йтись без ученых, когда не хватает муки, картошки и мяса.
Я высказал Коффингалю свое мнение довольно резко и старался успокоить его тем, что в этом году был ранний и обильный урожай, а что если мы сейчас имеем двести тысяч фунтов пороха в день и что если войска наши одерживают победы, то в этом немало заслуг наших ученых химиков и таких математиков, как Лазарь Карно.
Мы с Коффингалем остановились перед кофейной, на стене которой прочли:
«У купцов нет отечества, черт их дери. Пока они думали, что революция будет им полезна, они поддерживали ее, они протягивали руку санкюлотам, чтобы уничтожить дворянство и парламент. Но всё это только для того, чтобы занять место аристократов, в то время как активные граждане более не существуют, в то время как несчастные санкюлоты пользуются теми же правами, что и богатый вымогатель. Все они — будь они прокляты — отказались от нас и употребляют всякие меры к уничтожению Республики. Они скупали все продовольственные припасы, чтобы продавать их потом на вес золота или вызвать голод».
Я подошел поближе. Это был №279 газеты Гебера «Отец Дюшен».
— Ведь они пишут правду, — сказал Коффингаль, — и Робеспьер так же думает.
— Чего же ты хочешь, Коффингаль? — спросил я.
— Хочу, чтобы Робеспьер не умничал и не возился с учеными.
— Но если это необходимо?
Коффингаль пожал плечами, и мы расстались.
Трагическая судьба. Робеспьер остается всё чаще и чаще один.
«K» 179…
Путь на Брест труден и тяжел. Никогда переезд к морю не стоил мне так много сил, «Ласточка» действительно прекрасный корабль. Четырнадцать пушек отлиты из церковных колоколов, орудия новенькие, ни разу не стреляные. Итак, в дорогу.
Скоро услышу снова страшные песни негров «Куа-Нассе» и «Камп де-Гранд-Прэ», как они, коверкая язык, называют лагерь Большой долины. Под эти жуткие песни умирали десятки тысяч негров.
На палубе купец. Если бы он не был мулатом, я сказал бы, что это вылитый портрет полицейского шпиона Рош-Маркандье. Он отвратительно говорит по-французски, ломает слова, его почти невозможно понять. Шапповские аппараты, гелиограф для мгновенной передачи депеш — везу с собой.
«S» 179…
Утром — человек за бортом. Мулат с лицом Рош-Маркандье стоит как ни в чем не бывало. Странный человек. Спасти матроса не удалось. Размышляя о предстоящей работе и о поручении Робеспьера, сравниваю их обоих: молодого генерала Бонапарта и молодого члена Комитета общественного спасения — Робеспьера. Бонапарт замкнутый и злой. Робеспьер — бесконечная доброта и страшная усталость. Бонапарт наводил пушки на дома беднейшего населения Тулона, Робеспьер не спит ночи и готов бежать на край Парижа для спасения невинно осужденного. Оба по-своему нужны.
Читаю последние сводки военного министерства. Война с Англией неблагоприятно отражается на состоянии колоний. Мы сами отчасти виновны в том, что возбудили ненависть и недовольство населения Антилий. Если Антильские колонии нельзя в полном смысле слова назвать Новой Вандеей, то во всяком случае их нужно рассматривать как то место, где значение Франции оценивается особо. Там всё принимается за чистую монету, в то время как Париж считает возможным надолго задерживать осуществление и публикацию конституции 1793 года. Париж ждет для этого наступления мира, а мир не наступает в силу того, что конституции, примиряющей противоречия сословий, до сих пор во Франции нет. Мы «не сеем новых посевов до тех пор, пока земля не привыкнет к новым семенам». О, это сложная, о, это темная сторона человеческой истории! Генерал Симкоэ, Уайтелок и Майтланд занимают почти весь остров Гаити.
Самое последнее донесение: испанцы и англичане ссорятся между собой. Генерал Лаво на свой страх и риск сформировал негрскую армию. Где-то я ее застану?
«D» 179…
Не писал одиннадцать дней. Чувство смутного беспокойства, плохой сон. Окончательно ознакомился с документами и инструкциями. Хуже всего, что необходимо иметь три или четыре варианта быстрых решений и безошибочно принять одно из них сразу. Это возможно только в том случае, если для этого быстрого решения будут все данные. А если нет? Я могу погибнуть, но хуже всего погубить всё дело.
«Z» 179…
Появились первые птицы. Сегодня держал совет с капитаном и канонирами, согласились на обстрел берега в случае явного сопротивления нашей высадке.
«W» 179…
С форта Дофин в ответ на сигнал четыре выстрела. Кто мог их дать? Неужели форт занят испанцами или англичанами? Ушли в открытое море.
«N» 179…
Форт Акюль. Французский сигнал: «Имеются ли на борту комиссары Конвента?»
Ответ: «Да. Просим обеспечить высадку до наступления сумерек».
Вместо сигнала — боевой залп шестнадцати орудий. Сбита мачта, сломан штурвал, погибли четыре канонира и младший помощник капитана немец Штюрцваге.
«S» 179…17…
…………
Не могу найти страниц. В бауле никто не рылся. Генерал Лаво в плену, взят под утро испанцами, как раз в тот день, когда мы совершили тайную ночную высадку. Нам все враги, кроме негров. У меня обедал адъютант генерала Лаво, негр Франсуа Доминик Туссен Лувертюр. Смеясь, за обедом он рассказывал мне, каким способом удалось изгнать англичан. Но об этом после. Самое странное, что он сказал:
— Гражданин комиссар и вы, честные Польверэль и Эльхо, будьте уверены в моей дружбе. Вы считаете, что генерал Лаво честно служит Французской республике? Генерал Лаво нынче ночью будет с нами.
Удивительный и странный этот негр. Уходя, он пожал мне руку и сказал:
— Я не мальчик, мне сегодня ровно пятьдесят лет, я не говорю напрасно: нынче ночью вы увидите генерала.
«7…
Порт-о-Пренс. Познакомился с генералом Лаво. Во время богослужения вдруг раздался пушечный выстрел. Я вышел из зала муниципального собрания на соборную площадь. В коляске под руку с Туссеном Лувертюром ехал седой француз. Это был генерал Лаво. Эскадрон негрских гусар пылил по улице.
Эти странные негры искрошили испанский отряд, освободили Лаво и 1700 пленных французов. Эти негры делают чудеса храбрости. Вполне понимаю, что сорокапятитысячный английский корпус, высадившись четырьмя десантами, не мог удержаться; лихорадка, нападение испанцев и негры, эти замечательные бойцы, сделали пребывание их на острове нестерпимым. Самыми упорными были Майтланд, Уайтелок и Симкоэ. Последние сдались раньше всех, и если бы не Майтланд, англичане ничего не потеряли бы, но Майтланд стянул основные силы в Крет-а-Пьерро.
Пользуясь преимуществом горной местности, негры нанесли Майтланду колоссальный урон. Англичане вызвали дополнительный флот и на 85 кораблях покинули остров.
«D» 179…
Неделю не писал дневника. В этой фантастической стране особенности человеческой породы до такой степени странны, что не сразу осваиваешься с целым рядом явлений. Восьмые сутки вместе с Туссеном работаем над новыми законами гаитийских общин. Туссен — друг и почитатель Рейналя, но говорит, что Рейналь дает очень много для критики, а когда необходимо приступить к организации государства, когда требуется продолжительная программа — необходимо руководствоваться декретами Конвента, учением Мабли и, как это ни странно, Корсиканской конституцией Жан Жака Руссо.
«H» 1794 Zis
(В тексте перерывы)
…истекшем году; такие есть опасения, что это повторится в нынешнем. Странные вести: некий Амираль, как пишет «Монитёр», дожидался у выхода из дворца Конвента Максимилиана Робеспьера. Перепутал его с Колло д'Эрбуа и снес череп последнему пистолетным выстрелом. Девушка двадцати лет — Сесиль Рено — ворвалась к Морису Дюпле с тем, чтобы убить Робеспьера. Максимилиан счастливо отделался, он не был в этот день в Конвенте и ночевал у кого-то из друзей. Трагическая история! Робеспьер в ссоре с гебертистами. Война на фронте, ссора в тылу, что может быть хуже! Но к чести Неподкупного надо сказать, что он предпринял репрессии только тогда, когда Гебер выступил вооруженной силой против Конвента.
«P» G 17…ZY
Казнены Камилл Демулен и Жорж Дантон. Что это значит? Я держу газетный листок и письмо, полученное мною от Фуркруа.
Лавуазье, друг черных людей, арестован! за что? Ведь он уже давно не откупщик. Стены, воздвигнутые крупье Генеральной фермы, этим продажным человеком Леду, вовсе не были «стенами Лавуазье», как о том говорили в Париже. К тому же…
Нет, об этом надо написать отдельно, я буду писать Фуркруа, чтобы он хлопотал за Антуана Лорана Лавуазье. Стены вокруг Парижа и таможенные станции разрушены еще до взятия Бастилии восставшим народом, задолго до ликвидации откупов. Лавуазье перестал быть откупщиком. За что же сейчас сажать в тюрьму ученого?
«Y» 17…
Франция ведет победоносную войну.
«V» 1794
Как ужасна жизнь! Кто знает, что будет завтра? Вот сейчас передо мной это странное письмо:
«Дорогой друг, я давно не писал тебе и не мог писать. Это письмо последнее. Республика погибла. Негодяй Тальен, получив отчаянное письмо от своей сожительницы, проститутки Кабарюс, арестованной по приказу Робеспьера за лихоимство, вместе с Баррасом подняли весь гнусный и спекулянтский Париж против нашего общего друга. Я ждал, что ты приедешь. Со времени твоего отъезда было столько горя и я так был одинок, что твое присутствие одно только облегчило бы мою участь. Скажу тебе прямо: я не знаю, как ты сейчас отнесешься к Робеспьеру, я простой гравёр, я типографский рабочий, — я знаю, что у нас многие сердиты на Неподкупного, но я говорил товарищам, что именно он стоит за проведение закона о максимуме в такой форме, которая облегчила бы жизнь трудового люда. Изголодавшиеся типографщики мне не верят, лионские шелкопряды думают еще хуже, орлеанские ткачи и бельгийские суконщики тоже стонут. Крестьяне, особенно кто побогаче, накупили земли из национального фонда и, наевшись, отвалились от стола. Их беспокоит только внешняя война, закон о максимуме для крестьян так же противен, как противен для парижского откупщика.