Митя перекрестился, затем направил указательный палец вверх, одновременно поклонившись и омыв ладонями лик свой, при этом пробормотав что-то под нос. Глянул вверх – верно: там его, уж на этот раз, должно быть, заметили непременно. Значит, можно продолжать.
– За домом Муслима – у них, знаешь ведь, овражек такой, и забор кирпичный, красный.
– Ну?
– Я на минутку только: хотел добежать, поменять ему кассету «Рэмбо» на «Рокки», и сразу назад. Представляешь, только подбежал к воротам, а тут из-за забора, снизу из оврага как будто – «мишка». Прям на меня. И, как твой тигр: замер, будто сам меня испугался, понимаешь? А я… вот… в общем, штаны мои потом мокрые оказались. Деда, скажи: я теперь трус, значит?
В глазах мальчика Кирилл Федорович видел крошечное отражение мягко колышущегося пламени свечи, стоявшей тут же на столе, рядом с черешней, про которую Митька совершенно забыл. На миг даже показалось, что отражение как-то поплыло вниз в Митиных глазах, к длинной реснице, и растаяло… Парень отвернулся, шмыгнув носом.
– Мить, честное ветеранское: это не имеет никакого отношение к храбрости…
– Но ты-то ведь тогда один на один с целым тигром оказался, и ничего – сам сказал!..
Митя осекся, потому что где-то за окном послышался нарастающий свист. Кирилл Федорович скорее по его выражению лица догадался, чем сам услышал, что началось все по кругу: опять и опять, снова и снова, в который уже раз за минувшие сутки.
За минувшие годы.
Снаряд разорвался, наверно, в трех-пяти домах вниз по переулку. Митя резко прижал ладони к своим ушам и зажмурился, прошептав:
– Хоть бы не в Мусика, хоть бы не в Мусика, хоть бы не в…
Из прихожей они услышали твердый голос Аслана:
– Так! Все в подвал по лестнице, быстро! Ира, ты первая с Адамом – там внизу Иса поддержит. Тещщща, вы где? Тамерлан?
Даже теперь дед Кирилл не мог не отметить про себя какой-то особой теплоты, прямо-таки шуршащей в голосе зятя, когда тот произносил слово «теща», и непроизвольно улыбнулся – ранее в своей жизни он не встречал ни у друзей, ни у знакомых такого бережного отношения к родне, особенно к женщинам. Всегда подтянутый, галантный и предупредительный Аслан порой вызывал у него тайное восхищение: ну, будущий кандидат наук, а как же! – им, видимо, по статусу положено такими быть. Вслух хвалить мужчин в семье было не принято: вызывать уважение и оказывать его окружающим у горцев, казалось, было в качестве дополнительной молекулы их ДНК. Впрочем, не только это, и не только позитивные молекулы – уж на этот счет умудренный войной и жизнью дед Кирилл иллюзий не строил.
Тамерлан подскочил на кровати, ринулся к дверям, потом резко замер и, обернувшись, спросил:
– Дед… ты?..
– Давай иди, иди, Митя, я тоже, я сейчас. – Он осторожно приподнялся на постели и перенес ноги на пол. Ох уж эта немощь, эта одышка, эта постоянная боль в груди. И это нескончаемое бегство.
Митя скрылся в проеме. Кириллу Федоровичу не нужно было одеваться – они давно уже все спали в одежде. Последние два-три месяца ноги все чаще отказывались ему подчиняться. «Лишь бы котелок продолжал варить, а то ведь всякое бывает», – часто думалось ему. На фоне регулярной в последнее время канонады он иногда ловил себя на ощущении, что находится в тревожном ожидании: вот сейчас к нему в траншею свалится сверху тяжелый продолговатый металлический предмет с массивным набалдашником, без чеки, без смысла, без шансов избежать неизбежное. Галка называла такие моменты приступами спутанности сознания, которые начинали его действительно пугать. Да, лишь бы котелок не продырявился – не время сейчас, до Пятигорска бы дотянуть.
Кирилл Федорович выпрямился во весь рост и вдруг замер, пробормотав:
– Старый пень… надо было сказать ему. Конечно, надо было, вот я…
– Тесть мой, как вы тут? – На пороге появился Аслан – высокий, худощавый, собранный, с умными и, как всегда, внимательными глазами.
Второй взрыв прогремел чуть дальше первого, но в той же стороне – значит, метили направленно в одну точку.
Недолго думая, Аслан двумя шагами преодолел разделявшее их пространство и, аккуратно обхватив тестя спереди, приподнял его с видимой легкостью, невзирая на протесты подопечного, и мелкими шажками направился со своей ношей обратно, через дверной проем к подполу, где их уже ждал Иса, старший сын – точная внешняя копия Аслана, только моложе гораздо.
Там, под их недостроенным домом, в земле, было все необходимое, чтобы переждать обстрелы и зачистки, – Кирилл Федорович сам еще в прошлом году укреплял свод и стены, возводил перегородки, даже вентиляцию с толком удалось проложить. Думали, урожай хранить будут. Сейчас провианта хватало, и теплых вещей, и топчанов. Жаль было все это оставлять тут на произвол и разграбление. Но детей и женщин нужно было эвакуировать.
Ту ночь они пережили, обошлось. Аслан утром ходил к брату узнать, как у тех прошло. За красным кирпичным забором, где еще три года назад они вместе возводили кладку, все оставалось по-прежнему, кроме одного – не было самого дома. Вместо него посреди широкого двора дымилась груда разбросанного кирпича, утвари и другого бесполезного теперь хлама. Никто из родных, слава богу, не пострадал, по крайней мере – физически, и лишь старый кот Джохар неподвижно лежал под сенью абрикосового деревца. Но он умер от старости, как заверил Митю отец.
А дед Кирилл умер в Пятигорске две недели спустя. Отступление к Москве совсем подорвало его силы, и в последние дни он находился между реальностью происходящего и какой-то другой, из своего далекого прошлого. Когда сознание ненадолго возвращалось к нему, он пытался что-то сказать Тамерлану, но Аллах лишил деда Кирилла дара речи после той ночи, когда не стало Джохара. Все, что у него получалось, это по-детски жалобно заглядывать в быстро повзрослевшие Митькины черты и нечленораздельно что-то мычать, немощно указывая на свои ноги. Все успокаивали его, пока, наконец, Тамерлан не положил конец никому непонятной суете деда, прошептав ему на ухо лишь несколько слов:
– Дедуля, я услышал. Ты рассказал мне тогда не всю правду про то, как с «тигром» повстречался. Но ведь к храбрости это не имеет никакого отношения, я знаю, ты мне сам говорил, поэтому не переживай. Все будет хорошо, скоро приедем в Москву.
Кирилл Федорович благодарно ему кивнул и нервно улыбнулся, сжав костлявыми пальцами узкую ладонь внука. С тех пор его и отпустило.
А через три дня Там-Там горько плакал на могиле деда в одиночестве, когда все уже вышли за ограду. Необычный блеск он видел и в глазах старшего брата, но Иса плакал молча, стиснув зубы. Адам же ревел вовсю – и по поводу, и без. Хотя к настоящему мужеству ничто из этого не имело никакого отношения.
Посмотреть бы только вот еще в глаза тем, кто деда снова заставил воевать…
Глава 13 (начало)
Интуицию, стоящую в иерархии чувств на последнем месте, я бы поставил на первое. Все остальные чувства важны, но они лишь дополнение к ней.
«Сапсан» очень комфортабельный способ сообщения между Петербургом и Москвой. Возвращаясь домой после церемонии награждения победителя шестнадцатой «Битвы экстрасенсов», я, наконец, с осознанием до конца выполненного долга откинулся на мягком сидении и на секунду прикрыл глаза. Должен признаться, что я устал. На столике передо мной лежала книга одного из моих коллег по проекту из более ранних сезонов, но я не мог тогда заставить себя открыть ее и почитать, чтобы время в пути пролетело быстрее.
Напротив, в кресле за нашим общим столиком сидел мужчина средних лет, в круглых дымчатых очках, с легкой сединой на висках и аккуратно подстриженной короткой бородкой треугольником. Щеки и скулы его были гладко выбриты, тонкие полоски усов скрупулезно выровнены. Он молча смотрел на отъезжающий перрон, держа в руке электронный покетбук. Я вдруг увидел его ауру: ровная, спокойная, без видимых разрывов и изъянов, весьма позитивная, светло-сиреневого оттенка – по виду напоминавшая аметист. Наверно, рожденный ранней весной. И его однозначно охраняют, подумалось тогда мне. Надо же – человек, видимо, абсолютно на своем месте в этой жизни.
А этот мужчина напротив сидел и думал: вот, с вепсом еду в Питер. В прошлый раз Константин Эрнст спутником был, теперь Сергей Романенко, а недавно с Джулией Ванг перекинулись несколькими фразами на одном из приемов в Москве. Бывает же! И непроизвольно улыбнулся. Затем посмотрел прямо в глаза вепсу:
– Здравствуйте, Сергей. Судя по всему, мы с вами в ближайшие часы будем соседями по путешествию.
Его прямое обращение было несколько неожиданным. Я улыбнулся в ответ:
– Здравствуйте! Мы с вами знакомы?
– Меня зовут Дмитрий. – Он протянул через столик руку.
Рукопожатие было твердое, сухое – ничего лишнего.
– Теперь мы знакомы. Я наблюдал за вами в последней «Битве».
Я, признаться, немного удивился – обычной аудиторией экстрасенсов были женщины, в большинстве своем. Мужчины, как правило, делали вид, что все эти «мистические дела» их совсем не касаются, и они заняты по жизни «реальным» делом. А Дмитрий производил впечатление серьезного, самоуверенного, знающего свое место в жизни человека. От этого вдвойне было приятно, что меня узнали, и я скромно поинтересовался:
– За мной, прямо-таки?
– В целом, за ходом баталий. У меня к этой области есть интерес… не скажу, что исключительно профессиональный – скорее, больше любительский.
– Вы, наверно, психиатр? – выдвинул я гипотезу.
Он от души рассмеялся.
– В некотором роде. Я профессиональный менеджер. Не по продажам, правда, а по корпоративному взаимодействию людей. Внутри бизнеса. Лечу мозги персоналу. Человеческие ресурсы – знакома формулировка?
– Да, конечно. С этими ресурсами я тоже имею дело, постоянно.
– Вот-вот, и я о том же: мы с вами имеем дело с одним и тем же исходным ресурсом, только в моей работе владельцы предприятий при упоминании вашей… хм… практики обычно отпускают замечания, типа, как из классики: «Шурик, вы комсомолец? Это же не наш метод!»