— Водитель… — сказала Сильвия, но замолчала, лишь вежливо улыбнувшись. Босх в сотый раз подумал, почему же так слеп был Калексико Мур.
Потом Сильвия шагнула вперед и прикоснулась пальцами к его щеке. Ее пальцы были теплыми, и Гарри уловил исходящий от запястья аромат духов. Не аромат даже, а просто намек на него. Что-то очень легкое и свежее…
— Боюсь, мне пора, — вполголоса проговорила Сильвия.
Гарри кивнул, и она сделала шаг назад.
— Спасибо тебе.
Босх опять кивнул. Он не понимал, за что его благодарят, и мог только тупо кивать.
— Ты позвонишь? Может, мы могли бы… Не знаю, я…
— Я позвоню.
Теперь уже Сильвия кивнула ему и, повернувшись, направилась к черному лимузину. Босх, набравшись храбрости, спросил:
— Ты любишь саксофон? В джазе?
Она остановилась и обернулась. Ее глаза смотрели пронзительно; они даже не просили — требовали прикосновения. Это было так очевидно, что Босх почувствовал сладостную боль в груди. Взгляд Сильвии резал как нож, хотя Босх не исключал, что это было лишь отражение его собственного отчаянного желания.
— Особенно соло, — серьезно ответила Сильвия. — Одинокая и печальная музыка… Да, я люблю саксофон.
— Тогда… Завтра вечером — не слишком рано?
— Завтра — канун Нового года.
— Я знаю. Просто я подумал… может, это не совсем подходящее время. Может, в другой раз было бы… Не знаю.
Сильвия шагнула к Босху, положила руки ему на шею и притянула к себе. Гарри с готовностью наклонил голову, и они долго целовались, стоя на холодном ветру. Глаза Босха были закрыты, и даже когда Сильвия отпустила его, он не отвернулся и не посмотрел, видел ли их кто-нибудь.
— Что такое подходящее время?
Босх пожал плечами.
— Я буду ждать тебя.
Он улыбнулся, и она — тоже.
Наконец Сильвия повернулась в последний раз и пошла к машине. Едва она покинула зеленый ковер лужайки и ее каблуки звонко зацокали по асфальту, Гарри снова прислонился к дереву и смотрел, как водитель распахнул перед ней дверцу. Потом он закурил. Длинный черный лимузин выехал за ворота, унося Сильвию, а Гарри остался один на один с мертвыми.