Ран предусмотрительно отвел глаза. Чувство самосохранения еще не настолько покинуло его, чтобы он не понимал, какой опасности подвергает себя, навлекая ненависть Скорцени.
«Если они так опасаются взрыва общественного мнения, тогда мне придется взорвать весь мир, — играл желваками Скорцени, глядя на посла. — На его обломках мнение какой-то там общественности уже никого интересовать не будет».
— Вас тоже вызвали? — вдруг растерянно полушепотом пробормотал Ран, решившись приблизиться к Скорцени.
— В «Вольфшанце» я обычно появляюсь тогда, когда меня вызывает фюрер, — презрительно сморщил свои шрамы Скорцени. — Появляюсь, чтобы выполнять его волю. А не противостоять ей.
Посол почти с испугом посмотрел на Скорцени и даже отшатнулся. Он чувствовал свою вину и понимал, что присутствие на приеме Скорцени может поставить его Ь крайне неловкое положение. И все же не ожидал, что ппурмбаннфюрер отреагирует столь резко.
По словам Скорцени, получалось, что он, Ран, выступает против проведения акции, которая задумана по инициативе самого фюрера. И которую уже полностью подготовил Скор-цени. Но он-то выступает не против воли фюрера. Просто пытается спасти престиж Германии.
«Если учесть, что позиция Гиммлера еще до конца не ясна, а фон Риббентроп, как всегда, трусливо промолчит или в последний момент изменит свое мнение (с которым Гитлер в любом случае вряд ли пожелает считаться, он уже не раз пренебрежительно демонстрировал это) — силы слишком неравны, — лихорадочно анализировал ситуацию посол Ран. — И кроме того… Отнесись фюрер к моим замечаниям доброжелательнее, он не стал бы сводить меня со Скорцени. Пригласил бы только меня и Риббентропа».
— Я ценю ваш диверсантский гений, Скорцени, — набрался мужества примирительно заметить посол. — Но, видите ли, в чем тут дело…
— Я всего лишь выполняю приказ фюрера, — вполголоса, но от этого не менее резко отрубил штурмбаннфюрер, переведя взгляд на висевшую на противоположной стене небольшую картину в серебристой рамке, на которой мирно красовалась своей возведенной в искусство неестественностью фиалка. — И выполню его до конца. Если такова будет воля Гитлера.
Ран расстроенно поджал губы и отошел к стоящему рядом с Гиммлером Вольфу.
Скорцени надеялся, что фюрер пригласит их в свой рабочий кабинет. Поэтому, когда дверь отворилась, он настроился лицезреть одного из адъютантов фюрера. И был удивлен, увидев, что в зал стремительно входит сам Гитлер. Он был в костюме военного покроя. На френче защитного цвета тускло поблескивал Железный крест I степени, заслуженный ефрейтором Шикльгрубером еще в Первую мировую. Фюрер потому так часто и демонстрировал его, чтобы все знали: орден добыт в боях, а не в кресле рейхсканцелярии.
80
Удостоив присутствующих коротким резким жестом открытой руки, Гитлер, как показалось Скорцени, даже не осмотрел их, а сразу же остановился у стола, опершись левой рукой о карту.
— Посол в Италии Рудольф Ран, — принялся представлять вошедший вслед за фюрером адъютант Гюнше тех, кого вождь имеет право не помнить. — Штурмбаннфюрер Скорцени.
— Вы здесь, штурмбаннфюрер? — оживился Гитлер, отыскав взглядом Скорцени.
Шеф С С и министр иностранных дел оказались слева от фюрера. Скорцени — справа, после Рана и генерала Вольфа. Но Гитлер сразу же отыскал его и взгляд задержал именно на нем — это заметили все.
После похищения Муссолини фюрер не раз просматривал заснятый во время этой операции фильм и все чаще ссылался на подвиг Скорцени как пример, следуя которому, солдаты, верные великой Германии, давным-давно выиграли бы эту немыслимо затянувшуюся войну. И все чаще задавался вопросом: почему даже в отборных частях С С так мало оказалось людей, способных являться хотя бы тенью первого диверсанта рейха, достойно подражать ему?
— Он был вызван из Италии, — напомнил Гюнше, неверно истолковав интонацию, с которой был произнесен этот вопрос.
— Вот именно: из Италии, — почти с вызовом подтвердил Гитлер. — Я вынужден был вызвать его в ставку.
При этом фюрер метнул на Рана такой взгляд, что тот содрогнулся. Только сейчас посол по-настоящему понял, как близко он оказался если не у края гибели, то уж во всяком случае у края карьеры.
81
Скорцени ждал, что фюрер пригласит их всех сесть. Но тот словно забыл о своих подчиненных и почти минуту молча рассматривал одну из карт. Привстав на цыпочках, Скорцени заглянул через спину генерала и по очертаниям определил: перед фюрером карта-схема Ватикана.
«Значит, он пока что не принял окончательного решения, — с облегчением подумал штурмбаннфюрер. — Судьба операции будет вершиться сейчас. Еще есть шанс. Только бы Гиммлер не предал, только бы Гиммлер…»
— Я вынужден был вызвать всех вас, потому что там, в Италии, решается судьба всего Южного фронта Европы, — заговорил фюрер так же неожиданно, как и умолк. — Средиземноморье, Балканы… Разве не Германия должна определять, что произойдет с этими странами завтра? Что произойдет с ними, если русские и англо-американцы…
Гитлер оторвался от карты и осмотрел собравшихся. Наткнувшись на их удивленные взгляды, он прервал свою мысль, словно до предела натянутую струну, и дипломатично прокашлялся, обеспечивая себе бескровное отступление от этой щекотливой и неприятной темы.
Скорцени смотрел не столько на фюрера, сколько на Рана. Тот напряженно ждал, когда хозяин кабинета вспомнит о нем, чтобы взорваться заученными фразами, как некстати заведенный граммофон.
Но штурмбаннфюрер был уверен: что бы тот ни говорил, какие бы доводы ни выдвигал, его позиция вряд ли устроит Гитлера. Да и не для того вождь нации собрал их здесь, чтобы выслушивать при всех поучения какого-то там послишки.
— Я внимательно ознакомился с вашим докладом, господин Ран, — почти в ту же минуту подтвердил Гитлер предположения Скорцени. — Меня поразило рвение, с которым вы пытаетесь оградить папу римского и всю его свору от возмездия. Хотя они его, несомненно, заслуживают.
— Несомненно, — голосом ожившего мертвеца пробубнил Ран, пытаясь засвидетельствовать свое согласие.
Тон, которым говорил фюрер, ничего хорошего не предвещал. Но, произнеся эти слова, он смерил посла таким уничтожающим взглядом, что тот понял: «Отмолчаться нельзя. У меня всего две-три минуты, не больше. И отмолчаться сейчас никак нельзя. Это гибель».
Фюрер еще несколько мгновений оценивал его гипнотическим взглядом и снова впал в тягостную паузу. Ею-то и воспользовался отчаянный посол:
— Мой фюрер, мы — я и генерал Вольф — исходили исключительно из интересов рейха.
— И вы, генерал? — удивился Гитлер, словно в самом деле только сейчас узнал об усилиях обергруппенфюрера по сглаживанию конфликта между ним и Пием XII.
— Я хотел бы сам высказать свое мнение, господин Ран, — побледнело худощавое аристократическое лицо Вольфа.
«Неплохое начало, — злорадно отметил про себя Скорцени. — Я еще вернусь в этот мир. Я еще пройду его от океана до океана».
— Если позволите, мой фюрер, я продолжу, — как ни в чем не бывало вступал в игру посол. Школа дипломатии не прошла для него зря. — Подготовка к операции «Черный кардинал» проводилась крайне скрытно. Тем не менее у секретных служб Италии, США и Великобритании появилось подозрение, что против папы что-то замышляется. Первые предположения на этот счет уже даже начали просачиваться в прессу.
— Проклятые болтуны, — бросил фюрер, заметно опешивший от неожиданного натиска посла. Но Ран знал: остановиться — значит быть погребенным под встречной словесной лавиной.
— Используя эти сведения, секретные службы противника готовят крупную антигерманскую пропагандистскую кампанию. Любая попытка захватить Пия XII или его кардиналов вызовет бурю негодования не только во враждебном нам лагере, но и в странах-союзницах. Для миллионов людей, десятков государств Ватикан, папа римский — святыни. Всякое надругательство над святынями врага только укрепляет его силу воли, его веру и мужество. Так было всегда. Об этом свидетельствуют многие философские трактаты, в этом суть самой истории.
«Привычка тщательно готовиться к каждой официальной встрече… — признал штурмбаннфюрер. — Посол оказался подготовленным к этому раунду не в пример Гитлеру».
— Вот как, — безынтонационно проговорил тем временем фюрер, но в этот раз Скорцени не уловил в его словах никакой другой интонации, кроме той, что свидетельствовала о его растерянности. Впрочем, довольно скоро Гитлер справился с чувством, которое порождало ее. — Вы тоже так думаете, обергруппенфюрер? — с прежней твердостью обратился он к Вольфу, только сейчас опускаясь в кресло.
Все остальные, кроме обергруппенфюрера, тотчас же последовали его примеру и начали занимать свои места, хотя ни словом, ни жестом хозяин ставки не давал им повода для этого.
— Да, мой фюрер. Вынужден признать, что посол прав. Тем более что любая операция в Ватикане сейчас, после освобождения Муссолини, может очень усложнить положение самого дуче в его стране.
— Это уже существенно, — насторожился Гитлер. — Каким образом?
— Все решат, что организатор захвата — он. Церковь, миллионы верующих итальянцев отвернутся от него. Окончательно отвернутся. С политической точки зрения эта операция была более уместной до похищения Муссолини. Тогда она по крайней мере могла бы сойти за месть папе, платой за его отступничество. Похищение Пия XII воспринималось бы как нажим на короля и маршала.
— Почему же вы не высказали свои соображения? — сдержанно возмутился фюрер. Но все поняли, что в такой форме он по существу признал правоту Вольфа.
— Я лишь недавно узнал о подготовке операции «Черный кардинал». Кроме того…
— Бросьте, обергруппенфюрер, — раздраженно махнул рукой фюрер, — бросьте.
Скорцени успел заметить, что в это время Гиммлер, которому чаще других из присутствующих приходилось бывать на совещаниях у фюрера, неодобрительно покачал головой. Рейхсфюрер знал, что Гитлер вообще не терпит никаких оправданий. Хотя постоянно требует их. Своеобразная ловушка, в которую успел попасться уже не один высокопоставленный военный и чиновник.