Черный Иркут — страница 49 из 61

Все засмеялись. Но Милица не смеялась, она с какой-то грустной улыбкой смотрела на Сергея, на заботливо поставленный в гильзу от снарядов мокрый букет пионов, рядом с которым догорала тоненькая свеча; потом попросила у Ратко закурить. Сергей ни разу не видел её курящей. Ратко достал из пачки сигарету, щёлкнул зажигалкой и, что-то говоря по-сербски, присел рядом с ней на ящик из-под снарядов. Через минуту он тихо затянул песню. Сидящие вокруг стола сербы встали, положив руки друг другу на плечи, подхватили и понесли песню сквозь шумящий за окном дождь. Ратко с Милицей остались сидеть. Обняв одной рукой плечи девушки и размахивая другой, он вёл песню:

Конюх планином, ветар шуми бруе,

Лисче пела, жалостиве песьме.

Своего другара сараевского рудара,

Сохранюе чета негових другого.

Сергей не заметил, когда погасла свеча. В наступившей темноте по отсвету сигаретного огонька он ревниво следил за её лицом. Ему было больно и хорошо одновременно. Он знал: убери Ратко руку с плеча Милицы, и боль ушла бы в сторону. Сергей признавал: пели они классно, аж до мурашек по телу. О чём была песня? Наверное, каждый слышал в ней что-то своё. Но чувствовалось, что в эту минуту они были близки и едины как никогда.

Вскоре за Милицей приехала машина. И, вмиг сделавшись ещё более далёкой и недоступной, она начала собираться. Сергей отметил: после такого дружеского ужина её даже не попытались уговорить остаться ночевать, как сделали бы где-нибудь в России. Все словно по команде встали и пошли её провожать. Прощались с уважительным вниманием, точно она была представителем командования Сараевского фронта. Милица что-то говорила по-сербски Ратко, тот с серьёзным лицом согласно кивал. Перед тем как сесть в машину, Милица подошла к Сергею.

— Ты больше никогда этого не делай, — попросила она, и он, виновато улыбнувшись, развёл руками:

— Я же тебе говорил: медведь. Как ты однажды выразилась: не спретан медведь.

— Верно, верно, — улыбнулась Милица. — Ползающий за котятами русский мишка.

Гроза ушла куда-то в горы. Было свежо, резко и пряно пахло травой, листвой, ещё теми неповторимыми запахами, которыми может пахнуть южная ночь. Гроза напомнила о себе ещё раз, устало ударив издали, не сильно, а так, для острастки. От неожиданности Милица пригнула голову. Увидев её детский испуг, Сергей вдруг представил, как ещё день назад она ходила по улицам Сараева, как переходила линию фронта, и подумал: чаще всего люди боятся того, чего не видят. И даже здесь, привыкнув к смерти, поджидающей на каждом углу, люди всё равно остаются теми, кем были до войны.

— Подожди одну минуту! — воскликнул он. — Я сейчас вернусь.

Сергей бросился в дом, на ощупь нашёл всё ещё мокрый букет пионов и, топая ботинками, помчался обратно. Милица ждала его возле машины. Пристукнув каблуками, он торжественно протянул цветы девушке.

— Ой, Серёжа, прости! — смущённо проговорила Милица и, взяв букет, поцеловала его в щёку.

— И только? — удивился Сергей. — У нас говорят: Бог любит троицу.

Под одобрительные шутливые выкрики он, обняв девушку, чмокнул её сначала в одну щёку, потом в другую. Третий поцелуй получился настоящим. Он, и сам не понимая, как это произошло, вдруг ощутил её мягкие губы. Под ним качнулась и куда-то поплыла сараевская земля. И вдруг услышал насмешливый голос Ратко:

— Серж, останови штурм. Милица тобе не дворец Амина!

Милица, спрятав лицо в букет, нырнула в раскрытую дверцу машины.


Моджахеды всё же пристрелялись. На другой день вечером возле дома их накрыл снаряд. Убило двоих. Ещё несколько человек получили ранения. Сергей отделался, можно сказать, легко — его контузило. Но всё равно попал на больничную койку. Его отвезли в госпиталь, который размещался в Пале.

Когда-то до войны здесь была маленькая сельская больница. Сейчас она была заполнена изуродованными людьми: бойцами, женщинами, детьми. Особенно больно было видеть покалеченных детей. Как-то к Сергею на маленьких культях подполз малыш и, желая познакомиться, начал что-то говорить. Сергей пожал плечами, показывая, что не понимает, он уловил лишь то, что малыша зовут Воиславом и фамилия у него Джаич. Малыш уполз к себе, достал из-под матраца свои нехитрые богатства — подаренные кем-то игрушки — и вернулся обратно, предлагая поиграть с ним. У Сергея подступил комок к горлу. Завтра он встанет и выйдет отсюда на собственных ногах, а этот малыш с живыми чёрными глазами — никогда.

Уже через день Сергей убедился, что может спокойно обходиться без переводчиков. К нему подходили ходячие раненые, заводили разговоры о России, интересовались, откуда он родом, и, когда Сергей называл место, удивлённо качали головой. Некоторые доставали фотографии своих детей и показывали как самую дорогую вещь.

«Всё как у нас, — думал Сергей. — Те же боли и заботы. Привезти бы сюда братца Петю. Может, встали бы у него мозги на место. Так ведь не поедет. Он скорее согласится полететь в Китай за шмотками».

Когда Сергея должны были выписать, в госпитале неожиданно появились Зоран Пашич с Милицей.

— Я тебя по всей Боснии разыскиваю! — закричал он. — Спасибо Милице, помогла. Я навёл шухер. Тохоль предлагает нам съездить в Баня-Луку — выступить на телевидении и повстречаться с народом. Сейчас русские там редкие гости. Кроме того, нас пригласили в Книн, я договорился с Миланом Мартичем. Он хочет встретиться с русским журналистом.

— Зоран — друг президентов и премьеров, — засмеялась Милица. — Он и меня завербовал корреспондентом в вашу команду. Водитель у нас прежний — Мишко. Правда, машина другая, немецкая. Теперь, я думаю, у нас не будет проблем. А ещё Ратко велел передать тебе это.

Милица протянула свёрток, в котором были натовские армейские ботинки и бумажный пакет с фруктами.

— Что ж, я согласен, — подумав немного, сказал Сергей. — Это лучше, чем валяться на больничной койке. А это давай отдадим моему товарищу Воиславу Джаичу. Он вон там, под кроватью, с машиной играет.

Взяв пакет, он подошёл к малышу. Тот оставил игрушку, поднял голову и вопросительно посмотрел на подошедших.

— Воислав, меня выписывают. А это тебе, — Сергей кивнул на Милицу, — вот эта тётя принесла.

— Да-да — тобе, — поймав недоверчивый взгляд малыша, сдавленным голосом проговорила Милица. — Тобе!

— Его из Сараева привезли, — стараясь не глядеть в наполненные слезами глаза Милицы, сказал Сергей, когда они вышли из больницы. — Родителей у него нет. Говорят, кто-то из родственников живёт в Книне. Но как сейчас туда добраться?!


Уже в машине Зоран начал рассказывать последние новости из России:

— Шамиль Басаев совершил акцию в Будённовске, захватил роддом и расстрелял лежащих там раненых лётчиков. А перед этим они шли по городу и, как баранов, загоняли людей в больницу. С ним было много наёмников. Ты же знаешь, отсюда в Чечню к Басаеву уехало несколько десятков добровольцев Изетбеговича. Он и сам когда-то воевал против русских под Сталинградом.

— И что в Будённовске? — спросил Сергей.

— Черномырдин отпустил Басаева с миром. Басаев теперь национальный герой среди всех правоверных. Когда пытались взять больницу, русских погибло больше сотни человек. Те, кого Басаев отпустил, проклинают спецназовцев и говорят, что чеченцы лучше.

— Ну да, волк режет стадо, а стадо клянётся в любви к волку.

— Неужели они и после этого ничего не поймут? — спросил Зоран. — Ведь вот так же и у нас мусульмане врывались в деревни и резали людей, как скот. Ты вот только что показывал малыша без ног. Скажи, в чём его вина?

— Ненависть — оружие массового поражения. Она не выбирает и не разбирается, кто прав, а кто виноват, — начал заводиться Сергей. — Она как чума. Политики умело играют на самых низменных чувствах. Взорвали бомбу на рынке в Сараеве, показали миру — и образ врага готов. Если это будет выгодно, они взорвут весь мир. Депутат Коршунов в позапрошлом году ездил в Америку. Приглашал его Висконсинский университет на конференцию тюркских народов, проживающих на территории бывшего Советского Союза. Он потом рассказывал: такой злобы к сербам и русским ещё не встречал. Когда дали слово, он начал с шутки: мол, послушал я вас, господа хорошие, и понял — исчезни русский и сербский народы, тогда все тюркские проблемы мгновенно разрешились бы. Националисты после такого выступления готовы были его разорвать. Как говорится, маски были сброшены. Коршунов приехал и сказал: наши дураки готовы все двери перед ними распахнуть, а турки и НАТО готовы сровнять с землёй Белград и Москву. Вот результаты нашей гнусной политики.

— Я думаю, всё уже решено, — задумчиво про говорил Зоран. — Осталось ждать развязки.

Территория Республики Сербской вытянулась на тысячу километров и напоминала гигантскую ломаную подкову. Одним боком она упиралась в Дрину, другим — в Савву. С противоположного конца, вытянувшись в сторону Адриатического моря, к ней примыкала Сербская Краина. Обе половины подковы соединялись между собой тоненьким Посаввинским коридором, посреди которого стоял город Брчко.

При подъезде к Брчко их остановила застава.

— Брчко обстреливают, — объяснила Милица. — Они говорят, дальше ехать опасно.

Сергей вылез из машины, посмотрел на небо, по которому плыли лёгкие белые облака. Было тепло, тихо. Казалось, земля, деревья, дома прислушиваются к себе и боятся спугнуть тот короткий и хрупкий мир, который на какой-то миг опустился отдохнуть от грохота и дыма на эти поля.

— У нас про такую тишину говорят: ангел про летел, — сказал Сергей. — Но стрельбу всё равно не переждёшь.

Милица согласно кивнула головой и села в машину. После сараевского перекрёстка они уже научились понимать друг друга без слов. Через несколько километров услышали гул канонады, увидели стоящие вдоль дороги дома, окна которых были закрыты длинными, поставленными торчком досками. Хорватская сторона была рядом, за Саввой, в каких-нибудь шестидесяти метрах. Сергей подумал: если там сидят снайперы, то расстрелять машину не представляет труда. Дорога шла по самому берегу. Несмотря на обстрел и близость вражеского берега, женщины на полях собирали сено. Казалось, война, стрельба и всё, что с этим связано, их не касались вовсе. Центр города Брчко был пустынен и казался мёртвым. Дома зияли пустыми глазницами окон. Мишко ехал на предельной скорости. Вдруг впереди, метрах в ста от машины, земля вспучилась и комьями полетела в разные стороны. Крошки асфальта долетели до лобового стекла. Сергей инстинктивно пригнул голову. Мишко лихо объехал свежую воронку и поехал дальше. Через несколько секунд позади них раздался взрыв.