Я не верил.
И тут я вспомнил, как весенним теплым вечером мы с компанией возвращались после скейт-раунда, а Кузя сидел на трубе с какой-то симпатичной девчонкой, в руке у него была книга, и я тогда не удержался и съязвил:
– Кузька, знакомые картинки нашел, что ли?
В общем-то, и не со злости сказал-то, а так, чтоб перед его девчонкой выпендриться. Да и товарищей повеселить, а они оценили – захохотали дружно.
Помнится, он покраснел, как креветка вареная, и выпалил:
– Ты… я тебе пятак начищу, спортсмен!
Я тогда ухмыльнулся на него сверху вниз:
– Ну, давай, – и подмигнул своим товарищам.
Те еще громче зашлись. Кузя обернулся к девчонке, которая с некоторым волнением наблюдала за происходящим, потом снова на меня:
– Первого сентября, жди!
– А чего не сейчас-то?
– Подготовиться надо, – прямо проинформировал меня он.
Тогда-то я и прошипел:
– Ну, готовься, Кузя.
И, кинув самодовольный взгляд на его девчонку, я двинулся дальше. Мне тогда даже показалось, что она с восхищением проводила меня большими светлыми глазами.
Сейчас, первого сентября, я уже не был в этом уверен, да и не видел я ее никогда больше с тех пор – говорили потом, что это Кузина двоюродная сестра как раз гостила у них в семье: их сельскую школу раньше времени распустили на каникулы из-за вынужденного ремонта, вот она и рванула в город.
На следующий же день после разговора на трубах все наши мальчишки знали о предстоящей битве первого сентября.
– Так ты не забыл? – вывел меня из воспоминаний кто-то из одноклассников.
– Вот еще! – бодро ответил я. – Когда приступим?
Ясно – они все только и ждали этого момента. Какое им дело, кто и с кем и из-за чего? Родители с волнением наблюдают по телеку передел власти между этническими группировками, мы – делим большинство на меньшинство по своим понятиям в пределах собственных территорий.
– Сегодня будет один урок только, давайте после него сразу, за гаражами – туда в это время никто не сунется. – Какой-то умник из толпы выдвинул идею. Конечно, все поддержали, и я в первую очередь.
Лысый направился назад к своим, и через мгновение Кузя открыто посмотрел в мою сторону. Я отчего-то предполагал, что он начнет прыгать по двору, бить себя кулаками в грудь, показывать на меня пальцем и орать, как про-активный тайсон, нечто вроде: «Я тебя сделаю, спортсмен! Я тебе ухо откушу, недоносок, ты у меня кроссовки только со спицами в костях надевать будешь на босу ногу, потому что носки свои до старости находить будешь в собственной…» – ну и так далее. Но нет, Кузя лишь молча мне кивнул и… улыбнулся.
Урок Мира – он мне казался самым замечательным уроком во всей жизни, и так хотелось, чтобы он никогда не заканчивался, я готов был слушать до вечера, и даже до утра, только бы сложенные на столе руки Кольки Кузьмина в соседнем ряду не выглядели такими чудовищно огромными, а плечи не заслоняли окно. Но спина моя оставалась ровной, дыхание лишь слегка учащенным, а бледность лица выдавала благородные цели отважного Атоса. Хотя кому и что мне нужно было доказывать?
Наверно, я был все же неправ тем майским вечером. Но признать это во всеуслышание я не мог. Да никто этого и не ждал – все бы решили, что цирк уехал, собрав деньги и не показав представления, а обманутые ожидания публики всегда чреваты недоверием в будущем, а мне еще ого-го сколько лет вместе с ним предстояло учиться.
После урока, все по плану, мы мелкими перебежками и окольными путями, в целях полной конспирации, стали стекаться в условленное место. У моей группы поддержки было приподнятое настроение, и со всех сторон на меня неслось:
– Он вымахал за лето, чувак, да-а-а! Его сейчас просто так на понт не возьмешь, никак!
– Держи его на короткой, не то он своими длиннющими руками тебя прямой достанет!
– Старайся снизу апперкотом, иначе сверху от него кувалдой получишь, мало не покажется.
– В корпус его молоти, у него там брюхо одно, а ты жилистый, увернешься, если что.
Вот этого «если что» я и опасался. И как они не додумались еще и одноклассниц позвать в коротких юбчонках и с букетиками в руках, для полноты ощущений.
Место выбрали приличное, за стареньким гаражом. Прошлись все по полянке, собирая камни и стекла, чтоб мы с Кузей раньше времени не выбыли из строя. Потом стали договариваться об условиях: никаких посторонних предметов, только кулаки, голова, ноги и локти могут участвовать в побоище. Все мои одноклассники выглядели бодро, настроены друг к другу весьма дружелюбно и наверняка мысленно поздравляли себя с таким захватывающим началом нового учебного года. Я ждал, когда у меня откроется второе дыхание, потому что первое осталось на уроке Мира. Коленки немного подергивались, но в широких брюках не было заметно. Кузя тоже выглядел сосредоточенным и бесстрашным и даже снял пиджак и галстук. Тут я увидел, что брюхом у него даже и не пахнет – подтянутый и крепкий, как гвардеец кардинала. Да ладно! Блииин.
Нужно было ответить за свои слова. Рано или поздно – это, оказывается, происходит наяву.
Тут я спохватился:
– А до каких пор молотить-то его?
Со всех сторон понеслось:
– До победы! До самого конца! Пока кто-нибудь не упадет!
Весело. Кузя, судя по всему, и до вечера не упадет, у меня тоже ноги сильные, и дыхалка в порядке, но…
– Давай до первой крови! – пришла мне в голову идея. Нос у него точно слабый. – А то поскользнешься на траве – и все.
– Точно!
– Верно, до крови!
– Давай, вперед!
Наконец, нас выставили друг против друга. Кузя смотрел мне в глаза. Я смотрел в его. Нужно было найти в себе злость и ненависть, но я их не чувствовал. Не видел я их и в его глазах, лишь какое-то сдержанное любопытство – дескать, давай-ка посмотрим, что там у тебя под кожей. Мы некоторое время покачивались из стороны в сторону, как два тополя на пригорке, и всех сочувствующих вокруг это начало явно раздражать. Послышались неодобрительное ворчание и призывы к активным боевым действиям. Я парень ответственный, не хотел выглядеть уж совсем клоуном, и сделал первый выпад – резко ударил Кузю в грудь, и он пропустил, качнувшись назад, но устоял. Потом я зачем-то стал поправлять сбившиеся от резкого движения волосы, и мне даже захотелось в какой-то момент обернуться к своим и поинтересоваться, как я выгляжу, но мой противник, который, видимо, только и ждал моей первой атаки, чтобы обрести моральное право на ответный удар, быстро сориентировался и вмазал мне прямо в ухо.
Хорошо, что в ухо, – это я в последний момент успел увернуться, а то бы нос сплющился, как сардина в масле; да и то сказать, что хорошо, – неверно, поскольку всю следующую неделю мне пришлось ходить с таким бордовым локатором, что кто-то даже про новую модель встроенного блютуза мог бы поинтересоваться, изобрети к тому времени мобилы.
Тут нас прорвало: мы принялись окучивать друг друга беспорядочными ударами, но как-то уж совсем без злобы – крови не появлялось. Я старательно оберегал лицо, чтобы не проиграть поединок в целом, и в какой-то момент даже сделал удачную подсечку, и Кузя грохнулся навзничь. У меня мелькнула мысль наброситься на него сверху – в правилах про это ничего не оговаривалось, – но вспомнилась добросердечная мама с тремя мушкетерами по лету с их чертовыми принципами, и я удержался и дал ему возможность подскочить вновь на ноги и еще мне пару раз вмазать куда-то в корпус. Он пыхтел и скрежетал что-то типа: «Ну-ты-чо, а, ну-ты-чо, кабан?!»
Я даже не заметил толком, как мы очутились на траве, отбиваясь и время от времени нанося друг другу смачные оплеухи, пытаясь добраться до носа соперника или уж, на худой конец, разодрать другому кожу, лишь бы появилась эта первая кровь. Нам-то надоела уже вся эта возня, обоим. Но публика неистовствовала.
Наконец, мне удалось это – случайно локтем двинул ему прямо в нос, и она выступила. Почти одновременно я пропустил скользящий удар по челюсти, и у меня треснула губа. Мы с Кузей застыли, стоя на четвереньках, глядя друг на друга и тяжело дыша, не слыша со всех сторон трубящих призывов продолжать «до конца» и «быть мужиками». Может, они все ожидали увидеть поединок двух ван-даммов или костей-дзю, но никаких взмывающих вверх ног, умопомрачительных прыжков и режущих насмерть пике между нами с Кузей не получилось.
– Надоел ты мне, – выдохнул я, – у тебя кровь.
– У тебя тоже!
Я привстал, провел рукой по подбородку и действительно размазал кровь. Кузя напряженно смотрел на меня, видимо, ожидая какой-нибудь пакости. Но у меня совершенно неожиданно вырвалось:
– Ты знаешь, Николайка, я тогда, весной, был неправ.
– Знаю.
Он немного помолчал, глядя мне прямо в глаза, не мигая, потом вдруг протянул руку, и я, не задумываясь, пожал ее.
Народ скандировал:
– Ни-чья! Ни-чья! Ни-чья!
Может, это и была ничья, но мы с Кузей стали добрыми друзьями. Я приобщил его к сноуборду, а он меня научил, как не ломаться и зарабатывать деньги на карманные расходы. Его кузина (просто игра слова с ударением, однако – или просто знак?) стала моей тайной первой любовью, и я периодически вновь и вновь испытывал дрожь в коленях, когда она приезжала к нам в гости и часто смотрела на меня своими огромными голубыми глазами, и мне порой казалось, что я полный олух и ботан, несмотря на все мои рейтинги и лайки в очередной минувшей четверти.
Все войны заканчиваются, рано или поздно.
И у меня были другие войны – и более жестокие, и менее продолжительные. И с другим исходом. Вероятно, это неотъемлемая часть нашего бытия. Но в них, в своих битвах, я всегда нес ответственность за себя сам и помнил о соразмерности своих обид возможному исходу очередной битвы.
Сейчас воюю реже, слава Всевышнему – просветил, наконец.
Те же, кто, прячась за стенами кабинетов с высокими потолками, манипулируют чужими судьбами в масштабах целых народов и наций – интересно, какие же сущности подселились к их аурам и мозгам, и что ждет их при переходе, если они запускают безумные по своим масштабам и целям проекты передела мира, пренебрегая основами мироздания, нарушая баланс и гармонию существования?