Черный кофе. Десять маленьких индейцев. Убийство на Ниле. Смерть в Петре. Отложенное убийство. Мышеловка. Свидетель обвинения — страница 40 из 67

[58]. Но, разумеется, только зря потратил время. Она даже не слыхала о таком синдроме.

ГЕНРИЕТТА. О нем вообще мало кто слышал. Я тоже не знала, пока ты мне не рассказал и пока я сама о ней не прочитала.

ДЖОН. «Кому вообще нужны эти мерзкие болезни? — заявила Вероника. — В Калифорнии чудесный климат… Мне хочется посмотреть мир». А без меня она, видите ли, ехать не желает!.. Мисс Крэй была законченной эгоисткой… Никогда не думала ни о ком, кроме себя.

ГЕНРИЕТТА. Ты и сам порядочный эгоист, Джон!

ДЖОЙ. Но я ведь понимал ее точку зрения. Почему она не могла понять моей?

ГЕНРИЕТТА. А что ей предлагал ты?

ДЖОН. Я говорил ей, что люблю ее. Умолял отказаться от предложения Голливуда и поскорее выйти за меня замуж.

ГЕНРИЕТТА. Что же она, на это ответила?

ДЖОН (с горечью). Это… ее позабавило!

ГЕНРИЕТТА. И что же дальше?

ДЖОН. Ну что же, оставалось только одно — разрыв! Я порвал с ней. Это было нелегко. Мы были тогда в Южной Франции. Я порвал с Вероникой, вернулся в Лондон и начал работать у Рэдли.

ГЕНРИЕТТА. И тогда ты женился на Герде.

ДЖОН. Да. На следующий год.

ГЕНРИЕТТА. Почему?

ДЖОН. Как это почему?

ГЕНРИЕТТА. Потому что искал женщину, как можно менее похожую на Веронику Крэй?

ДЖОН. Пожалуй, так. Я не хотел жениться на роковой красавице, не хотел жить рядом с бессовестной эгоисткой, которая жадно хватает все, до чего сумеет дотянуться. Мне хотелось безопасности, покоя, преданности — чего-то прочного и постоянного. Хотелось найти человека, который жил бы моими мыслями, моими представлениями.

ГЕНРИЕТТА. Ну что же, ты, безусловно, получил что хотел. Никто не может быть предан тебе больше, чем Герда.

ДЖОН. В этом вся ирония! Я выбрал Герду за те самые качества, за которые теперь постоянно набрасываюсь на нее и вечно огрызаюсь. Откуда мне было знать, что преданность раздражает до такой степени?

ГЕНРИЕТТА. А как же Герда? Она довольна?

ДЖОН. О! С Гердой все в порядке. Она вполне счастлива.

ГЕНРИЕТТА. В самом деле?

ДЖОН. О да! Вся ее жизнь в хлопотах по дому и заботах о детях. Это все, о чем она думает. Надо сказать, она самая неумелая хозяйка и самая неразумная мать, какую только можно себе представить! Однако она всегда при деле.

ГЕНРИЕТТА. Ты очень жесток, Джон, ужасно жесток!

ДЖОН (удивленно). Я?

ГЕНРИЕТТА. Неужели ты никогда ничего не видишь, не чувствуешь, не считаешься ни с кем, кроме самого себя? Зачем ты привозишь сюда Герду, если знаешь, какое это для нее мучение?

ДЖОН. Чепуха! Ей полезно вырваться из дома Для нее это передышка.

ГЕНРИЕТТА. Иногда, Джон, я тебя просто ненавижу!

ДЖОН (удивленно). Генриетта! Дорогая… не надо так говорить! Ты же знаешь, что только твое существование делает мою жизнь сносной.

ГЕНРИЕТТА. Сомневаюсь. (Протягивает руку, чтобы ласково погладить его, но сдерживается.)

Джон небрежно целует ее.

ДЖОН. Кто такой Эдвард?

ГЕНРИЕТТА. Троюродный брат… Мой… и Генри.

ДЖОН. Я с ним встречался?

ГЕНРИЕТТА. Дважды.

ДЖОН. Не помню. Он в тебя влюблен, Генриетта?

ГЕНРИЕТТА. Да.

ДЖОН. Поосторожнее, дорогая! Не забывай, ты — моя. (Генриетта молча смотрит на него.)

Да, послушай! С чего ты вздумала сделать эту нелепую статуэтку для Герды? Едва ли эта вещь достойна тебя.

ГЕНРИЕТТА. В техническом плане она выполнена вполне прилично… Обычная портретная статуэтка. Герде понравилась.

ДЖОН. О-о! Герде!

ГЕНРИЕТТА. Я сделала статуэтку, чтобы доставить удовольствие Герде.

ДЖОН. Герда не в состоянии отличить шедевра от раскрашенной фотографии. Кстати, а как твоя скульптура из грушевого дерева — та, что ты делала для Интернациональной группы? Ты ее закончила?

ГЕНРИЕТТА. Да.

ДЖОН. Давай посмотрим.

Генриетта неохотно идет к нише, отдергивает портьеру, включает свет, отходит влево и наблюдает за Джоном Джон встает, подходит к нише и останавливается, глядя на статую.

Очень неплохо! Постой! Что это?.. Так вот для чего ты просила Герду тебе позировать! Как ты посмела?! ГЕНРИЕТТА. Я думала… заметишь ты или нет…

ДЖОН. Замечу? Конечно!

ГЕНРИЕТТА. Лицо не Герды.

ДЖОН. Нет. Но шея… плечи… вся поза…

Снаружи темнеет.

ГЕНРИЕТТА. Именно это я и хотела передать.

ДЖОН. Как ты могла? Это непростительно!

ГЕНРИЕТТА. Ты не понимаешь, Джон. Тебе не понять, что это значит — когда появился замысел… Видеть изо дня в день… эту линию шеи… мускулы… наклон головы… тяжелую челюсть… Я смотрела, я вожделела… каждый раз, когда я видела Герду… В конце концов… мне ничего не оставалось, как просто взять это — и воплотить в дереве!

ДЖОН. Бессовестно! В высшей степени!

ГЕНРИЕТТА. Да… Пожалуй, можно сказать и так.

ДЖОН (со смутной тревогой вглядывается в статую). Это так страшно, Генриетта! Куда она смотрит?.. Кто там, перед ней?

ГЕНРИЕТТА. Я не знаю, Джон. Может быть… ты.

Входит Эдвард. Он в смокинге.

Джон… вы помните Эдварда?

ДЖОН (сухо). Разумеется.

ЭДВАРД. Любуетесь новейшим шедевром Генриетты?

ДЖОН (не глядя на Эдварда). Да. (Идет к камину.)

ЭДВАРД. Что вы думаете об этой скульптуре?

ДЖОН (стоя спиной к Эдварду). Я не достаточно компетентен, чтобы судить.

ЭДВАРД. По-моему, просто потрясающе!

ДЖОН. М-м?

ЭДВАРД. Я сказал, потрясающее впечатление.

ДЖОН. Да.

ГЕНРИЕТТА (выключает свет в нише, задергивает портьеру). Мне тоже надо пойти переодеться.

ЭДВАРД. Еще уйма времени. (Подходит к бару.) Могу я что-нибудь предложить вам, Кристоу?

ДЖОН. Нет. Спасибо.

ЭДВАРД (подходит к двери в сад). Теплый вечер!

Смотрит на Генриетту и Джона и выходит в сад.

ГЕНРИЕТТА. Ты так невежлив, Джон.

ДЖОН (оборачиваясь). На таких просто жалко время тратить.

ГЕНРИЕТТА. Эдвард очень славный.

ДЖОН. Возможно. (Закурив.) Но мне не нравится. Типичный неудачник.

ГЕНРИЕТТА. Знаешь, Джон, иногда я за тебя боюсь.

ДЖОН. Боишься? Почему?

ГЕНРИЕТТА. Это очень опасно — быть настолько невнимательным.

ДЖОН. Невнимательным?

ГЕНРИЕТТА. Ты ничего не видишь, не знаешь, что люди думают и чувствуют.

ДЖОН. Я бы сказал — напротив!

ГЕНРИЕТТА. Ты видишь только то, на что смотришь. Ты как прожектор! Мощный луч направлен в определенное место, на то, что тебя интересует, но по сторонам и позади — сплошная темнота!

ДЖОН. Генриетта, дорогая, к чему ты клонишь?

ГЕНРИЕТТА. Да пойми же — это опасно. Ты полагаешь, что всем нравишься… Люси и Герде, Генри, Мидж и Эдварду. А ты хоть представляешь, как они на самом деле к тебе относятся?

ДЖОН (улыбаясь). А Генриетта? Как она ко мне относится? Во всяком случае (берет ее за руку и привлекает к себе), в тебе я уверен.

ГЕНРИЕТТА. Ни в ком на свете нельзя быть уверенным, Джон!

Джон целует ее, но едва Генриетта беспомощно приникает к нему, он отпускает ее, улыбнувшись, берет сигарету и отходит в сторону двери. В этот момент в левую дверь входит Эдвард. Джон, презрительно глянув на него, выходит.

Налей мне чего-нибудь, Эдвард! (Глядя в зеркало над камином, поправляет носовым платком помаду.)

ЭДВАРД (подходит к столику с напитками). Хересу?

ГЕНРИЕТТА. Да, пожалуйста.

ЭДВАРД (наполняет два бокала). Мне хотелось бы, Генриетта, чтобы ты чаще приезжала в Эйнсвик. Ты уже давно там не была.

ГЕНРИЕТТА. Давно. Вечно дела…

ЭДВАРД. Это настоящая причина?

ГЕНРИЕТТА. Не совсем.

ЭДВАРД. Мне ты можешь сказать, Генриетта.

ГЕНРИЕТТА (оборачиваясь к нему, с чувством). Ты славный, Эдвард. Я тебя очень люблю.

ЭДВАРД (подходит с бокалами в руках к Генриетте). Почему ты не приезжаешь в Эйнсвик? (Подает ей бокал с хересом.)

ГЕНРИЕТТА. Потому что… нельзя вернуться в прошлое.

ЭДВАРД. Ты была там счастлива.

ГЕНРИЕТТА. Да, очень. По-настоящему. Так, как только может быть счастлив человек, не знающий, что он счастлив!

ЭДВАРД (поднимая свой бокал). За Эйнсвик!

ГЕНРИЕТТА (поднимает свой бокал). Эйнсвик!

Оба смеются и отпивают хереса.

ГЕНРИЕТТА. Эйнсвик все такой же? Или он изменился? Все меняется.

ЭДВАРД. Я не меняюсь.

ГЕНРИЕТТА. Да, дорогой Эдвард. Ты все тот же.

ЭДВАРД. Такой замшелый увалень!

ГЕНРИЕТТА. Не говори так.

ЭДВАРД. Это правда. Я просто не создан для того, чтобы заниматься делом.

ГЕНРИЕТТА. А может быть, ты слишком мудр для этого?

ЭДВАРД. Странно, что это говоришь ты, Генриетта. Человек, добившийся такого успеха!

ГЕНРИЕТТА. Скульптура — это не бизнес, который выбирают, вкладывают труд, чтобы в конце концов добиться успеха… Она сама выбирает тебя, полностью овладевает тобой, преследует, мучит… так что, рано или поздно, придется ей уступать. И тогда… на какое-то время… обретаешь покой.

ЭДВАРД. Ты хочешь покоя, Генриетта?

ГЕНРИЕТТА. Иногда мне кажется, что именно этого я хочу больше всего на свете.

ЭДВАРД. Ты можешь обрести покой в Эйнсвике. (Кладет руку на плечо Генриетты.) Я думаю, там ты можешь быть счастлива. Даже… даже если тебе придется терпеть мое присутствие. Что ты на это скажешь? Разве ты не хочешь, чтобы Эйнсвик стал твоим домом? Ты ведь знаешь, он неизменно ждет тебя.

ГЕНРИЕТТА. Если бы ты не был так мне дорог, Эдвард, мне легче было бы сказать «нет».

ЭДВАРД. Значит, все-таки «нет»?

ГЕНРИЕТТА. Мне очень жаль.

ЭДВАРД. Ты и раньше говорила «нет», но этот раз… Я думал, на этот раз все будет иначе. Когда мы сегодня гуляли в лесу, твое лицо было таким юным и счастливым (подходит к стеклянной двери в сад), почти как раньше. Говорить об Эйнсвике, думать об Эйнсвике… Разве ты не понимаешь, Генриетта, что это значит?

ГЕНРИЕТТА. Эдвард, просто эти полдня мы с тобой прожили в прошлом.