Северный ветер стих, и море стало понемногу успокаиваться, однако шум прибоя по-прежнему не смолкал, ибо берег изобиловал мелями и подводными камнями.
Никаких обломков у берега не было. Парусник, видимо, вынесло в открытое море, а затем швырнуло на рифы за мысом, где он и разбился.
Растительность в лесу стала понемногу меняться. Время от времени среди пальм стали попадаться густые заросли бананов с характерными длинными листьями, симарубы, чьи корни и кора обладают тоническими свойствами и под сенью которых, если верить индейцам, любят укрываться сухопутные черепахи, а также высоченный бамбук, достигающий такой толщины, что индейцы используют его для постройки прочных каноэ, которые невозможно разрубить самыми острыми топорами.
Стаи туканов с разноцветным оперением и огромными желтыми клювами перелетали с множеством попугаев с ветки на ветку, в кустарниках шныряли чудовищные ящерицы с изумрудными боками, отвратительные на вид, но весьма ценимые из-за своего мяса, напоминающего по вкусу нежную курятину.
Оба индейца, хотя и привыкшие к лесным переходам, шли осторожно, внимательно глядя под ноги и вороша концом лука сухие листья и высокую траву, чтобы не наступить на многочисленных змей или крупных муравьев, укусы которых, особенно самых страшных – так называемых фламандских, вызывают дикие боли и даже лихорадку. Попадались и пресмыкающиеся. В одном месте перед ними возникло какое-то совершенно черное существо: вытянувшись во всю длину и издав пронзительный свист, оно попыталось их укусить. Это был ядовитейший «ай-ай», чьи укусы ведут к мгновенной смерти.
Через час маленький отряд пересек рощу огромных пассифлор на мысу, на сотни метров выдававшемся в море, и вышел на противоположный берег.
– Обломки!.. – крикнул Морган. – Корабль разбился!..
20Нападение Ойякуле
Добравшись до кромки обширной бухты, глубоко врезавшейся в лесистый берег, путники обнаружили множество обломков, прибитых волнами к утесам. Наряду с реями, кусками обшивки и палубными досками в море болтались ящики и бочки, они с грохотом налетали друг на друга и тут же разваливались на куски. Огромные брусы, отколовшиеся, возможно, от шпиля или кормового колеса, застряли в зарослях мангров и теперь торчали в кривых сучьях этих растений. Обломков было хоть отбавляй, но ничто не говорило о присутствии человека. Песчаный берег, на сколько хватало глаз, был совершенно пуст, в море – ни трупа – вещь необъяснимая, так как парусник к моменту крушения был переполнен людьми.
– Не могли же все утонуть!.. – воскликнул Морган изменившимся голосом. – Среди наших было немало отличных пловцов, они не спасовали бы перед любыми волнами. Что скажешь, Кармо?
– Но это в самом деле обломки нашего корабля? – ответил вопросом на вопрос Кармо.
– Что вы имеете в виду, Кармо? – спросила Иоланда.
– Ведь это могут быть и обломки фрегата, который мы бросили после абордажа.
– А что с нашим кораблем? – засомневался Морган. – Куда он мог подеваться? Давайте взглянем, что там вынесло на берег, – добавил он задумчиво.
С трудом пробравшись через мангровые заросли, они вышли наконец к тому месту, куда волны вынесли обломки корабля, и здесь на песке обнаружили немало нового, в том числе пушечный лафет без ствола. Морган бросился к нему, зная, что на пушках обычно обозначается имя корабля, которому они приписаны.
– Ты прав, Кармо! – крикнул он. – Это обломки фрегата. На лафете – его название.
– Но что же с парусником? – спросила Иоланда.
– Не знаю, что вам сказать, сеньорита, – ответил Морган, нахмурив лоб. – Боюсь, он попал в беду.
– Неужели пошел ко дну? – взволнованно проговорила Иоланда.
– Все наши, должно быть, покоятся на дне. Я так думаю, сеньорита. Корабль, похоже, отнесло далеко от берега, а затем поглотило море.
– Бедный Ван Штиллер! – простонал Кармо. – Отправиться в одиночку на тот свет!
– Но у нас нет доказательств этого, – возразила Иоланда.
– Корабль был полон воды, сеньорита, и его могло спасти только чудо. Боюсь, нам остается заняться своими делами.
– Что вы собираетесь делать, сеньор Морган?
– Раз уж судьба послала нам этих индейцев, пойдем к их сородичам, – ответил флибустьер. – У них, по крайней мере, мы обретем на время убежище и защиту. Не забывайте, что в этих лесах бродят людоеды.
– А как нас примут индейцы?
– Карибы, если их не обижать, никого не трогают, – ответил Кармо. – Я их знаю, мы бывали у них с вашим отцом.
Морган принялся расспрашивать Кумару.
– К завтрашнему вечеру, – сказал тот, – мы смогли бы добраться до деревни, если на нас не нападут ойякуле. Мы спрятали нашу пирогу в зарослях муку-муку возле реки, впадающей в лагуну, и надеюсь, враги ее не нашли.
– А далеко эта лагуна?
– Три часа ходьбы.
– Лишь бы проклятые людоеды не ждали нас там, – сказал Кармо. – Не люблю иметь дело с дикарями, особенно если со мной нет аркебузы.
– Нас и так могут застать врасплох, если мы останемся здесь, – заметил Морган. – К тому же их всего восемь, а порох у меня в пистолете подсох. Двоих я наверняка уложу, а еще есть палаш. Ну что, пошли? – спросил он индейца с клювом тукана в челке.
– С белыми людьми ничего не страшно, – ответил Кумара. – Они смелые воины.
И маленький отряд тронулся в путь. Впереди гуськом шли индейцы, держа наготове луки и стрелы. Трое белых мрачно и хмуро шагали за ними. Особенно невесел был Морган, который не только потерял своих верных друзей и богатую добычу, но и остался без корабля и всякой защиты. К тому же он мог попасть в руки дикарям или испанцам вместе с девушкой, которую поклялся спасти.
Кармо тоже повесил нос, убитый бесславным концом своего закадычного друга, бедняги-гамбуржца.
Чем больше отряд углублялся в лес, тем труднее становился путь. На каждом шагу приходилось продираться сквозь буйную растительность, не оставлявшую свободной и пяди земли. Справа и слева, спереди и сзади раскинули свои сети пассифлоры и лианы, тянулись кверху побеги пимента, дикого муската, громоздились перечные деревья, кодры, венесуэльские груши, хлопковые деревья, увешанные пурпурными и желтыми цветами, эвфорбии, колючие кактусы и baspa butirracee (маслянистые деревья), получившие свое название из-за добываемого из них масла, весьма ценимого индейцами.
Среди хаотического нагромождения ветвей и листьев не видно было птиц, хотя тишина, царившая в девственном лесу, то и дело нарушалась оглушительными криками и диким ревом, от которых цепенели белые путники, полагая, что на них готовятся напасть людоеды.
Это были, однако, стаи рыжих ревунов, развлекавшиеся тем, что испытывали силу своих легких или, вернее, зобов. Эти обезьяны изобилуют в венесуэльских джунглях и в соседней Гвиане и по силе голосовых связок соперничают с бразильскими барбудос. Они залезают высоко на деревья и раздувают свои зобы до размеров индюшиного яйца. Их крики и вопли настолько сильны, что разносятся невероятно далеко – километров на пять.
Но если обезьяны не причиняли вреда, то другие опасности были посерьезней, так что идти вперед приходилось с величайшей осторожностью. Время от времени среди сухих листьев, образовывавших порядочный слой, появлялись огромные муравьи длиной в полтора сантиметра, черные, блестящие, с раздутым брюшком, которые тут же впивались в пятки индейцам и ни перед чем не отступали.
Морган, уже не раз бывавший в южноамериканских джунглях, особенно в Гвиане и Колумбии, и знавший о таящихся в них опасностях, внимательно следил за тем, куда ступает Иоланда. Он тыкал палашом в листья и траву, боясь, что в них прячется коралловая змея, от укусов которой нет противоядия, или змея-лиана. Эти пресмыкающиеся весьма распространены в этих местах и ведут себя довольно агрессивно.
И смотрел он не только под ноги. Следуя примеру обоих индейцев, он то и дело поглядывал на густую листву, откуда неожиданно мог свалиться удав – змея, обладающая необыкновенной силой и без труда удушающая самого крепкого человека или кугуара. Прячется он обычно на деревьях, где поджидает свою добычу.
Путники шли уже часа два, с трудом преодолевая препятствия, как вдруг пронзительный крик нарушил тишину, до сих пор царившую под зелеными сводами. Оба индейца остановились как вкопанные.
– В чем дело? – забеспокоился Морган, заслоняя девушку и вытаскивая пистолет.
Кармо тут же встал сзади и повернулся лицом к воображаемому врагу.
– Слышали? – спросил Кумара.
– Дикий зверь?
– Нет, крякнула бернака.
– Ничего не понимаю.
– Дикая утка, – пояснил индеец.
– Ну и что?
– Они всегда водятся неподалеку от хижин, но не это страшно.
– А что?
– Это не утка, и Джей, мой товарищ, тоже так думает.
– Условный сигнал?
– Похоже, да, белый человек, – сказал кариб.
– Кто-нибудь из ойякуле? – спросил Кармо.
– Здесь нет дружеских нам племен.
– Может, ошибся? – усомнился Морган.
Кумара покачал головой.
– Карибы никогда не ошибаются, – сказал он.
– До лагуны далеко?
– Да нет, она где-то рядом.
– Если враги собираются на нас напасть, этого не миновать, – сказал Морган Иоланде. – Не отходите от меня, сеньорита, и возьмите пистолет, мне хватит и палаша. Вперед! – крикнул он.
Оба индейца тихо посовещались, проверили тетиву и, подкрепив ее на один оборот для большей дальности стрельбы, молча двинулись вперед, поглядывая налево и направо.
Лес понемногу редел, становясь все более влажным. Среди деревьев зазвенели ручьи, которые, казалось, текли в одну сторону. Оба индейца напрягали слух и часто поглядывали вверх, словно искали крякнувшую бернаку, но диких уток не было видно.
Пройдя шагов двести-триста, они снова остановились в зарослях пассифлор.
– Слышите шум реки: она спешит к лагуне, – сказал один из них.
В самом деле где-то неподалеку журчала вода, словно быстрый поток прокладывал путь сквозь заросли.
– Где твоя лодка? – спросил Морган.