– Уинстону Фошей, – Спенсер нетерпеливо взмахнул бумажкой с адресом. – Мальчику, для которого я должен стать Старшим братом.
– Уинстон – это я.
Спенсер наклонился вперед.
– Что, простите?
– Ты все слышал, жидок: он Уинстон Фошей, твой Младший брат.
– Расслабься, Фарик. Послушайте, ребе, я понимаю, что вы не ожидали увидеть ниггера под полтораста кило весом, но я позвонил в программу «Старший брат», потому что мои дела, моя жизнь… запутались. Я увидел рекламу и решил, что мне нужен Старший брат, кто-то вроде отца.
– «Вроде отца», – хохотнул Фарик.
– Умолкни, Плюх! – Иоланда швырнула в Фарика щетку для волос, которую тот мастерски отбил костылем.
Спенсеру открылся масштаб задачи, на которую он подписался. Перед ним сидел молодой необразованный чернокожий весом в два раза больше его, собравшийся найти путь в закрытое общество, в которое в какой-то момент решил войти.
По сравнению с этим обязанности раввина были сущим пустяком. Даешь тринадцатилетнему мальчику текст, переписанный английскими буквами, тот читает его на своей бар-мицве, считает денежки и перепрыгивает во взрослую жизнь. Спенсер не был уверен, что готов научить кого-то ответственности за самого себя. Джорди, вернувшийся к телевизору, приседал и поднимал в воздух кулачки, яростно подражая рэперу на экране.
– Ничего страшного, мистер Трокмортон. Можете идти, – Уинстон подошел к входной двери. – Извините, что потревожили, но я решил, что вы мне не нужны. Прошло уже почти две недели с тех пор, как я звонил «Старшим братьям Америки», и я пере… передумал иметь дело со Старшими братьями.
Спенсер собрал вещи и подошел к выходу, мысленно прощаясь с Пулицеровской премией. Его даже немного задело, что человек вроде Уинстона отказывается от его помощи.
– В каком смысле «вы мне не нужны»?
– У нас нет ничего общего.
– Откуда вы знаете?
– Это же в вашей машине, когда вы подъехали, играла песня про Винни Пуха? Какая-то ерунда о подсчете пчел и погоне за облаками?
– Да, Логгинс и Мессина, «Дом на Пуховом углу».
Уинстон почесал шею.
– Мы из разных миров, ребе. Плюс, мне кажется, я взрослее вас.
– Прошу прощения?
– Послушайте, возможно, по годам вы и старше, но по сравнению с вами у меня все на мази. У меня жена, ребенок, золотая рыбка.
– Я думал, эти люди – ваши брат и сестра. Вы женаты? А где кольца?
– У нас нет колец, потому что этот жирный скупердяй заявил, что не верит в обручальные кольца.
– Именно. Обручальные кольца – символ материального чего-то там или наоборот.
– Клянусь, иногда я эту мисс Номуру убить готова, – пробормотала Иоланда, массируя виски. – Да и свадьбы, в общем-то, не было, мы поженились по телефону.
– Как это?
Уинстон вовсю выпроваживал Спенсера, благодарил напоследок, но Иоланда попросила Спенсера присесть, а Фарика отправила на кухню, чтобы тот принес выпить. Спенсер вернулся в кресло-качалку.
– Мы толком и не познакомились. Я Иоланда, жена Уинстона; это наш сын Джорди; придурок-антисемит, который сейчас притащит упаковку пива в зубах, – Фарик.
Фарик вышел из кухни, удерживая пиво на голове. При ходьбе он вилял бедрами, насколько позволяли его кальцинированные суставы.
– Смотрите, я несу пиво по-африкански! Баба-лее. Тада-лее буу-бу-бу. В переводе – ни хрена я не буду таскать в зубах, как сраная собака. Я афроцентричен от и до. Вам стоит брать у меня уроки африканскости, потому что я эпицентр афроцентризма.
Иоланда схватила бутылку с головы Фарика, сбила крышку о Фариков костыль и передала пиво Спенсеру.
– Блин, ну зачем так делать, можно же открутить.
– Я знаю.
Пресный солодовый напиток явно не был похож на траппистские эли, которые предпочитал Спенсер, но он поблагодарил за угощение. Фарик и Иоланда продолжали перебранку, Спенсер сделал несколько глотков из бутылки. С каждой порцией его лицо краснело и становилось горячее. Внутренний разогрев в сочетании с топочной жарой невентилируемой квартиры вызвал у него ощущение, будто он, как Плиний Старший, несется навстречу извержению Везувия. В семье Фошей Спенсер видел уникальный сюжет, такие попадаются раз в жизни. Он решил вернуть Иоланду к ее повествованию.
– Так вы говорили, что поженились по телефону?
– Да, этот придурок…
– Ланда, ему это неинтересно.
– Уинстон женился на мне, будучи в тюрьме. Ему запретили свидания, и он позвонил мне на работу. Я на девятом месяце беременности, он весь такой влюбленный типа: «Давай поженимся, зай». – «Когда?» – «Сейчас. Мне тут подкинули телефон священника, который по-быстрому женит зэков. Твой телефон может подключить второй разговор? Позвони по этому номеру». Бум – и мы женимся за доллар девяносто пять минута. И вы знаете, что этот идиот сказал вместо «Да»?
– Нет, расскажите.
– Когда священник спросил: «Берешь ли ты эту женщину в законные жены, чтобы беречь и поддерживать ее и так далее», он ответил: «Ну чо, она первая баба, с которой я дольше двух менструальных периодов, так что хуй с ним».
– Хуй с ним?
– Не успела я опомниться, как оказалась замужем, и этот ниггер делает мне чмоки-чмоки по телефону.
– Чудесно.
– Ребе, у вас есть женщина? – спросил Уинстон.
– В смысле жена? Нет.
– Ну девушка-то есть?
– Да, есть.
– Черная?
– Конечно, – уверенно ответил Спенсер, не делая акцента на том, что его подруга, Натали, не совсем тот человек, которого парни в футболках у подъезда сочтут «реальным ниггером».
Она жевала жвачку, как актер второго состава на любительской постановке «Бриолина», и каждую фразу оканчивала восклицанием «Вот так!», или «Круто!», или «Класс!» Натали недавно призналась Спенсеру, что встречается с ним лишь потому, что его белые пристрастия смягчает черная кожа.
Ей надоели белые парни, которые ничтоже сумняшеся отпускали шутки про загар, покупали ей на день рождения трусики леопардовой раскраски и спрашивали, почему ее лобковые волосы не такие ровные, как волосы на голове.
– Да, с черными женщинами непросто. Дай пять. – Спенсер подставил ладонь в знак солидарности черных мужчин. Уинстон не шевельнулся, только искоса смотрел на раввина. – Ты что, так и не ответишь? Это безжалостно.
Уинстон неохотно дотронулся кулаком до протянутой ладони.
Борзый видел, что Спенсер чересчур сильно пытается сойти за своего. При этом даже не знал, что на улице больше не принято «давать пять». Иоланду тем временем начала очаровывать вежливость гостя с дредами. Она пригласила его сесть между собой и Уинстоном.
– Спенсер, пересаживайтесь сюда. Плюх, принеси еще пива!
Спенсер перебрался на диван. Свои нехорошие предчувствия он попытался скрыть, потягивая пиво.
– Знаете, после пары глотков этот солодовый напиток не так уж плох.
Иоланда провела пальцем по его ожерелью из ракушек каури. Она заправила несколько дредов Спенсеру за ухо и представила себя в роли жаждущей любви героини одного из своих дамских романов:
– Мне кажется, что Уинстону пойдет на пользу старший брат. Старше, больше. А вы большой? Спенсер, скажите, вы большой брат?
Уинстон поглядел на остаток пива в бутылке Спенсера. Примерно половина. Еще десять минут, и Спенсер Трокмортон уйдет из его жизни навсегда. Но у Уинстона в запасе оставался еще один эргономичный шахматный ход. Как гостеприимный хозяин, он отодвинулся от Спенсера, чтобы тот устроился поудобнее. Но как только ягодицы гостя коснулись диванных подушек, Уинстон навалился на него, пока ребра раввина не заскрипели под его весом. Он также развел колени, так что колени Спенсера сжались, как у школьницы на первом свидании. Уинстон выключил телевизор, вынудив Джорди оторваться от экрана и с воем поплестись к мамочке.
– Сенсорная депривация, – прокомментировала Иоланда.
Фарик поставил пиво на кофейный столик.
– Фарик, – сказал Уинстон, взяв себе бутылку.
– Чего?
– Этот патлатый ниггер – еврей.
– Несомненно.
Фарик, отталкиваясь, как гондольер, своим костылем, подкатил свое кресло к дивану.
– Когда он вошел, я почуял, что ублюдок пахнет новыми деньгами.
– Давай про Иудея, бог.
– Жид – это неестественный враг черного.
– Неестественный? – спросил Спенсер, которому было трудно дышать, а в бок впивался его же собственный локоть. – Как можно называть людей, которых систематически истребляли, «неестественным врагом»?
Уинстон в дружеском жесте положил руку Спенсеру на плечо, а потом быстро прижал предплечье к шее раввина, перекрывая доступ кислорода и тем самым способность спорить. Фарик, посчитав, что противник подавлен его сокрушительной аргументацией, пошел в атаку:
– Жид – не охотник в смысле метания копья, он оппортунист, летающий кругами стервятник, он мускусная крыса, ворующая яйца, он заразный ночной паразит. Борзый, говорю тебе, не смей впускать этого еврейского ублюдка в свою жизнь. Он тебя использует, прожует и выплюнет. У Жида всегда есть скрытый мотив. Зачем ты здесь на самом деле, ребе, шпионишь среди врагов?
Устав от колкостей Фарика, Уинстон ослабил хватку ровно настолько, чтобы Спенсер смог вдохнуть и освободить одну руку. Спенсер жадно глотал воздух короткими вдохами и хлопал свободной рукой по бедру, чтобы восстановить течение крови. Придя в себя, он сказал:
– В Талмуде говорится: «Если твоей помощи просят двое и один из них твой враг, помоги сначала ему».
– Поэтому ты здесь? Твое присутствие – это признание, что черный человек, изначальный человек – твой враг.
– Послушайте, Фарик – верно? Я не знаю, почему вы настроены против меня и моего народа, но, если хотите, я пришлю вам брошюры АДЛ[21], описывающие сходство и исторические параллели между иудеями и черными.
Одной рукой Фарик возбужденно теребил свой анх, а другой тыкал в лицо Спенсеру:
– АДЛ? Ах, мы теперь играем в аббревиатуры? ОЗЕ и ЛЗЕ[22]