чай, кофе? – встретил у входа невысокий полноватый плешивый торговец.
– Можно чая, – вальяжно согласился Петр, прекрасно зная манеру восточных продавцов угощать покупателей прежде чем вежливо облапошить.
– Эфенди хочет что-то конкретное? Или просто продемонстрировать вам наш товар?
– Да, пожалуй, небольшой шелковый ковер я бы хотел купить, – Петр подумал о своей московской однушке и о Саше, как о чем-то таком далеком, почти нереальном, словно подзабытый сон.
– Пойдемте, эфенди… Спустимся в зал.
Ковры и шелковые коврики-картины в рамах висели на стенах коридора, ведущего к лестнице и вниз, в зал с мраморными полами. Петра усадили на диванчик с гнутыми спинками и подлокотниками и с валиками с пышными кистями. На низкий столик со стеклянной столешницей поставили узкий чайник с длинным изогнутым носиком. В стеклянный тонкий стаканчик налили эльма – яблочный чай.
И продавец начал с двумя помощниками танец с коврами. Один за другим, покрутив их в руках под яркими лампами, плюхали на пол и красноречиво расписывали преимущества каждого нового ковра.
– Это ариана [Ариана – в Турции и других странах Ближнего Востока современные имитации старинных ковровых изделий из областей Бакшайеш и Герис.], эфенди. А это ястик [Ястик – подушки, сделанные из ворсовой ковровой ткани или из ткани килим]. Посмотрите, какие красивые. Вам такие не нужны? – Продавец принес подушки, сделанные из ворсовой ткани. Держал их на вытянутых руках перед Петром.
– Да нет. Мне нужен небольшой шелковый коврик спокойных тонов. Я же не кыз [Кыз – ковры, которые составляют приданое невесты] выбираю. У меня нет дочери.
– Это дело поправимое. Ну, а шелковых ковров у нас огромный выбор. Сейчас я позову хозяина. Эфенди Хасан!
Вошел из дальней резной двери высокий, худощавый мужчина в темно-сером костюме, без галстука. Легкая щетина, походка чуть враскачку, бледное лицо и черные прищуренные глаза делали его внешность аристократичной. Он сильно смахивал на Абдул-Хамида II, правившего Османской империей с 1876 по 1909 год. Такой же пухлогубый и носатый, только без усов.
– Добрый день, – чуть наклонил он голову. Прядь смоляных волос скользнула на изогнутую бровь. Он с улыбкой поправил волосы таким аккуратным движением руки, словно погладил сам себя. – Поляк?.. Сидите, сидите, – заметил он порыв Петра встать. – Не удивляйтесь, вас узнать несложно. У ребят, вернувшихся из Сирии, из ИГИЛ, есть одна верная примета…
Горюнов мельком взглянул на перстень, подаренный ему Зарифой, но тут же догадался, что речь идет о другой примете.
– Отсутствие загара там, где была борода? – криво усмехнулся Петр. – Ну-ну. С кем имею честь?
– Хасан. – Он протянул руку для рукопожатия, а другой махнул властно, и продавец с помощниками исчезли, оставив ковры на мраморном полу.