– А это видение? – спросила Яра.
– Бред, – сказал Морган тихим голосом. – Отнесем его в каюту.
По его знаку Кармо и Моко поднялись на капитанский мостик, осторожно подняли Корсара, который все еще был без сознания, и отнесли в каюту. Яра и корабельный врач последовали за ними.
– Погибших в воду! – приказал Морган матросам.
Останки четырех матросов, погибших в сражении, были подняты над бортом и опущены в пучину моря.
Наклонившись с капитанского мостика, Морган видел, как четыре брезентовых мешка рухнули в воду, подняв сверкающие брызги, и тут же исчезли, оставив легкие круги под блестящими волнами.
– Покойтесь с миром на дне, рядом с братьями капитана, и скажите им, что скоро мы отомстим за обоих, – произнес он. – А теперь – на Веракрус. И храни нас Господь!
9Ненависть яры
Когда занялась заря и стало видно, что ни один испанский корабль не бороздит море возле берегов Никарагуа, Морган покинул мостик и спустился в капитанскую каюту.
За ночь корабельный врач дважды поднимался на палубу, чтобы успокоить Моргана насчет приступа, который случился с капитаном вследствие его странного видения. По опыту зная необычайную силу духа этого человека, врач не сомневался, что к Корсару после отдыха вернется сознание, тем не менее он испытывал серьезные опасения из-за полученных им ран.
Когда Морган вошел в его просторную каюту, Корсар спокойно спал под наблюдением молодой индианки и Кармо. Дыхание раненого было спокойным и размеренным, однако время от времени нервная дрожь сотрясала все его тело и имя Онораты срывалось с его губ.
– Он видит сон, – сказал Кармо, оборачиваясь к Моргану, который бесшумно подошел к постели.
– Да, ему все кажется, что он видит ту шлюпку, – ответил лейтенант. – Похоже, всю ночь он бредил.
– Вы не поверили в это видение, господин лейтенант? – спросил Кармо.
– А ты? – с легкой иронией поинтересовался Морган.
– А мне показалось, будто я видел шлюпку, бороздящую сверкающие волны.
– Бред. Это была иллюзия, происходящая от твоего суеверного страха.
– И все же, сударь, я видел даже человеческую фигуру внутри этой шлюпки, – с несокрушимой убежденностью утверждал Кармо.
– Значит, ты тоже бредил!
– Нет, сударь.
– Ты и твои товарищи приняли за шлюпку какое-то морское животное или ствол дерева, плывущий среди волн.
– А капитан?
– Ты же знаешь, что после той страшной ночи ему часто видится девушка, бороздящая воды Великого залива. Но оставим мертвых и займемся живыми.
– Вы тоже думаете, что она мертва, сударь?
– Слышал ли кто-нибудь о ней за эти четыре года?
– Некоторые говорят, что эта девушка не погибла. О ней рассказывают странные вещи.
– Где?
– В Пуэрто-Лимоне. Да и этот дон Пабло, управляющий герцога Ван Гульда, тоже кое-что о ней знает.
Морган недоверчиво взглянул на флибустьера и покачал головой:
– Боюсь, наш капитан никогда ее больше не увидит.
Он склонился над постелью и отвернул простыню. На груди Корсара белели две повязки со следами свежей крови.
– Раны снова открылись?
– Да, лейтенант, – ответил Кармо.
– Нужно, чтобы они полностью зарубцевались к нашему прибытию в Веракрус. Шпага капитана нам очень понадобится.
– Еще десять дней – и капитан будет на ногах. Так сказал доктор.
– Я был бы очень рад, если бы Николас Ван Хорн, Лоренс и Граммон встретились с ним уже здоровым.
– Где мы будем ждать эскадру с Тортуги? – спросил Кармо.
– В заливе Асунсьон, – ответил Морган.
– У берегов Гондураса?
– Да, Кармо.
В этот момент Корсар открыл глаза и спросил едва слышным голосом:
– Кто говорит о заливе Асунсьон?
– Это я, кабальеро, – ответил Морган.
– А! Это вы?
Он медленно поднялся, отстранив Кармо, который хотел помочь ему, и обвел комнату почти удивленным взглядом.
Луч солнца, скользящий по воде, врывался в широкое окно, отражаясь в больших венецианских зеркалах, которые украшали стены, и в серебряной позолоченной лампе.
Корсар следил за ним несколько мгновений взглядом, потом вдохнул полной грудью свежий морской воздух, врывающийся через открытое окно, и обернулся к Моргану.
– Где мы? – спросил он.
– Через несколько часов будем напротив Сан-Хуана, капитан.
– Мы плывем к берегам Никарагуа?
– Да, кабальеро.
– Кораблей на горизонте не видно?
– Наверное, уже распространился слух, что мы появились у этих берегов, и суда остерегаются выходить из портов.
– Да, они нас боятся, – прошептал Корсар. – А фрегат?
– Он не покинул Пуэрто-Лимон. Он не смог бы ни догнать нас, ни справиться с нами в одиночку.
– Тем лучше. Не сбавляйте хода. Вы знаете, что нас ждут.
– Все равно мы придем раньше, чем эскадра с Тортуги, капитан. Наш корабль самый быстрый из всех, что бороздят воды Мексиканского залива.
– Знаю, Морган.
– Как вы себя чувствуете, кабальеро?
– Неплохо. Через неделю я сам поведу мой корабль.
– Итак, мы найдем герцога в Веракрусе?
– Да, – ответил Корсар, и мрачная молния сверкнула в его глазах.
– Вы уверены, что он там?
– Де Рибейра признался в этом со шпагой у горла.
– Ну на этот раз герцог от нас не сбежит.
– Клянусь небом! – воскликнул Корсар с жестокой интонацией. – Мы примем все меры, чтобы не повторилась эта злая шутка, которую сыграли с нами в Гибралтаре. Впрочем, мы не собираемся осаждать Веракрус, мы ворвемся туда неожиданно. Я уже договорился об этом с Ван Хорном, Лоренсом и Граммоном.
– Нас ждет огромная добыча, кабальеро. В Веракрусе должны быть собраны огромные богатства, ведь это самый важный порт Мексики.
– И оттуда отправляются в Испанию галеоны, груженные золотом и серебром, – сказал Корсар. – Но мне хватит и моей мести. Я оставлю вам и моему экипажу свою долю от грабежа.
– У вас в Италии достаточно земель и замков, чтобы обойтись без золота, – заметил Морган, улыбаясь. – Ведь вы и ваши братья прежде не были морскими разбойниками, как Олоне или Баск.
– Мы явились в Америку, чтобы уничтожить герцога, а не ради наживы.
– Я знаю, капитан. У вас еще есть приказания?
– Держитесь подальше от берегов Никарагуа и, как только обогнете мыс Грасьяс-а-Дьос, направляйтесь прямиком в бухту Асунсьон, избегая по возможности Гондурасского залива. Я хочу, чтобы ни один испанский корабль не видел нас.
– Хорошо, капитан, – ответил Морган и, покинув каюту, поднялся на палубу.
После ухода лейтенанта Черный Корсар несколько мгновений молчал, словно погрузившись в глубокую задумчивость. Потом он встряхнулся, и его взгляд устремился к молодой индианке.
Во время его разговора с лейтенантом Яра сидела, подогнув под себя ноги, на ковре, неподалеку от постели, и не отрывала глаз от своего повелителя.
Но как только было произнесено имя герцога, ее лицо, такое красивое и обычно мягкое, приняло какое-то дикое выражение, точно имя это было ненавистно ей. Ее живые блестящие глаза стали темными, и в них засверкало мрачное пламя.
Заметив наконец эту странную перемену, капитан посмотрел на Яру со смешанным чувством удивления и беспокойства.
– Что с тобой, девушка? – спросил он, когда Кармо вслед за Морганом вышел из каюты. – Ты что, сожалеешь о Пуэрто-Лимоне?
Девушка отрицательно покачала головой:
– Нет, сеньор мой.
– У тебя печальное лицо.
– Это правда, – ответила молодая индианка.
– О чем же ты думаешь сейчас?
– О моем отце и моих братьях.
– Ах да!.. Я вспоминаю. Ты хотела, чтобы я отомстил за тебя кому-то.
– И вы ответили мне: отомщу!
– Да, я это тебе обещал.
– Я надеялась встретить вас когда-нибудь и жила только этой надеждой.
Черный Корсар посмотрел на нее с изумлением.
– Ты ждала меня? – спросил он.
– Да, мой сеньор, и, как видите, мои надежды сбылись.
…Яра сидела, подогнув под себя ноги, и не отрывала глаз от своего повелителя.
– Ты встречала меня когда-нибудь раньше? Еще до того, как я высадился в Пуэрто-Лимоне?
– Нет, до меня доходили только слухи о вас из Маракайбо, из Веракруса и в самом Пуэрто-Лимоне, но мне была известна цель ваших набегов в Мексиканском заливе.
– Тебе?..
– Да, мой сеньор. Я знала, что не жажда золота заставила вас явиться в Америку из далекой страны, а месть.
– От кого ты это узнала?
– От моего хозяина.
– От дона Пабло де Рибейры?
– Нет, от его господина.
– От герцога Ван Гульда! – воскликнул Корсар вне себя от изумления.
– Да, кабальеро, – ответила индианка, в то время как пальцы ее вцепились в угол шали, словно хотели порвать ее.
– Значит, ты знаешь?..
– Что герцог убил во Фландрии вашего старшего брата и повесил потом двух младших братьев, одного из которых называли Красным Корсаром, а другого Зеленым.
– Ах!..
– Я знаю также, что вы, сами не зная того, влюбились в дочь убийцы ваших братьев.
– Ах, Яра!.. – прошептал Корсар, прижав обе руки к груди, словно хотел успокоить биение сердца.
– Я знаю еще, – сказала она, – что после захвата Гибралтара, совершенного вами в отместку за братьев, вы узнали от испанского пленника, что женщина, которую вы любите, дочь убийцы ваших братьев, и что, вместо того чтобы вонзить ей в сердце вашу шпагу, на что вы имели право, оставили ее в шлюпке в бушующем море, доверив милости Божьей.
– Значит, ты все знаешь?
– Да, кабальеро.
– А жива ли Онората? Скажи мне, Яра, она жива еще? – вскричал Корсар.
– Ах! Вы все еще любите ее! – со слезами на глазах ответила молодая индианка.
– Да, – сказал Корсар. – Первая любовь никогда не умирает, а Онората Ван Гульд была первой женщиной на свете, которую я полюбил. Роковая любовь, которая сломала мою жизнь!.. Предсказание цыганки сбылось!
Яра согнулась и спрятала лицо в ладонях. Сквозь ее пальцы бежали слезы, а грудь вздымалась от сдерживаемых рыданий.