Мужчины засмеялись, все, кто услышал эту никчемную шутку.
– Как же крепко должно быть мужское братство, если они только о том и думают, как мужики ноги растопыривают.
Она насупилась, мне видно было это даже в темноте. Мужчины заворчали:
– Наша Королева…
– Она не Королева. Она Сестра короля.
Предводительница воинов опять засмеялась. Пробурчала что-то, вроде как я то ли смерти ищу, то ли думаю, что умереть не смогу.
– Он заодно и этому тебя научил, тот, кто в твоих рядах скачет? Тебе на пользу пошло бы держать его впереди себя, он ведь предпочитает убивать сзади, – сказал я.
Он выехал на лошади вперед, пока не встал рядом с предводительницей. С таким же, как и у всех, кожаным шлемом на голове, что укрощал его буйные кудри, он казался не только странным верхом на лошади, но, похоже, и понимал это. Так пес выглядел бы верхом на корове.
– Как делишки, Следопыт?
– Ты как и не уезжал никуда, Леопард.
– Мне поведали, у тебя нюх есть.
– В этих доспехах ты хуже них воняешь.
Он затянул уздечку сильнее, чем требовалось, и лошадь дернула головой. Усы его, какие редко было видно, когда он был в человеческом облике, светились в ночи. Леопард снял шлем. Никто пикой не шевельнул. Мне было о чем расспросить его. Как человек, кого никогда не интересовала служба, оказался на долгосрочной службе. Как уговорили или принудили его носить такие доспехи и одежду, какая наверняка жала, натирала, раздражала и заставляла чесаться. И не был ли частью сделки уговор, что он никогда больше не станет обращаться в подлинную свою натуру. Только ничего этого я не спросил.
– Как же здорово ты изменился, – заметил он. Я промолчал. – Волосы буйнее моих, как у пророка, кого никто не слушает. Тощ, как ведьмина клюка. Никакой раскраски ку?
– Ее в реке смыло. Многое приключилось со мной, Леопард.
– Я знаю, Следопыт.
– А ты все такой же. Наверное, потому, что с тобой никогда ничего не случается. Даже того, что ты затеваешь.
– Куда направляешься, Следопыт?
– Идем туда, откуда вы прибыли. А откуда мы пришли, туда вы направляетесь.
Леопард пристально смотрел на меня. Предводительница покашляла.
– Позволь со всей ясностью заявить, что я старался тебе помочь, – сказал он.
– «Позволь со всей ясностью заявить»? Откуда ты такого понабрался? Помощь твоя хуже проклятья, – сказал я.
Леопард все пялился на меня. Ему известно было, кого я разыскивал. Или он был дурак. Или считал дураком меня.
– Довольно. Вы двое препираетесь, как люди, что были любовниками когда-то. Ты набрел на нас, странник. Иди себе и… А эти двое кто?
Позади меня, по меньшей мере в сотне шагов, показались Найка и Аеси. Аеси прикрыл волосы капюшоном. Найка плотно обернул крылья вокруг себя.
Воительница продолжила:
– Ты со своими уходи. И без того задержал нас.
Она тронула лошадь.
– Нет, – заговорил Леопард. – Я знаю его. Вам нельзя его отпускать.
– Он не тот, кого мы ищем.
– Так ведь если Следопыт тут, значит, он уже отыскал его.
– Этот мужчина. Он просто знакомый тебе мужчина. Похоже, знакомы тебе многие, – сказала она.
Я надеялся, что она улыбалась во тьме. В самом деле надеялся на это.
– Глупая, как тебе не знать, кто это такой? Тем более после того, как он свое имя назвал? Это тот, кто оскорбил твою Королеву. Тот, кто явился убить ее сына, но тот уже пропал. Тот, кто…
– Я знаю, кто он. – Потом уже мне: – Следопыт, ты идешь с нами.
– Никуда я ни с кем из вас не пойду.
– Ты второй мужчина, кто считает, будто я выбор предлагаю. Взять его!
Три воина спешились и шагнули ко мне. Я держал оба топорика в руках и крепко сжимал рукоятки. Только что я перерезал горло ребенку, женщине голову развалил надвое, так что тут готов был убить кого угодно. Только, думая так, я смотрел прямо на Леопарда. Трое подошли ко мне и встали. Опустили пики и стали приближаться. Я еще учуять не успел, а страх перед металлом уже засел во мне. Не мог я стоять, вытянувшись во весь рост, подобно идиоту в шторм, кого ни разу шквалом не било. Вот и глянул я влево-вправо, решая, от кого от первого уходить. Поднял взгляд и увидел, что Леопард следит за мной.
– Следопыт? – произнес он.
– У меня что, все оглохли нынче ночью? Взять его!
Воины не двигались с места. Они тряслись, силились заставить свои рты заговорить, свои бедра повернуться, сказать, что хотели исполнить все по ее желанию, но не смогли. Найка с Аеси подошли ко мне сзади.
– А кто эти двое?
– Уверен, у них рты имеются. Спроси их, – сказал я.
Каждый державший пику вздернул ее вверх. Предводительница потрясенно оглянулась и напугала свою лошадь. Усиленно гладила ее по щеке, пытаясь успокоить.
– Кто из… – заговорил было Леопард, но слова его пропали.
Подошедший Аеси встал рядом со мной. Обеими руками откинул он капюшон.
– Убейте его! Убейте его! – заорал Леопард.
Предводительница взвизгнула:
– Кто это?
Глаза у Аеси побелели. Все лошади до единой принялись прыгать и брыкаться, взвивались в воздух, сбрасывая всадников и лягая любого, кого достать могли. Один воин получил удар по голове. Те, кто держался в седлах, орали со страху, когда лошади с разбегу ударялись друг с другом и нападали на пеших. Три лошади убежали, потоптав копытами двух человек.
– Это все он! Это по его воле! – орал Леопард предводительнице.
Та ухватила Леопарда за руку, и оба они свалились с лошадей. Большинство лошадей убежали. Кое-кто из воинов побежал за ними, но остановились, потом повернулись, выхватили мечи и напали друг на друга. Вскоре каждый сражался с кем-то еще. Один убивал другого, вонзая тому меч в грудь. Один воин пал от меча в спину. Леопард ударил предводительницу и сбил ее с ног. Сам же, поднявшись, с ревом двинулся на Аеси. Аеси, пока тот приближался, глаз с него не спускал. Дотронулся до виска. Старался разум свой на котяру настроить, но Леопард обратился в зверя и напал. Прыгнул на Аеси, но прямо на него помчались лошади, отсекая его и сбивая наземь. Найка распростер крылья, прошел сквозь сражающихся и остановился возле воина, лежавшего на земле и истекавшего кровью от смертельной раны. Уверен, убеждал его, как ему горестно. И что времени он не терял. Ударил воина прямо в грудь и вырвал его сердце. То же самое проделал он еще с двумя ранеными солдатами, прежде чем все они – и живые, и почти мертвые – не погрузились в сон. Все, кроме предводительницы, что получила колотую рану в плечо. Аеси, подойдя, склонился к ней. Воительница отшатнулась, попыталась ударить его, да только рука ее застыла в воздухе.
– Когда ваши братья проснутся утром, они увидят, что здесь произошло. Узнают, что брат поднял меч на брата и погубил многих, – произнес Аеси.
– Ты живое зло во плоти. Слышала про тебя. Ты себя против женщин и мужчин настроил. Нечестивая половинка Короля-Паука.
– Разве ты не знаешь, храбрая воительница? Обе половинки нечестивые. А теперь – спи.
– Я убью…
– Спи.
Она откинулась спиной на землю.
– И приятного тебе путешествия по джунглям сновидений. Это будет последний сладостный сон изо всех, какие ты еще увидишь.
Он выпрямился. «Не зевай, я зову трех лошадей», – бросил он мне.
Была одна дверь в Кровавом болоте, но она вывела бы нас в Луала-Луала, слишком далеко на север. Поначалу я думал, что Аеси не знает ничего про десять и еще девять дверей, однако он лишь избегал пользоваться ими. Вот что я заподозрил: проход через такую дверь ослаблял его, точно так же, как ослаблял он Ведьму Лунной Ночи. Великое множество неподходящих духов и бесов, что поджидали его в проеме каждой такой двери, набрасывались на него в том единственном месте, где он становился таким же, как и все они, полностью духом безо всякого тела, кого можно было схватить, утащить, с кем можно было сразиться, а то и убить. Размышлял я так: есть то, чего нам не видно, многих рук, наверное, хватающих его со всех сторон, вожделения мщения, циркулирующего в них так же, как когда бегала кровь.
– Следопыт! Ты куда пропал? Я тебя три раза звал, – сказал Найка.
Он уже уселся на лошадь. Та, по всему судя, волновалась, встревоженная чем-то неестественным на своей спине. Взбрыкнула, стараясь сбросить его, но Найка ухватился за лошадиную шею. Аеси повернулся к лошади, и та успокоилась.
Мы ехали в темноте: ночной путь на север, потом на запад, вдоль поросших травами земель, пока не добрались до тропического леса. Не было у него, у этого леса, названия, и я не помнил его по карте. Аеси ехал впереди быстрым галопом в нескольких скачках перед нами, и сам не знаю почему я так подумал, но было похоже, будто он ускакать старается. Или добраться до них первым. Когда он пришел ко мне в Мверу, я сказал ему, мол, можешь взять себе мальца, делать что угодно, хоть распластать его надвое ножом для обрезания – мне все равно, только помоги мне убить крылатую тварь. Только мальца я убью. Не то я весь мир поубиваю. Люди, с кем сталкиваюсь, всю дорогу говорят, что мы воюем. Мы на войне. Стало быть, пусть будут убийства, пусть будет смерть. Пусть все мы сойдем в загробный мир, и пусть все боги смерти судачат про истинную справедливость. Золотистая трава в ночи становится серебристой.
Лошадиные копыта выбивали гром из земли. Впереди нас лежала еще более глубокая тьма, непроглядная темень, похожая на горы. Нам видно было ее на равнине, но все равно добираться до нее пришлось до самого рассвета. Скача сквозь темень, думая о нечисти, чуя ее, даже о ней не думая, я не видел Леопарда, пока он не отстал далеко и изо всех сил понукал лошадь, стараясь догнать меня. Я только что не прильнул к своей лошади, пустив ее полным аллюром. Теперь, когда нюх мой чуял его запах, я ощущал, как подбирается он все ближе и ближе. Он рявкал на свою лошадь, пугая ее, пока мы не поскакали на корпус лошади друг от друга, на полкорпуса, голова в голову. Он прыгнул со своей лошади прямо на меня и выбил меня. Я, падая, перевернулся и приземлился сверху него. Все равно мы ударились о траву и, крепко сцепившись, покатились, покатились, покатились, перевернувшись несколько раз. Наконец, мертвый муравейник остановил нас, и Леопард слетел с меня. Упал он на спину и вскочил прямо под мой нож, прижатый к его горлу. Он дернулся назад, и я вжал нож ему глубже в шею. Он взметнул руку, я поднажал, пошла кровь. В лунном сумраке лицо его виделось четко, глаза были широко раскрыты: от потрясения? да; от сожаления? наверное, – почти не мигали, будто умоляли меня сделать что-то. А то и не было ничего этого, что бесило меня. Я не видел его немало лун, ведь я мозги себе спалил мыслями о том, что сделаю с ним, если наши тропки опять сойдутся. Только бы мне на нем оказаться, только бы одолеть его, только был бы при мне топорик или нож. Вроде ножа у его горла. Никакому богу не счесть, какое множество раз я думал об этом. Я мог бы вырезать свою ненависть из него, насколько только вонзенного ножа хватило б.