– Не думаю, что нам стоит вскрывать столь уникальные артефакты.
«Не думаю, что вам это удастся, – заметил Гемелл. – Они выдержат даже падение на поверхность звезды».
Третий артефакт был совсем небольшим и имел каплевидную форму. Словно застывшая слеза из зеленого металла. Я знал, что он должен останавливать быстро летящие твердые предметы, но еще не опробовал его. Тут нужен был второй испытатель в пару. Теперь он имелся.
Положив артефакт в нагрудный карман, я попросил Лиру бросить в меня подушкой.
– А я думала, что нельзя ставить опыты на людях, – ехидно сказала она. – Как быстро мы, черные ксеноархеологи, переступаем через моральные принципы!
Я улыбнулся, а потом мы оба ахнули, когда брошенная Лирой подушка замерла в воздухе за метр от меня. В этом было что-то волшебное! Я сделал шаг вперед – и висящая подушка упала на пол, будто невидимая рука отпустила ее. Вдохновившись, Лира тут же запустила в меня ближайшим контейнером, а потом и стулом.
– Коллега, умерьте энтузиазм! – крикнул я.
Хотя вид парящих в воздухе предметов, безусловно, завораживал.
– Это антикинетический щит, – восторженно сказала она.
Так мы артефакт и назвали.
Последним был диск диаметром 32,7 сантиметра и толщиной 1,6 сантиметра.
– Его мы тестировать не будем, – сразу предупредил я.
– Почему это?
– Он защищает от радиации. Но лишь того, кто его носит. У нас нет условий для опытов.
Ей пришлось с этим согласиться. Так что антирадиационный щит мы лишь осмотрели снаружи и подробно описали.
Если с научной работой все было замечательно, то вот отношения в команде оставляли желать лучшего. В этот раз напряжение было не между мной и Лирой, как после отлета с Лодвара, а между Лирой и Келли. Он продолжал делать ей непристойные предложения, но облекал их в столь гротескно прямолинейную форму, что это выглядело нелепо и, на мой взгляд, безобидно. Госпожа Недич давала ему саркастичный отпор, и вскоре их перебранки стали чем-то вроде традиции. Порой это казалось просто приколами, а порой – серьезным конфликтом, который меня нервировал. Я никогда раньше не был начальником и понятия не имел, как решать ссоры между людьми.
– Ну что, ты еще не решилась познать радость плотской любви со мной?
Это Келли спросил, заходя в кают-компанию, где мы с Лирой завтракали.
– Ты хоть раз смотрелся в зеркало? Ни одна женщина не захочет видеть, как это лицо пыхтит над ней в течение десяти секунд.
– Эй! Вовсе не десять секунд! – обиженно сказал Келли, садясь за стол. – Пять девушек с тобой бы не согласились.
– Значит, ты ведешь подсчет своих жертв?
– Они не жертвы!
– Ну-ну. Бедняжки. Наверняка просили выключить свет, не правда ли?
Впервые я увидел, как Келли покраснел.
– Да иди ты! – огрызнулся он.
Лира удовлетворенно улыбнулась и отпила глоток кофе. Этот раунд остался за ней.
После того как она закончила с кофе и вышла, Келли возмущенно пробормотал:
– Дура фригидная!
Но на следующее утро он как ни в чем не бывало спросил:
– Ну как, красавица, ты готова погрузиться в пучину страсти со мной?
– Разве что страсти гнева, – невозмутимо ответила она.
Временами это было забавно, временами напрягало.
«А действительно ли ты не можешь прекратить этот конфликт? – спросил Гемелл. – Или просто не хочешь?»
«С чего бы мне хотеть продолжения их конфликта?» – возразил я, но понимал, к чему он клонит.
Лира мне нравилась, но я смирился с тем, что у нас ничего не будет вне рамок профессиональных отношений. Однако мысль о том, что Келли не смирился и, более того, может в конце концов оказаться успешен, почему-то вызывала неприятное ощущение. Что за нелепое чувство собственничества по отношению к девушке, которая никогда и ни в каком смысле не была моей? Мол, раз не мне, так пусть и никому не достанется. Стыд-то какой, до чего я докатился!
Под влиянием Гемелла я решил приложить усилия для сплочения команды. Все-таки, если Герби прав и Лира социопатка, опасно пускать дело на самотек.
Было одно большое дело, над которым мы могли поработать все вместе – оживление неккарца. Я знал, что Лира только и ждет этой возможности, а вот насчет Келли не имел уверенности.
Вы не поверите, но он так и не дослушал мой рассказ о действиях на Фомальгауте-2. Сообщение о том, что мы нашли там разумную расу, он встретил совершенно равнодушно. Как будто речь о самом обычном деле! Только про отряд замерших таэдов в грузовом отсеке спросил:
– Эти статуи тоже на продажу?
– Нет, – ответил я.
Хотел добавить, что это не статуи, но потом, видя у него отсутствие интереса, промолчал. Однако когда зашла речь про оживление неккарца, Келли горячо поддержал:
– Конечно, дружище, только скажи, что нужно сделать. Я был на его месте. Никому такого не пожелаю!
Вскоре мы все собрались в рубке, чтобы составить план.
План Келли был самый короткий:
– Просто ткни его этой зеленой палкой и все!
– Он очнется в совершенно незнакомой среде и в окружении неизвестных существ, – напомнила ксенобиолог. – Дезориентация, страх и стресс могут привести к нежелательным действиям с его стороны.
– Например?
– Нападет на нас. Повредит звездолет. Или просто умрет от шока.
– Ну так скажите ему сразу, чтобы он успокоился!
– Мы не знаем их языка, – ответил я.
– Ничего себе! А чем вы, ксеноархеологи, занимались все эти годы?
– Изучали то, что осталось от мертвой цивилизации.
– Но ведь их письменность осталась. Я видел в фильме.
– Ее не удалось расшифровать. Потому что необходимо знать язык, для которого создана письменность. Хотя бы немного. В обратную сторону это не работает.
– Нужно, чтобы неккарец очнулся в знакомой среде, – сказал Герби.
– И где мы такую возьмем?
– Создадим, – ответил я и изложил им свой план.
Лира и Келли его одобрили, после чего мы стали обсуждать практическую реализацию.
Вы могли подумать, что интересное дело и командная работа помогли мне оправиться от стресса, пережитого на Фомальгауте-2. Это не совсем так. По ночам меня мучили кошмары, а порой и наяву воспоминания вспыхивали с невероятной реалистичностью. Я будто снова оказывался там, чувствовал дуновение ветра на обнаженной коже, саднящую боль в поцарапанных коленях и ладонях, запах гари в носу и металлический привкус крови во рту, слышал какофонию рукопашного боя и стоны умирающих. Страх сдавливал меня изнутри, и я не знал, смогу ли доползти до Белого Объекта…
В такие моменты я был рад даже проповедям Гемелла, который не прекратил попыток наставить меня на путь истинный. Что ж, пускай, если это позволяет мне выплыть наружу из омута психопатологических репереживаний. Помогает отвлечься.
«Ты уже не подросток и должен перерасти свою нелепую обиду на Бога», – говорил он.
– Дело не в этом, – отвечал я, лежа в темноте своей каюты. – Не только в этом. Я не вижу убедительных аргументов в пользу Его существования.
«Разве недостаточно того, что наша реальность – рациональна? Ты в самом деле этого не видишь?»
– И в чем же она рациональна?
«Например, в том, что вы называете законами природы. В школе ты изучал некоторые из них».
– Ну изучал. И как они доказывают существование Бога?
«А откуда они появились? Кто их установил? Дело ведь не в какой-то одной закономерности, а во всех них, в том, что они математически точные, универсальные и взаимосвязанные. Все вместе это создает уникальный порядок, благодаря которому Вселенная существует, и твой звездолет может быть построен, чтобы пересекать пространство, и сам ты способен дышать и мыслить. То, что бесконечная сложность и тонкая структура Вселенной управляются несколькими простыми законами, которые являются симметричными и доступными для познания, разве не свидетельство рациональности сущего? Когда ты прилетел на мой астероид и увидел неккарский звездолет, ты же сразу отличил его от окружающего ландшафта и понял, что он является созданием разумных существ, а не чем-то случайно возникшим, верно?»
– Разумеется. Но это другое.
«Почему? Твоя ДНК сложнее, чем тот звездолет. А вся Вселенная – намного сложнее, и ее упорядоченность и законы, управляющие ей, – это голос разума в плоти материи, свидетельство безграничного Интеллекта, стоящего за всем сущим. Ты выбрал изучение мертвой цивилизации, чтобы познавать разум неккарцев по делам их рук, но если ты посмотришь на саму Вселенную, то увидишь в ней величие более совершенного разума, ставшего явью. Разумность и закономерность устройства Вселенной – это исчерпывающее доказательство наличия разумного Создателя».
– Ну не знаю… Меня это не убеждает. Почему бы не считать, что эти законы просто появились сами собой?
«Как? За счет чего? Благодаря какому механизму? Насколько это вероятно статистически?»
Гемелл задавал и другие вопросы:
Если не Творец, то что является причиной начала Вселенной?
Как бессознательная материя могла породить существ с собственными целями и способностью самовоспроизведения?
Как из случайных процессов могла появиться огромная упорядоченная информация, необходимая для функционирования даже простейшего одноклеточного организма?
И, наконец, как из неразумной природы мог возникнуть разум?
Было стыдно сказать «не знаю», поэтому я отвечал, что другие атеисты наверняка уже разобрали эти вопросы и подготовили ответы, а мне нужно просто найти их. Я собирался это сделать, когда мы вернемся на территорию Федерации и сможем подключиться к глобальной сети.
«Но ты ведь называешь себя атеистом уже сейчас, до того, как посмотрел их ответы, – заметил Гемелл. – На чем же зиждется твой атеизм, если он не в состоянии ответить на ключевые вопросы мироздания? Что в нем есть, кроме подростковой обиды на Бога из-за смерти отца и нежелания быть наказанным за совершенные грехи?