– Можно от тебя позвонить? – Петр кивнул в сторону зала, где сидели коллеги Недреда.
– Лучше от дежурного внизу. У нас строгий шеф. – Инженер быстро взглянул на часы. – Мне пора.
Горюнов позвонил с первого этажа. И снова спросил:
– Это кондитерская Мехмеда?
– Перезвоните, пожалуйста, через сорок минут.
Через час Петр забрал закладку из другого тайника, тоже в Фенере. Старая газета была заткнута за решетку одного из окон первого этажа дома около патриаршей церкви. Даже не совсем газета, обрывок. В ней шифрованная записка, напоминающая старый, измятый лотерейный билет, в таких пятнах, словно его использовали в качестве салфетки. Взглянув на него, Горюнов рассмеялся. Этого шифра он не помнил.
Пришлось все же сунутся к парикмахеру. Петр продрог, измучился от беготни по улицам и жаждал узнать, какие ЦУ ему прислали из Центра. Дождавшись, когда очередной клиент покинет цирюльню, он зашел. Выслушал порцию брани от Эмре и напомнил, что оставлял тут кое-какие вещи. В своем рюкзаке отыскал все необходимое, чтобы заняться упражнениями в криптографии.
Содержание послания оптимизма не вызвало. Сухое как обычно. Указания – продолжать переговоры с митовцами, действовать по усмотрению. Ни слова о Мансуре и Дилар. «Ну, да, разборки оставят на потом, на сладкое, – покачал головой Петр, сочувствуя самому себе. – Надо ведь, чтобы козел отпущения вернулся на базу живым и почти невредимым. Тогда мне выдадут по полной! За нарушения всех инструкций разом». Единственное проявление благожелательности шефа в шифровке находилось в самом конце: «Благодарим за полученную информацию».
Эта фраза вселяла надежду, что не так уж все плохо. Имелись в виду сведения о гражданах России, воюющих на стороне ИГИЛ, которые Петр передал еще с территории Сирии.
Горюнову всегда казалось, что все средства хороши в достижении цели, но это противоречило инструкциям и тем правилам, которые в него вдалбливали во время учебы в разведшколе и после, когда начинал служить. Инструкции были направлены в большей степени на сохранение жизни разведчика и сводили к минимуму вероятность перевербовки и предательства. Петр готов был смириться с первым, но категорически не воспринимал второе. Он-то знал, что не предаст ни при каких обстоятельствах. Шифровка из Центра заметно охладила его пыл. В послании явно сквозило недоверие, которое непременно выльется в оргвыводы. Абсолютного доверия быть и не может, когда разведчик балансирует над пропастью между своими и чужими, как канатоходец на проволоке. А чужие становятся, хоть и на время, настолько своими, что стирается грань внешняя, а иногда и внутренняя. Иначе как быть достоверным? И в то же время как не заиграться?
Глядя на пламя от сгоравшей в металлической плошке шифровки, Петр почувствовал, что клюет носом от усталости. Эмре постучал деликатно в дверной косяк подсобки, прежде чем отдернуть штору и войти. Заметил, что Горюнов придремал, взял его за плечи, довел до дивана и уложил.
– У тебя похоже температура, – заметил он озабоченно. Достал из шкафчика над столом аспирин. Сунул Горюнову в ладонь сразу две таблетки. – Мне скоро закрываться. Ты что, ночевать собрался? Если кто-то узнает…
– Который час?
– Пять с небольшим, – Эмре оглянулся на дверь – часы висели в зале, он их не мог сейчас видеть.
– Будь другом, разбуди в шесть, и я свалю отсюда, – пробормотал Петр и тут же уснул.
Он ощутил себя лежащим под солнцем на каменистой земле. Где-то рядом стреляли из миномета, белая мучнистая пыль оседала на одежду, кожу, волосы. Горюнов знал, что от этого выглядит, как мумия – с припудренным лицом и волосами, словно седыми. Но так выглядел и Аббас, который что-то говорил, во всяком случае, шевелил губами. Однако Петр ничего не слышал, оглохнув от стрельбы…
Проснулся он, когда его растолкал связной. Ощущение тревоги не проходило.
– Эмре, спасибо, – Горюнов чувствовал, как пропотевшая рубашка липнет к спине. Аспирин сделал свое дело. Но слабость сковывала по рукам и ногам. Петр с ненавистью подумал о встрече с Недредом. Однако в глубине сознания всплыло любопытство, а в глубине желудка – сильный голод. Вкупе эти два чувства направили его в «Эрзурум».
Он опоздал… Начал падать мокрый снег. Пробки запрудили Стамбул. Снег облепил вездесущих торговцев жареными каштанами и попрошаек, лезших в окна к водителям. Сигналили нетерпеливые таксисты. Высовывались из окна и беззлобно, скорее, по привычке переругивались. Босфор словно воды свои остановил, заглядевшись на марлевые хлопья снега. Все замерло за окном, встало вместе с автомобильным потоком. Из динамиков звучала турецкая музыка – пел Юсуф Гюней, Эмре Алтуг и Мурат Далкилич… Петр машинально вспоминал фамилии популярных певцов, пытаясь отвлечься от сосущего чувства голода. Воображение рисовало горячие гёзлеме с картошкой или еще лучше с сыром, дюрюм и кумпир [Блюда турецкой кухни: гёзлеме – лепешки со шпинатом, с сыром, творогом или с картошкой; дюрюм – шаурма с курицей; кумпир – фаршированный, печеный картофель].
Недред сидел в кафе на лиловом низком диванчике, с дымившейся в руке сигаретой, сердито поглядывал на часы и то и дело возвращался взглядом к телевизору над барной стойкой.
– Пробки, – развел руками Петр, наткнувшись на недовольный взгляд инженера и поспешил подозвать официанта. Тот пытался подсунуть кальян, но Горюнов отмахнулся и заказал все, что вожделел, сидя в такси. – Да, еще и мэненгич [Мэненгич – пенящийся «кофе» из обжаренных фисташек], – крикнул он вдогонку официанту.
– Ты всегда такой обжористый? – удивился Недред, забыв обиды.
– Посидишь на диете из консервов – тунец и курица, еще не так на еду наляжешь, – Петр принялся за дюрюм, как только официант расставил перед ним тарелки.
Недред задумчиво наблюдал за ним. А потом и сам заказал гёзлеме, засмеявшись.
– Ты очень аппетитно ешь. А что, там так тяжело? Расскажи.
– Когда участвуешь в джихаде, не думаешь о бытовых неудобствах, – со скрытым ехидством заметил Петр, насытившись и почувствовав себя лучше. – А ты-то что туда рвешься? Хорошая работа, инженер как-никак. Понятно, когда такие как я – перекати-поле, я привык воевать, а тебе зачем срываться с насиженного места?
– Ты странные вещи говоришь, за торжество ислама как не воевать? Знаешь, как много среди нас людей образованных, из богатых семей?
«С жиру бесятся, – зло подумал Петр, – а мне разгребать за этими мальчиками-мажорами, возомнившими себя воинами Аллаха».
Видел он там таких. В первом же бою бросались бежать или рыдали, когда из них делали шахидов. Мечтали, небось, вернуться к своей жизни в Турции, в Дагестане, в Ираке… Бежали, их ловили, резали головы или расстреливали. Тренировали юных джихадистов. Петр с замиранием сердца подумал, что сам мог отвезти Мансура туда, собственного сына, если бы поддался на его уговоры. «Ничего, – подумал он. – Я теперь за него возьмусь. Спуску ему не дам».
Затем с сожалением прикинул, что если Мансура удачно довезут до Москвы, если Сашка не выгонит мальчишку, обалдев от наглости мужа, если он сам вернется домой после всего, то воспитанием отпрыска заниматься будет некогда. Задержаться дома не дадут, тем более если планируется работа на два фронта.
– Вот здесь все, что тебе надо знать в России. Координаты этих двоих, номера телефонов. Смотри там, поосторожнее с переговорами по сотовому.
– Что, слушают? – проникновенно спросил Петр, посмеиваясь про себя. – Не волнуйся. Справлюсь. – Он помялся и все же уточнил: – А если нас все-таки накроют? Пути отхода имеются?
– Необходимо выполнить задание! – посуровел Недред. – А вообще, – он улыбнулся и подмигнул, – если что, уноси ноги. Мне сказали, что ты – ценный кадр, разбрасываться такими не стоит. Будешь осуществлять общее руководство. Да и взрывное устройство… – порывшись в кармане, он достал еще один листок, сложенный вчетверо. – Тут инструкция. Необходимая мощность рассчитана. Сообразишь?
Петр мельком глянул на незамысловатый чертеж и кивнул.
– Ничего мудреного. Доводилось такие машинки собирать, – он оттолкнул листок по столу к Недреду и пояснил: – Через границу не потащу.
Они просидели в «Эрзуруме» еще часа два. Когда дела были решены, оказалось, что Недред интересный собеседник. Он вывалил на ошарашенного Горюнова массу полезной информации о работе Стамбульского порта, о составе ядра местной игиловской братии… Как Петр ни пытался выглядеть туповатым боевиком, не слишком удалось. Недред общался с явным удовольствием.
Горюнов сделал для себя зарубку в памяти на будущее – о возможности завербовать Недреда. Религиозность турка не достигала высокой степени фанатичного отупения, просто вселенская скука угнетала инженера. Неженатый, бездетный, с не слишком прибыльной и не слишком любимой профессией – он искал приключений.
Но на вербовку требовалось время, которого ни сейчас, ни в ближайшем обозримом будущем Петр не имел. То, что Недред все же уедет в Сирию, Горюнов не опасался, поскольку был неплохим психологом. Инженер играет в джихад, но черту, когда война из гипотетической превратится в реальную, он не переступит никогда.
…Когда Петр вышел из «Эрузурума», снег перестал, но налип на деревья и машины. А на асфальте растаял, и черная дорога блестела влажно, отражая фонари и вывески. Доехав до отеля «Мармара», Горюнов окинул взглядом сине-белую высотку из металла и стекла. Внутри прокатился на эскалаторе, обрамленном красноватым стеклом или пластиком, и наконец добрался до номера, слегка обалдев от его шикарности. В MIT не скупились, завлекая к себе разведчика враждебного государства. Деньги – очень сильный аргумент. Всегда найдется тот, кто даст больше за умения и таланты.
Панорамное окно во всю стену демонстрировало темный Босфор с редкими огоньками кораблей. Высокая пышная двуспальная кровать манила. Но первым делом Петр с вожделением оккупировал ванную комнату. Поймал себя на том, что вместо того чтобы мыться совершает омовение.
– Да елки-палки! – Он рассердился и, скинув одежду, встал под душ, досадуя, что из-за усталости действует на автопилоте. Это могло сыграть с ним злую шутку.