– Пока.
И вышел.
– Ну что, Анита? Он что-то сказал?
Я взглянула на Вронскую, которая стояла поодаль и хмуро наблюдала за мной, невольно еще раз повернулась к двери. Затем уверенным голосом ответила:
– Нет. Он нас обманул. Я пыталась вывести на признание, но Максим его так и не сделал. Придется продолжать работу дальше.
За такую ложь мне вполне грозило потерять лицензию второй раз и теперь, пожалуй, навсегда, поэтому я замерла в ожидании. Достаточно ли убедительно получилось? Не слишком ли подозрительно взяла паузу перед тем, как ответить?
Видимо, обошлось. Вронская отвернулась и принялась запихивать журнал в сумку. Я уже расправила плечи и хотела выдохнуть с облегчением, но тут локтя коснулся главврач.
– Анита, перед уходом загляните ко мне в кабинет на пять минут. По личному вопросу.
На лбу тут же выступил холодный пот. Тон у Васильева был очень уж многозначительный. Или показалось? Я сглотнула, ответила что-то, постаралась улыбнуться, а у самой коленки задрожали. Ведь один раз он меня уже поймал с поличным!
Я наскоро заполнила документы о проведении сеанса, попрощалась с адвокатом и на ватных ногах отправилась в кабинет главврача. Васильев возвышался за столом и попивал чай. В воздухе разливался терпкий аромат крепкой заварки.
– Садитесь, Анита, – пригласил он, указав жестом на обитое кожзаменителем кресло, и подвинул в мою сторону другую кружку, от которой исходил пар, – чайку будете?
Мне самой хотелось наладить с ним отношения, поэтому я послушно заняла место и взяла горячую посудину в руки. Сделала глоток. Горько-сладкий привкус увяз на языке. Дома бы такой чай пить не стала. Да и вообще всегда больше предпочитала кофе. В голове еще слегка звенело от перенесенных минут страсти с Максом, в теле ощущалась тяжесть. Я предпочла бы поехать домой, чтобы уединиться и еще раз обдумать катастрофу, в которую только что превратила свою жизнь, но пришлось терпеть компанию Васильева.
– Знаете, – начал тот, отхлебывая из своей кружки, – а ведь я здесь всю жизнь проработал. Да, да, – главврач задумчиво покивал головой, посмотрел в окно, – вот опомнился, а оказалось точно, всю жизнь с будущими зеками, столько историй их жалостливых понаслушался, что держите меня семеро! И каждый утверждал, что попал сюда по ошибке, и суд к нему относится предвзято.
Нехорошее ощущение все больше овладевало мной, хоть я упорно старалась не паниковать раньше времени. Зато сладкая нега из мыслей быстро испарилась, словно это не я буквально полчаса назад занималась самым страстным виртуальным сексом в своей жизни. Инстинкт самосохранения заставил напрячься и протрезветь.
– Вы мне нравитесь, Анита, – вдруг поднял глаза Васильев.
– Вы мне тоже, Аркадий Григорьевич, – несмело улыбнулась я.
– Я когда из интернатуры только сюда пришел по распределению, работала со мной медсестричка одна. Чем-то на вас была похожа, такая же светлокожая, темненькая… и звали ее похоже, Анечка.
– Здорово, – я снова приложилась к кружке, чтобы скрыть недоумение.
Мне чертовски не нравился этот разговор. Просто чертовски! Он начинался издалека, но уже становилось понятно, что это лишь слабые всполохи молний перед бурей, а настоящая гроза еще впереди.
– И был у нас один заключенный. С воспалением легких к нам в лазарет попал. Как-то сначала я не обратил внимания, что она все возле него крутилась, выхаживала. Потом стал замечать, что из дома еду приносит, подкармливает, значит, его. От казенных харчей-то, понятное дело, всех воротит. И такая любовь у них трогательная завязалась, такие слова он ей красивые говорил. Верила, что обязательно дождется его, сколько б ни дали, любой срок.
Васильев так посмотрел на меня, что все стало понятно, но я продолжала упрямо разыгрывать святую простоту:
– И что, дождалась?
Главврач вздохнул, поставил на стол свою уже почти пустую кружку.
– Не дождалась. Прирезал он ее. Во время побега. Попросил помочь, а потом как лишнюю свидетельницу убрал. Жалко мне ее было до слез. А вам?
Я тоже поставила кружку и выпрямилась.
– Вы думаете, Максим меня прирежет?
Некоторое время мы сверлили друг друга взглядами. Неизвестно, что уж хотел прочесть Васильев в моих глазах, но он сдался первым и вздохнул еще раз.
– Вы знаете, что среди заключенных очень многие ищут и находят женщин на воле? И эти женщины добровольно пополняют им счета на мобильном, носят передачки и всячески стараются угодить, не понимая, что их просто используют.
Я невесело ухмыльнулась.
– Считаете, Максиму не хватает денег на телефоне?
Мой собеседник раздраженно выдохнул через нос и сцепил пальцы в замок.
– В прошлый раз, когда вы кинулись на него со своим незапланированным вторжением, Анита, я боялся, что нужно спасать его от вас. Но теперь я с ужасом понимаю, что это вас надо спасать от него.
Я проглотила сухой ком в горле. Ну вот, намеки становятся все более прозрачными, и можно уже говорить начистоту.
– Как вы догадались?
– У мужчин возбуждение происходит более явно, Анита.
К моим щекам прилил жар. Ну конечно, этого и следовало ожидать.
– Во время сеанса многие возбуждаются, Аркадий Григорьевич. Вы же не первый раз со мной работаете. Думаете, я со всеми теми убийцами любовь крутила?
– Нет, что вы! Что вы! – округлил глаза он. – Никогда бы не подумал про вас так. Но и вы… никогда ни на кого не смотрели так, как сегодня на моего пациента.
– И поэтому вы решили, что он будет меня использовать?
– Конечно! Вы – его шанс к свободе! Поэтому я и позвал вас сюда. Не наделайте глупостей, Анита. Не верьте красивым словам, если он их уже говорил. Мне будет вас жаль. До слез.
Я только фыркнула.
– Ему не нужна свобода. Он сам признался в преступлении, а меня появляться не просил. Я здесь по просьбе сестры Максима, и только.
Главврач посмотрел на меня свысока.
– Признаться в преступлении и не хотеть выйти сухим из воды – это разные вещи.
– Но зачем Максиму идти в тюрьму, так рисковать, чтобы потом пытаться отсюда выйти таким сложным способом?!
– Возможно, чтобы отвлечь наше внимание от чего-то другого? Или от кого-то другого?
Я закусила губу. А ведь действительно, когда стала кричать Максу «Кого ты защищаешь?», он ответил «Тебя», и все вопросы сразу отпали. Я настолько была ошарашена его признанием, что поверила каждому слову до единого. А что, если это была уловка? Такая, как предложил Васильев? Что, если ответ «тебя» был самым простым вариантом моего отвлечения от правды?
Что, если Макс продолжает двойную игру, выгораживая кого-то другого и наталкивая меня на ложный след? Убийство Соловьева все равно бы так просто не оставили. Но, видимо, его смерть была кому-то очень необходима. Возможно, след бы вывел на того, кого Макс пытался покрывать, совершив преступление своими руками. Но умирать-то или сидеть пожизненно никому не хочется! И поэтому Максу нужно, чтобы я нашла ему оправдание, а суд выпустил на свободу. А я уже и первый шаг совершила – соврала, что никакого признания не было. Добровольно, Макс меня об этом не просил. Он только попрощался со мной особенным, мягким тоном, от которого сердце сладко застыло, а потом быстро-быстро забилось в груди. И я не смогла поступить иначе.
А Макс чист, бескорыстен и наполнен искренними чувствами… вот только ко мне ли?
– Вижу, что вы задумались, – заметил Васильев, – это хороший знак.
Я тряхнула головой, сбрасывая оцепенение. Нет, Макс не мог заниматься со мной сексом только для того, чтобы подчинить себе. Это низко! Это… не похоже на него. Я бы почувствовала притворство. Обязательно. Пообещала же, что буду верить! А при малейшем сомнении уже накрутила себя выше крыши.
– Вы снова напишете жалобу, чтобы меня лишили лицензии? – вздернула я подбородок.
Главврач покачал головой.
– Нет, Анита. Как уже сказал, тогда считал вас нападающей, но теперь мне даже стыдно, что причинил вам столько неприятностей. Ведь вы оказались жертвой.
– Я не жертва.
– Значит, скоро станете, если не остановитесь. Но вы – взрослый человек, и вам решать, что делать. Я – не судья, не прокурор, мне давно понятно, что однозначной правды в жизни не существует, и я давно не пытаюсь делить мир на правых и виноватых. Если вы поможете Максиму, вам с этим грузом и жить. Я просто вас по-отечески предупредил.
В голосе Васильева звучала такая нежность и доброта, что я опустила голову.
– Спасибо, Аркадий Григорьевич. За ваш дружеский совет. Но я разберусь сама.
Когда вернулась домой, квартира пустовала. Даже хорошо, что Сергея не оказалось, потому что к встрече с ним я пока была не готова. Первым делом скинула с себя одежду и встала под душ, вспоминая, что не так давно еще занималась здесь любовью со своим мужем. До того, как Макс вошел в мою жизнь и перевернул ее с ног на голову.
Я прислонилась лбом к стене и закрыла глаза. Какой же слепой была раньше! Не зная других мужчин, кроме мужа, считала наш секс прекрасным, а супружескую жизнь – едва ли не идеальной. Погладить здесь, поцеловать там, совместный завтрак, посиделки у друзей по пятницам, прогулки в парке по субботам, к тридцати пора бы купить дом, в тридцать пять – обзавестись уже двумя детишками. Мы много времени проводили вместе и в сеансах, и в реальности. Но никогда у меня так не подкашивались ноги от одного лишь поцелуя, как это случилось с Максом.
Никогда я не сходила с ума, отдавая всю себя мужчине и отключая рассудок. Никогда не превращалась в оголенный комок нервных окончаний, не приходила в безумное возбуждение от одного его прикосновения, не хотела обеими руками сжать сердце, чтобы так не трепетало в груди от взгляда на него. Никогда не была такой счастливой, просто находясь рядом с мужчиной. Не обожала каждую клеточку его тела такой, какой создала ее природа.
Никогда. До встречи с Максом.
Теперь я чувствовала себя необыкновенно живой. Даже через сомнения, страдания и боль, потому что поняла, что именно это и есть настоящая жизнь. Возможность что-то чувствовать, а не жить под стеклянным колпаком, с удобным партнером на условиях взаимовыгодного сотрудничества, как повелось еще со времен лаборатории.