На другой день «Молниеносный», который все время плыл на северо-северо-запад, обогнул остров Бонака, землю почти пустынную в ту эпоху, населенную лишь несколькими индейцами. Однако из опасения быть раньше времени обнаруженными флибустьеры держались подальше от его берегов.
Черный Корсар, почти выздоровевший, уже редко покидал палубу. Теперь он направил «Молниеносный» на север, желая избежать берегов Гондураса, на всем протяжении заселенных испанцами.
Бухта Асунсьон была уже не очень далеко. Быстрое судно могло без особого труда преодолеть это расстояние за сорок восемь часов, тем более что ветер не собирался меняться, а Гольфстрим увлекал за собой корабль.
На марсы были посланы марсовые с подзорными трубами, чтобы сигнализировать о появлении любого судна; эскадра флибустьеров могла послать кого-нибудь навстречу им в бухту Асунсьон.
Надежды не обманули Черного Корсара. Сорок часов спустя они заметили какое-то суденышко, плывущее в сторону бухты. Это был разведчик, посланный главарями флибустьеров навстречу «Молниеносному». Едва заметив корабль, суденышко тут же направилось к нему, приветствуя его флагом и двумя холостыми выстрелами.
– Они ждали нас, – сказал Корсар Моргану. – Будем надеяться, что их эскадра достаточно сильна, чтобы противостоять даже фрегатам вице-короля Мексики.
– Все будут здесь, – ответил лейтенант. – Ван Хорн, Граммон и Лоренс не такие люди, чтобы нарушить данное слово.
– Веракрус может считать себя погибшим.
– Однако предприятие отчаянное, кабальеро.
– Которое полностью удастся. Испанцы слишком боятся нас, чтобы оказать длительное сопротивление.
– Но Веракрус хорошо укреплен.
– Мы захватим их врасплох. И потом, когда наши друзья нападут на город, я буду уже в нем и помогу нападающим.
– Вы хотите покинуть нас, капитан?
– Да. Я пойду вперед, – ответил Корсар.
– Это неосторожно, капитан. Ван Гульд не тот человек, который пощадит вас.
– Я тоже не пощажу его, Морган.
Он еще раз взглянул на маленькое судно, которое, лавируя, приближалось к ним, и добавил:
– Это «Мариньяна» плывет нам навстречу.
– Я вижу у нее на борту цвета Граммона, Лоренса и Ван Хорна, – заметил Морган.
– Да, все три смельчака у нее на борту, – подтвердил Корсар. – Они оказывают нам честь, встретив здесь, в открытом море. Морган, прикажите лечь в дрейф и приготовиться достойно встретить наших союзников.
«Мариньяна» была уже в это время в трехстах или четырехстах метрах и тоже встала против ветра. Экипаж тут же спустил на воду шлюпку.
– Все на палубу! – загремел Корсар.
Сто двадцать флибустьеров, составлявшие экипаж «Молниеносного», выстроились на шканцах двумя рядами, в то время как Кармо и Моко вынесли на серебряном подносе несколько откупоренных бутылок и стаканы.
Шлюпка отвалила от «Мариньяны» и направилась к «Молниеносному». В ней находились двенадцать матросов, вооруженные ружьями, и три флибустьера в шляпах с широкими полями, украшенными перьями.
Черный Корсар приказал спустить парадный трап по левому борту и сам спустился к ним до площадки.
– Добро пожаловать на борт моего «Молниеносного»! – снимая шляпу, приветствовал он гостей.
Трое флибустьеров ловко спрыгнули на платформу, протянув руки Корсару.
– Кабальеро, мы рады видеть вас, – сказал один из них.
– Я также, Граммон. Поднимайтесь, друзья!
11Флибустьерская эскадра
Среди самых знаменитых корсаров Тортуги особое место принадлежало этим троим. Немногие дали столько доказательств своей храбрости и удачливости, как Граммон, Лоренс и Ван Хорн. Если они и не достигли такой славы, как Олоне, Монбар Губитель или позднее Морган, захвативший и разграбивший Панаму, то все же занимают почетное место в истории пиратства.
Ван Хорн был брабантец, Граммон – французский дворянин, отправившийся в Америку, питая ненависть к испанцам, а Лоренс де Графф был выходцем из Голландии.
Первый начал свою карьеру простым матросом, однако вскоре стал знаменитым штурманом, а скопив несколько сотен пиастров, купил небольшое судно, снарядил его за свой счет и, набрав банду отчаянных головорезов, пустился в пиратство.
Поскольку в то время между Голландией и Францией шла война, он нападал на голландские корабли с таким ожесточением, которое сразу сделало его имя известным.
Но и когда война окончилась, он, несмотря на мирный трактат, продолжал пиратствовать в водах Ла-Манша, не щадя никого, кроме французских судов. Позднее он, однако, стал нападать и на них, объявив, таким образом, войну всем морским нациям Северной Европы.
Однажды французский военный корабль, посланный, чтобы захватить его, встретил Ван Хорна и потребовал сдаться без всяких условий. Тогда с невероятной дерзостью тот лично отправился на борт французского фрегата и, притворяясь, что страшно удивлен обвинениями против него, торжественно поклялся, что всегда уважал французский флаг. А если его задержат, дал он понять, то его люди не сдадутся и сумеют взять на абордаж даже хорошо вооруженный военный корабль. Зная, с какой решительной канальей он имеет дело, и не желая рисковать своим кораблем и своей головой в подобном сражении, капитан отпустил Ван Хорна.
В это время громкие дела флибустьеров с Тортуги наделали в Европе много шума. Понимая, что в Европе для него наступают скверные времена, брабантец покинул Ла-Манш и, сменив Северное море на Мексиканский залив, прибыл на Коста-Рику с твердым намерением попиратствовать за счет испанцев.
Тогда еще велась война между Испанией и Францией. Уже известный в Америке своими предшествующими делами, Ван Хорн явился в Сан-Хуан и предложил свою службу губернатору острова.
Можно только удивляться наглости флибустьера, но еще больше – неосторожности испанцев, принявших его предложение. Ван Хорн был взят на службу, и его кораблю, в числе прочих, было поручено сопровождать галеоны с золотом, которые отправлялись в Испанию.
Это был тот случай, которого так ждал отчаянный корсар. В первом же шторме он бросился на два самых богатых галеона, которые отделились от основной эскадры, ограбил их и с триумфом прибыл на Тортугу, отдав себя под защиту Берегового братства.
Граммон был, как мы сказали, французский дворянин очень знатного рода, прослуживший несколько лет капитаном флота его величества Людовика XIV.
Поскольку в Европе тогда не было войны, он тоже пересек Атлантику. Потеряв судно, которым командовал, он объединился с флибустьерами Тортуги и с отрядом в восемьсот человек напал на Маракайбо, потеряв много людей, но и взяв очень много добычи.
Однако на следующий год всего со ста восемьюдесятью людьми он бомбардировал Порто-Кавалло, город, расположенный на побережье Куманы, уничтожил многочисленные форты, которые его защищали, и вошел в город, отразив нападение многочисленного испанского гарнизона. На свои корабли он вернулся, уведя сто пятьдесят пленников, среди которых был сам губернатор, и унося огромные сокровища.
Правда, в море его небольшую эскадру захватил ураган, который отправил на дно бо́льшую часть кораблей, уничтожив плоды этого дерзкого предприятия.
Лоренс, напротив, был сначала на испанской службе и вел жестокую войну с флибустьерами, захватив много их судов. Но, побежденный наконец своими врагами и вынужденный выбирать между жизнью и смертью, он присоединился к победителям. Как человек практичный и прирожденный кондотьер, он рассудил, что на их стороне воевать даже выгоднее, и в скором времени стал кошмаром для своих прежних союзников.
Среди многих удивительных предприятий, затеянных им против испанцев, особенно громкую известность получило одно.
Оказавшись как-то зажатым между двумя тяжелыми испанскими фрегатами, он, вместо того чтобы сдаться, отважно бросился в бой.
Поставив человека возле порохового склада с приказанием взорвать корабль по первому сигналу, он решительно бросился в неравный бой. Мушкетным огнем и картечью Лоренс опустошил палубы обоих фрегатов, точно направленными пушечными залпами разбил грот-мачту адмиральского судна и, вырвавшись, бежал на Тортугу.
Таковы были люди, которые договорились с Черным Корсаром попытать счастья в этом дерзком предприятии, захвате и грабеже Веракруса.
Трое флибустьеров поднялись на палубу и под приветственные крики экипажа прошли в капитанскую каюту.
Все трое были очень разные, поскольку принадлежали к различным национальностям. Граммон имел вид элегантного аристократа, не утратившего прежних привычек и манер среди превратностей корсарской жизни. Лоренс же представлял собой классический тип моряка. Рослый, широкоплечий Ван Хорн, со своими вьющимися светлыми волосами и голубыми глазами, был настоящий брабантец, человек уравновешенный и невозмутимо спокойный.
Опустошив несколько стаканов превосходного испанского вина, заговорили о делах. Граммон, самый общительный из них, обратился к кавалеру ди Вентимилья:
– А теперь, кабальеро, расскажите нам, что вы делали в Пуэрто-Лимоне. Мы очень беспокоились, не видя вас в бухте.
– Мне пришлось сражаться с двумя фрегатами, которые едва не заперли меня в бухте, – ответил Корсар. – Но, как видите, мой «Молниеносный» вышел из этой схватки победителем без особого для себя ущерба.
– Я бы никогда не утешился, если бы ваш прекрасный корабль погиб. А как Ван Гульд?
– Он в Веракрусе, друзья.
– Вы уверены в этом, кабальеро?
– Уже не сомневаюсь.
– Тогда мы отомстим за вас, – сказали Лоренс и Ван Хорн.
– Спасибо, друзья. Насколько сильна ваша эскадра?
– У нас пятнадцать кораблей и тысяча двести человек экипажа.
На лбу Корсара обозначилась морщина.
– Нас не так много, – сказал он. – В Веракрусе около трех тысяч солдат, и, как говорят, весьма опытных.
– Мы это знаем, – сказал Граммон.
– Не считая того, что нам придется захватить форт Сан-Хуанде-Люц с его шестьюдесятью пушками, который защищают восемьсот человек.