– Привинчивали? – не понял я. – Это как?
– Буравчиком, – усмехнулся Бэрд. – Вся штука в том, что ты плывешь и не знаешь, взорвется эта штука тогда, когда надо – или прямо у тебя в руках… но я ни о чем не жалею. У нас был самый лучший отряд во всем легком флоте. Поэтому, друзья мои, я не слишком проворен на суше и предпочитаю наниматься в морские миссии. Украсть там чего, или с Шапками почесаться…
– Почему же ты нанялся на этот раз? – спросила Ута.
– Слишком интересная штука наш князь. Слишком интересную добычу он хочет получить…
Я положил недоеденную ножку на тарелку, вытер об скатерть жирные пальцы и потянулся к бутылке.
– Ты и об этом уже знаешь?
– Знаю, – скривился Бэрд. – Я вообще знаю гораздо больше, чем вы можете себе представить. Философский вопрос: почему блистательный князь с королевским патентом, вместо того, чтобы охотиться в морях да брать призы – а с таким-то кораблем это просто забава, – почему вместо этого он всю жизнь вертит непонятные авантюры, трется с очень странными людьми и часто надолго исчезает?
Ута незаметно усмехнулась и спрятала глаза.
– Так ты, получается, знаком с ним уже давно? – удивился я.
– Знаком? Нет, я познакомился с ним тогда же, когда и с тобой. Но слухи, знаешь ли, ходят… или ты что же, думаешь, что наемник может существовать, не принюхиваясь ко всем ветрам сразу? Ты слышал что-нибудь о клане «филинов»?
– Ни намека… кто это такие?
– Ну, когда-нибудь узнаешь сам… Это – Пеллия внутри Пеллии, государство в государстве. Там есть и аристократы и простолюдины, и никакие бойцы королевской стражи не могут это государство победить. Так вот Эйно… – Бэрд замялся и почесал нос. – Так вот князь Лоттвиц-Лоер из Альдоваара, богач, корсар, королевский судья и загадочный путешественник – большой приятель тех, кто держит в своих руках ниточки, управляющие «филинами» в самых разных уголках нашей божественной державы.
– То есть это – большая бандитская шайка?! – изумился я. – И Эйно…
– Шайка? – со смехом перебил меня Бэрд. – Почему же шайка… я же сказал – это еще одна Пеллия. И не всегда бандитская. Разве можно назвать бандитом почтеннейшего финансиста, кредитующего, к примеру, даже высочайшую фамилию? Разве гениальный инженер и промышленник, создатель целой торговой империи князь Кошхар может быть обвинен в каких-либо противозаконных деяниях? Или, может быть, кто-то сможет обвинить господина старшего королевского судью Гия Лоалла, имеющего незатейливое увлечение в виде нежной любви к камешкам?
– Высокий, тощий старик в очках без оправы? – быстро спросил я.
– О, ты его уже видел? – весело удивился Бэрд. – Ну вот, видишь?.. Знаешь, в большинстве случаев обвинить кого-либо из «филинов» просто невозможно: даже сам господин судья состоит в организации, чего уж тут… они содержат «черные» банки, которые не платят в королевскую казну ни единого медяка налогов, – а через эти банки кредитуются крупные промышленники. Они могут подкупить любого чиновника, и действительно, подкупают – тогда, например, когда нужно протащить какой-нибудь закон типа изменения пошлин на вывоз чугуна или что-то еще в таком духе. Они воруют… но я не слышал, чтобы они воровали по мелочи. Иногда кто-то из низовых исполнителей все же оказывается под судом, но на каторге он сидит недолго – ему быстро устраивают побег и он оказывается либо у лавеллеров, либо на севере, в Ханонго. А потом, конечно же, возвращается домой. Шутить с «филинами» смертельно опасно, но… человек, который хочет найти себе удачную работенку, должен держать уши нараспашку.
– Никогда не слышал ни о чем подобном, – признался я. – Даже и представить не мог. Пеллия кажется мне страной, в которой слишком опасно нарушать закон: даже уличные воришки мне не попадались…
– В Пеллии слишком много золота, чтобы воровать на базарах, – объяснил Бэрд.
В этот момент дверь каюты с треском распахнулась, и мы увидели Эйно. Несмотря на то, что от него на милю несло выпивкой, выглядел он совершенно трезвым – хотя и неестественно бледным. Вокруг его рта залегли глубокие морщины, в сером, льющемся через иллюминатор свете они казались мне черными.
– Пьете? – безо всякого выражения произнес он. – Я бы не рекомендовал. Ночью будет шторм – мне и на барометр смотреть не надо.
Произнеся эту фразу, он так же шумно захлопнул дверь и ушел. Некоторое время мы недоуменно смотрели друг на друга, потом Бэрд привычным жестом разлил ром и поинтересовался:
– С ним такое… бывает? Вроде не пьян ведь.
– Бывает, – подтвердила Ута. – Главное, он никогда не ошибается. Если князь сказал, что будет шторм, – можете не сомневаться, будет.
– Ну, ром моряку никогда не помешает. Хоть шторм, хоть ураган, от выпивки я еще никогда не отказывался.
Дождь хлынул через час после наступления темноты.
Я сидел в своей каюте за пеллийской хрестоматией по морской тактике, с тревогой вслушиваясь в нарастающий с каждой минутой вой ветра, а потом до моего слуха донеслись отрывистые команды Иллари, уже заступившего на ночную вахту: он приказывал убавить паруса. Очень скоро барк вошел в ливень. Волнение усиливалось с каждой минутой. Заложив страницу пальцем, я слушал, как в шорох его струй вплетается стон и скрип мачт и рей, как гудят, хлопают намокшие и отяжелевшие паруса. Иллари развернул громаду «Бринлеефа» поперек волны. Я буквально всем телом ощущал, как его острый шпирон врезается в пенные валы, как шипит, расступаясь перед ним, взбунтовавшееся море; с полки звонко свалился небольшой серебряный кувшинчик.
Бросив на койку книгу, я отправился в операционную. Качка становилась все более свирепой, и я подумал, что стоило бы закрепить все, что может улететь со своих мест и разбиться. К счастью, лазарет оборудовали с умом: бойлер был закреплен намертво, стол и шкафы также крепились к полу на винтах, а весь инструмент укладывался в специальные рундуки. Следовало позаботиться лишь о лекарствах, многие из которых я хранил в склянках на полках стенных шкафов. Рассовав их по деревянным коробкам, которые, в свою очередь, крепились каждая в своем гнезде, я облегченно вздохнул и вернулся в каюту. Моя печурка была приделана к переборке, так что бояться за нее не стоило, нужно было лишь прикрыть решетчатую дверцу.
Ступив в качающийся круг света подвешенной к потолку лампы, я содрогнулся: за маленьким столом на танцующей границе тьмы сидела Ута. Она выглядела белой, как утренний снег, под глазами синели круги.
– Как ты здесь оказалась? – спросил я, не сразу осознавая нелепость своего вопроса.
– Мне плохо, – сказала девушка. – Я… я могу побыть у тебя?
– Тебя рвало? – понял я. – Ты не переносишь качки?
– Не в качке дело, – очень тихо ответила она. – Мне страшно.
– Страшно?.. Но разве «Брин» может потонуть? По-моему, мы способны пройти через тайфун…
– Нет, – она встала и перебралась на койку. – Я… просто боюсь. Боюсь каждого шторма, даже самого слабенького. Из меня плохой мореход… ложись, мы поместимся вдвоем.
С этими словами она сняла свою куртку, небрежно бросила ее на стул и потянула через голову толстую фуфайку. Недоумевая – я ожидал чего угодно, но только не этого, – я спрятал книгу в рундук у переборки, задул лампу и принялся раздеваться. Иллюминатор светился слабым серым пятном. Я увидел, как девушка избавилась от плотных вязаных чулок, и ее темный силуэт скрылся под моим меховым одеялом.
Кровать была невелика, но для наших узких тел ее хватало вполне. Коснувшись Уты, я ощутил, как она дрожит. Девушка повернулась ко мне, обхватила меня руками и спрятала лицо в моих волосах.
– Это ничего, Мат, – услышал я. – Это ничего, это пройдет…
– Может, тебе дать успокаивающее? – спросил я, чувствуя ее прерывистое, лихорадочное дыхание.
– Нет, со мной все будет нормально. Я только пригреюсь, и все, хорошо?
– Тебе так холодно? Зачем же ты разделась? – Я просунул руку под ее шею и плотнее прижал к себе.
– Нет, не холодно. Мне только страшно, и все… это пройдет. Со мной такое бывает. В детстве я всегда спала с няней, а потом…
– Замуж тебе надо, – вполне серьезно произнес я, стараясь не думать о том, что рядом со мной лежит почти обнаженная женщина.
Ута засмеялась – тихо, горько и обреченно.
– Ты хороший парень, Мат. Только слишком… слишком аристократичный.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что сказала… какая разница. Ты сделаешь большую карьеру, маленький мудрец. Скоро ты станешь полноправным посредником. Ты будешь плавать вместе с Эйно и упиваться своей значимостью… ты знаешь, кто из нас «филин»?
– Иллари, – не задумываясь, ответил я.
– Правильно… а как ты догадался?
– Ну не ты же. Методом исключения. И потом, его поведение выглядит еще более странным, чем у Эйно. Он исчезает на целые недели, потом возвращается в Лоер с какими-то людьми, и мы срываемся в очередное путешествие со стрельбой и погонями.
– Иллари не живет в Лоере. У него хватает своей собственности. Иллари был пиратом, большим пиратом – один из людей Эйно вытащил его из могилы.
– Из могилы? Это как?
– В самом прямом смысле этого слова. Его расстреляли у крепостной стены на острове Коог. Всех расстрелянных свалили в общую могилу, но Иллари оказался жив и сумел как-то выкарабкаться на дорогу. А по дороге ехал Хаазе, он потом утонул во время одного рейда… Иллари упал прямо под копыта его коня. Хаазе подобрал его, выходил и отвез к Эйно. С тех пор они почти неразлучны.
– Иллари не дострелили потому, что он был «филином»?
– Ты хорошо соображаешь.
– Почему же тогда о нем не позаботились сразу?
– Потому что шхуна не смогла подойти к берегу из-за шторма, и если бы рядом не оказался Хаазе, то наш старик Иллари отбросил бы копыта еще там, на грязной королевской дороге.
– Мне до сих пор непонятно одно: если Эйно мог найти себе любых головорезов, то чего ради было нанимать этих идиотских вельмож, которые только и делают, что заливаются ромом и играют в кости? Какой в этом смысл? Неужели они действительно такие уж замечательные бойцы, как рассказывают о себе?