– Не смешно. Шла бы ты в комнату. Где Мансур?
Но мальчишка и сам появился из кухни. С отросшими чересчур волосами, бледный и потерянный. Он протянул руку Петру, от смущения пытаясь вести себя как взрослый. Горюнов приобнял его свободной от Саши рукой и потрепал по шевелюре.
– Постричься надо. Ты как хиппи. Стоит быть аккуратным.
– Не знаю, что такое хиппи. Ты сам был лохматым в Стамбуле. Вот с такой бородищей, – Мансур показал себе до пояса, явно преувеличивая длину растительности у Петра на лице. – А твоя жена по-английски плохо понимает, как бы я ей объяснил, что мне надо постричься?
– Зато я все хорошо понимаю. У меня есть машинка, и я с твоими патлами вечером разделаюсь, – сурово пообещал Горюнов.
Мансур сразу же исчез в комнате, подальше от грозного папаши. Петр пожалел, что разговаривал резко, однако вдруг осознал свое неумение общаться иначе. Длительная жизнь в мужском обществе не способствовала мягкости.
«Надо ему теперь гражданство российское оформлять, проблем выше крыши. Сначала усыновить, а чтобы было основание, придется делать анализ ДНК… Взять бы Мансура с собой в Багдад, – подумал он, понимая безумность такой затеи. – Тогда и Сашку тоже. Хорош бы я был… Да еще ковер».
Ковер висел в комнате над кроватью, на которой разлегся Мансур. Увидев отца, он тут же вскочил и отошел к окну.
– Как тебе? – Сашка погладила розоватый ворс с тонким мелким рисунком.
– Его и на пол можно было.
– Такую красоту? – обиделась жена. – Шелковый.
– Ну-ну… – Петр плюхнулся в любимое кресло около письменного стола, потертое, отцовское, которое перевез из Твери, из родительской квартиры. Последние годы, когда он приезжал домой, окончив институт, отец вел прием на дому (он был лучшим психиатром в городе и в районе). Петр так и запомнил его сидящим в этом кресле и покручивающим очки за дужку. Он погладил потертые подлокотники и принюхался. – Чем это так вкусно пахнет?
– Утка с грушами и с брусничным вареньем. К твоему приезду.
– Сведения о моем прибытии какая сорока на хвосте принесла?
– У тебя симпатичный друг. Он привез ковер, а вчера позвонил и предупредил.
– А этот «симпатичный друг» с тобой не заигрывал? Он женат!
– Он-то женат, а вот сын у тебя взрослый откуда? – Саша выглядела не обиженной, а озабоченной. – Я не могу его устроить в школу. Никаких документов, да и по-русски он ни слова не понимает.
– С документами уладим. И со школой договоримся, будет учить русский.
– Так он турок или курд?
– Его мать курдянка. И не смотри на меня так! Я виделся с ней последний раз, когда его еще на свете не было. О ее беременности понятия не имел. А потом ее убили, забили насмерть и в Босфор бросили. Считаешь, я мог оставить его там одного?
Саша, нахмурившись, слушала и бросала взгляды на Мансура, стоящего у окна.
– Давай лучше поедим. Не хочу ни о чем сейчас думать, – попросил Петр.
В странном семейном составе – он с двумя женами и с сыном от третьей женщины сидели за столом. Утка удовлетворила и мусульман, и христиан. Мансур отмалчивался. Петр разговаривал с Сашей больше о ее делах. Зарифа не лезла в разговор, терпеливо ждала, как покорная мусульманская женщина, когда он обратит на нее внимание.
Собственная квартира в этот приезд не вызывала у Горюнова положительных эмоций. Запахи чужие и люди, которых он не хотел бы наблюдать на своей территории. И не потому, что они были ему неприятны, просто по возвращении он предпочитал никого тут не наблюдать. Все же Петр ощущал себя одиночкой. И запоздало подумал, что не создан для супружеской жизни.
– Испортил я тебе жизнь, Сашок!
– Чего это? – Александра уже убирала со стола, Зара мыла посуду.
– Выпить, что ли? – не ответил он и, не вставая, открыл дверцу холодильника. – Уеду на днях и надолго. Зачем тебе такой муж?
– Хоть плохонький, а мой. Выпроводи их ко мне в квартиру… – Саша пихнула его в спину. – Пока ты здесь, надо пользоваться…
– Пошловато, – не без удовольствия прокомментировал он. – Зарифа, шли бы вы в соседнюю квартиру. И кстати, тебе завтра стоит ехать обратно в Турцию. Если денег нет, я помогу купить билет.
– Я-то уеду, а вот как с Аббасом? Что-то решил?
– Ты о чем?
– Аббас не так прост, как кажется, – Зарифа вытерла руки о полотенце и зыркнула на Мансура. Тот нехотя вылез из-за стола и ушел в Сашину квартиру. – Аббас хочет использовать русских, но он готов договариваться и с турками.
– Мне казалось, что ты его любишь. Помчалась к нему в Сирию, рискуя, выйдя за меня замуж. И о чем он готов договариваться с турками?
– С ними ни о чем нельзя договариваться!
Петр поглядел на нее внимательно, прикидывая, в чем подвох. Она пытается спровоцировать? Вызвав на откровения, допытаться, что он на самом деле думает о турках и о сотрудничестве с ними? Но он и не заверял их в вечной любви. Не мог, да и не поверили бы. В рамках их отношений этого не требовалось. Достаточно того, что все они профессионалы и знали правила игры.
– А с кем можно? С Галибом?
– При чем тут Галиб? – круглое лицо Зарифы вытянулось в искреннем недоумении.
– Ты же с ним была знакома!
– Петя, что происходит? – вмешалась смущенная Саша. – Чего ты кричишь?
– Мы разговариваем. Александра, пойди в комнату. Мы договорим с ней. Пять минут. И я ее выпровожу.
– Что значит «знакома»? – Зара проводила Сашу раздраженным взглядом. – Не думала, что тебе нравятся такие…
– Какие?
– Никакие! После Дилар – эта блеклая.
– Ты не соскакивай с темы! – Горюнов схватил ее за локоть. – Откуда ты знала Галиба? Когда он сел в машину, явно тебя узнал, хотя сделал вид, что видит впервые.
– Понятия не имею. Если он подручный Аббаса, может, видел меня еще в Стамбуле. Он меня запомнил, а я его нет. Ты пойми, лучше договариваться с другими курдами, которые настроены более решительно. С турками надо воевать только их же оружием. Террором и казнями. Греков они заливали кровью, уничтожая их и в Турции, и в Греции. Так они поступали и поступают с курдами. Если сегодня ты с ними ударил по рукам, завтра они воткнут тебе в спину джамбию [Джамбия – восточный кинжал с широким загнутым клинком без гарды].
– Ты хочешь сказать, что Аббас наивный и рассчитывает на эфемерную возможность договориться с турками о компромиссе? Тогда зачем он сунулся в ИГИЛ? Зачем ему русские?
– Турки поддерживают ИГИЛ или, во всяком случае, не мешают. Они рассчитывают восстановить свою империю, расчистив территории с помощью радикальных исламистов халифата. Тогда они добьют и курдов. Аббас ходит по лезвию бритвы. Он все-таки курд.
– Чего он добивается?
– Не знаю наверняка, но он хочет использовать одну из групп игиловцев, верных ему людей, и русских с их разведданными и возможностями – использовать все средства на пути к своей цели. По сути она та же, что и у нас – создание Курдистана. Но мы не планируем достичь ее путем переговоров и уговоров кого бы то ни было, только террор, беспощадный и до полной победы курдов, до возвращения нам наших земель.
– Аббас и так состоит в РПК и является одним из боевиков курдской повстанческой группы. Он промышлял тем же террором. В чем отличие от той линии, о которой ты говоришь?
– Еще раз объясняю, он за попытку закулисных переговоров и тайных договоренностей между тремя сторонами – турками, игиловцами и курдами. Притом, что за спиной курдов будут маячить люди из России в качестве телохранителей, что ли. Бряцать оружием русские будут, пока Аббас и его приближенные станут выторговывать себе территории.
– Так это в интересах курдов – мирно, с минимальными потерями получить свои земли, – Петр порылся в карманах, достал сигарету и закурил. – В 1998 году Сирия перестала поддерживать РПК. ИГИЛ убивает курдов. Если Аббасу удастся договориться, то и флаг, красно-бело-зеленый с желтым солнышком, ему в руки, – улыбнулся он.
Зарифа не поддержала примирительный тон в их дискуссии.
– Я считаю, что мы должны добиться всего сами. Те, кто помогают, обычно имеют свои интересы. Никто не будет помогать безвозмездно, а значит, если и удастся заполучить свободный независимый Курдистан, мы окажемся в должниках при раскладе, который предлагает Аббас. Пойми ты наконец!
«Фанатики, – подумал Петр, глядя в ее блестевшие яростно глаза. Он слышал о группе непримиримых. – Они и Дилар туда втянули. Или наоборот? Дилар была на стороне Аббаса? Не рук ли Зарифы ее гибель?»
– Ты молчишь? – Зара подошла вплотную к нему, сидящему на стуле боком к столу. Его словно умыло облаком ее духов.
– А что ты, собственно, от меня хочешь? – он улыбнулся. – Тебе лучше уехать и забыть этот адрес.
– Я так и сделаю, но сначала хочу понять, будешь ли ты помогать Аббасу?
– Каким образом?
– Ты не должен помогать никаким образом! Не знаю точно, с кем ты связан, с какой-то группой в России, которая готова помогать курдам, как тогда с оружием, не знаю, – повторила она, – но ты не должен…
– Ну уж это позволь мне самому решать, – Петр попытался нивелировать ее серьезный тон иронией. – Ты, женщина, должна знать свое место и подчиняться воле мужа. Иди к Мансуру. Дай мне с первой женой пообщаться.
Зарифа толкнула его бедром в плечо и ушла, хлопнув входной дверью.
– Что тут? – Саша обхватила его за шею. – От тебя пахнет дешевой гостиницей и табаком. Ты опять куришь? Ты же бросил.
– Пойду в душ. – Он похлопал ее по руке и начал снимать рубашку.
– Что это? – встрепенулась Александра, заметив шрам у него на плече. – Это ранение?
– Какой ты ответ хочешь услышать? – вздохнул Петр.
– Такой… Что с тобой ничего не случится.
– Ну, наши желания в общем совпадают, а мой инстинкт самосохранения достаточно силен, если я еще жив, – он обнял ее и поцеловал в макушку. – Странно, что ты согласилась стать моей женой. Я скучный и дома почти не бываю.
– Нет уж, с тобой не соскучишься, одна история с Мансуром чего стоит. Придется мне самой взяться его учить русскому. Вот только твои командировки… Раз они такие длительные, не могла бы я поехать с тобой?