Жаль, что не рассказал о тех, кто были его пособниками в лагере. Но ничего! Скоро он все расскажет! Все!!!
Теперь осталось только дождаться утра!
Северин с наслаждением зевнул, но увидев вывернувшего из-за поворота солдата, тут же спрятал зевоту в кулак.
Тот отдал честь и срывающимся от волнения голосом отрапортовал:
– Товарищ полковник! Трофимов уже в комнате для допросов. Рядовые Иванов и Анургиев ждут у главных ворот. Что-нибудь передать?
– Вольно, рядовой. Ничего передавать не надо. Я скоро подойду.
Паренек еще раз отдал честь и заторопился дальше.
– Что за бардак! – зло выдохнул Северин и продолжил путь. Чтобы завершить здесь свои дела, надо для начала рапортовать в Москву и получить приказ на расстрел Трофимова. Все-таки ставленник Беглова. К тому же, если не удастся узнать о спецгрузе, расстреливать Трофимова ну никак нельзя!
Полина была у ворот лагеря, как и обещала, за несколько минут до рассвета. Дедушка пошел с ней. Обещал подождать у ворот. Еще бы! Ради внучки и правнука он был готов на все! А тут такое! Хорошо, что не отговаривал. Знал, что все равно пойдет и сделает, как решила. Только сказал, что ждать будет. И посоветовал в заклинание вставить слова про чистую душу и кровь Васеньки. Чтобы потом была возможность вырваться из «котла». Не навсегда же с убийцами оставаться!
Но Полина даже думать не хотела! Ведь вместе с ней и душегубцы вырвутся! Попросила деда остаться дома. Заговоры на подчинение и на создание «Черного котла» она выучила наизусть. Никто не избежит наказания! Да только дедушка не собирался сидеть дома. Сказал, что поможет, надоумит. Он считал, что Полина не понимает, на что идет! Смерть, даже ради правого дела, – это всегда смерть, а тут еще и мучения вечные! Ведь отменить «Черный котел» нельзя, если только заранее не составить заговор так, чтобы была лазейка.
Что за лазейку придумал деда и как она должна сработать, Полина не знала. Не знала она и того, что ее ожидает. Единственное, что она понимала, так это то, что спасает жизни самым любимым людям: Сашеньке, Васятке, деду. Маму она предупредила. Если про деревню прознали, она с детьми сможет уйти и спастись!
У высоких железных ворот лагеря она остановилась и даже несколько раз глубоко вздохнула. Страха не было. Было волнение за Сашеньку. Нет, не расстреляли его, она точно знала. А значит, еще есть время. Лишь бы принял он ее жертву. Лишь бы понял!
Полина подняла руку, чтобы постучать, но стучать не пришлось. Створка ворот тяжело дернулась и поехала, открывая выложенный камнями двор. В лицо Полины уставилось дуло «нагана».
– Кто такая? – На нее с любопытством смотрели темные цыганские глаза военного. Оглядев ее ладную фигурку раздевающим взглядом, парень перевел взгляд на ее лицо и повторил: – Так кто такая, гражданочка?
Полина дернула плечом. От такого взгляда не отмоешься! Еще и спрашивает… Как будто не знает! Но все же произнесла:
– Полина я. Жена Александра Трофимова. Он попросил меня прийти, и я пришла. Если кого и винить, то вините меня! Сашенька ни в чем не виноват! Это он мне продукты носил!
– Полина, говоришь? – Черноглазый усмехнулся, уже откровенно пялясь на ее грудь. – Я бы тоже такой крале все отдал и под расстрел подставился! Только зря пришла! Не спасешь его! Ты лучше о себе подумай! Хочешь, скажу, что такой тут не было, и сам буду тебе провизию таскать? – Он шагнул ближе и жарко зашептал: – Становись моей! Не пропадешь!
Полина отстранилась, но его руки тут же облапили ее.
– Только не строй из себя монашку! Знаю я таких, как ты! После отбоя хоть в очередь ставь… за кусок хлеба!
Не раздумывая, Полина вскинула ногу. Руки черноглазого исчезли с ее талии. Он согнулся, но почти сразу же выпрямился и с оттяжкой ударил ее по щеке.
– Ах ты… тварь! Молись! За себя и за своего любовника! – Он снова занес было руку, но голос командира заставил черноглазого вытянуться в струнку.
– Анургиев, прекратить! В чем дело?
– Товарищ Ромашов, я расхитительницу народного добра поймал! Это жена Трофимова! Правду он сказал. Пришла!
– Так, если пришла, ты ее в комнату для допросов веди, а не самосуд тут устраивай! – гаркнул товарищ Ромашов. Серьезный, лет сорока, со стальным взглядом подполковник не любил бесцельной жестокости. Не то что эта фанатичная молодежь! За правое дело и идеи коммунизма даже баб не жалеют. А не в бабах дело-то! Он почти был уверен, что начлаг Трофимов попросту сбывает продукты и вещи заключенных, переводя их в звонкий рубль. Видать, решил дезертировать. Почуял, что Москва другого на это место поставить хочет. – Пойдемте, дамочка!
Взяв за руку, он повел Полину через весь двор к кирпичному, двухэтажному зданию, на котором красовались буквы, написанные свежей белой краской: «Исправительный трудовой лагерь номер двадцать восемь по Алтайскому краю».
У крыльца он остановился и, заглянув в глаза девушки, с удивлением понял, что не видит в них страха. И вообще никаких чувств не видит. Глаза Полины ничего не выражали.
В шоке девица! Ясно же, как день!
– Если ты все расскажешь, как было, и подтвердишь вину Трофимова, тебя не тронут! Ты же не сообщница. Он просто тобой прикрывался. Так и говори. Поняла, дуреха?
– Поняла. – В ее светлых глазах мелькнуло что-то, что заставило Ромашова насторожиться. Уж слишком уверенно она себя ведет… А может, и… сообщница? Может, даже это была ее идея обворовать лагерь и сбежать, а дурак Трофимов попался на удочку?
– Ну а если поняла, так шагай! – Они поднялись на крыльцо. Ромашов распахнул дверь и подтолкнул ее в длинный широкий коридор, стены которого были сплошь раскрашены коммунистическими лозунгами. Подсказал: – Направо!
Сидевший в пропускной будке рядом с вертушкой рядовой вскочил, отдавая честь.
Ромашов только отмахнулся. Некогда!
Быстрее разобраться со всем этим, узнать, куда сдавали ворованное, куда золото дели, и к стенке! И Трофимова, и… эту…
Он взглянул на девушку. Спина прямая, взгляд уверенный, холодный, как у змеи! Нет, и ее пусть тоже расстреляют! Не похожа она на деревенскую бабу! Наглых надо учить.
Миновав коридор, он открыл дверь, которая вела в подвалы, и, услышав шаги, обернулся.
Лейтенант Федотов торопливо шагал к ним.
– Товарищ подполковник! Уже все собрались в комнате для допросов. Меня за вами отправили. А это кто?
– А это жена Трофимова, товарищ лейтенант! И кажется, вам было поручено встречать ее у ворот! Если вы действительно метите на должность начлага, как сообщил мне товарищ Северин, то должны научиться выполнять приказы! А не то закончите так же, как Трофимов!
– Мой муж жив! – воскликнула вдруг Полина и зло прищурилась. – Чего не скажу о вас…
А потом Ромашов увидел, будто ее глаза блеснули желтым сполохом. Как у кошки в темноте. И дернулся, словно от пощечины. В голове мелькнула даже не мысль, желание: «Пусть и ее шлепнут. Всех их!»
Стараясь не показывать чувство страха, которое внезапно появилось у него, он грубо толкнул ее в спину, приказав:
– Шагай и помалкивай! – И мстительно добавил: – Это тебе недолго уже осталось, на том свете наговоришься!
Лестница привела Полину в подвал. Большой, без окон. Разделенный на две одинаковые комнаты. В одной было какое-то подобие библиотеки, или, скорее, коллекция шкафов с документацией, а другая была закрыта.
И как оказалось, Полину вели именно в эту вторую комнату. У двери о чем-то приглушенно разговаривали трое в военной форме с винтовками за спиной. Увидев Ромашова, они вытянулись во фрунт, дружно отдавая честь. Тот будто бы и не заметил их. Распахнул дверь, впихнул вперед себя Полину и вошел сам.
– Жена Трофимова, товарищи! – Объявил он сидевшим за столом у дальней стены пятерым мужчинам и обратился к одному из них: – Товарищ Северин, можете продолжать.
Полина замерла, разглядывая комнату для допросов. Нет, никакая это не комната для допросов. Это, скорее, пыточная!
В центре стоял стул, к которому был привязан человек, а над ним на длинном проводе одиноко висела лампочка. Темные пятна и подтеки у стула приковали взгляд Полины. Она даже не заметила стоявший у дальней стены стол и людей в форме, сидевших за ним. Как не заметила и двух военных, стоявших в тени за стулом пленника.
Она растерянно взглянула на мужчину, сидевшего на этом стуле. Неузнаваемое, разбитое в кровь лицо с заплывшими глазами, порванная рубаха, некогда белая, а теперь бурая от запекшейся крови. Руки привязаны к подлокотникам так, что веревки врезались в кожу.
И тут на запястье мужчины Полина увидела браслет. Тот, который подарил Сашеньке ее деда. Но откуда он у этого незнакомца?
Сердце забилось сильнее в нехорошем предчувствии. Неужели она опоздала? Неужели Сашеньки больше нет?!
– Спасибо, Евгений Николаевич, – заговорил сидевший во главе длинного стола седой мужчина. Оценивающе оглядел Полину и бесстрастно спросил: – Как твое имя?
Полина даже не сразу поняла, что обращаются к ней.
– Трофимова Полина… – Она, наконец, смогла оторвать взгляд от мужчины, не подававшего признаков жизни, и посмотреть на сидевших за столом. – Где Саша? Где мой муж? Что вы с ним сделали?
Только бы не сорваться раньше времени! Только бы не показать им всю свою боль и страх за любимого!
Услышав ответ, она онемела от отчаяния и ярости.
– Он перед тобой. И пока жив. Если ты ответишь на наши вопросы правду, его убьют быстро.
Седовласый смотрел на нее рыбьими глазами и говорил такие жуткие вещи о ее Сашеньке!