– Во мне нет злобы к тебе. Шея моя прекрасна, незапятнана и нетронута. – Она сняла с себя золотое ожерелье и обернула его вокруг рукояти его мачете, мачете, сделанного для О́го, в самой широкой части оно было шире мужской груди. – Милостью богов сделай это быстро, – сказала Королева.
Три бамбуковых стебля торчали из земли. Стражники повалили ее на землю, силой усадили и привязали к торчавшим стеблям. Уныл-О́го взялся за ветвь, очистил ее от листьев и сгибал до тех пор, пока она не выгнулась туго, как лук. Ветвь была недовольна, ей хотелось опять свободно выпрямиться, но Уныл-О́го держал ее на привязи, привязал к травяной веревке, а потом обвязал ее вокруг головы королевской жены. Она вздрогнула, старалась противиться тяжкому натяжению ветви. Ветвь сдавила ей шею, и женщина кричала от боли, а он только и мог, что смотреть на нее в надежде, что взгляд его скажет: «Я это быстро сделаю». Его нгулу был остер, до того остер, что даже смотреть на него невозможно без кровавых слез. Меч его под лучами света сверкал молнией. Теперь Королева взывала к предкам. Теперь она умоляла. Все они умоляют, тебе это известно? Всякий день толкуют, как рады будут дню, когда встретятся с предками, только ни у кого нет радости – одни только крики, моча и дерьмо. Он взмахнул рукою с мечом, потом крикнул и рубанул, врубившись прямо в шею, однако голова не отскочила. Город и жители его пришли поглазеть на казнь ради быстрого отсечения, над чем можно бы посмеяться. Но лезвие застряло посредине шеи, глаза казненной выскочили из орбит, изо рта ее летела кровь и вырвалось что-то вроде стона: оххххххххххххххххххххахххххакк, – и народ закричал, люди отворачивались, народ почуял отвращение к людям, пялившимся на убийство, а стража орала: делай быстро! Прежде чем он смог опять замахнуться клинком, нетерпеливая ветвь оторвала остальную голову и отбросила ее прочь.
Вот тебе несколько правдивых слов.
По какой бы дороге О́го ни пускается, она приводит его в Калиндар. Калиндар, что стоит между Красным озером и морем, какие объявляют своими и Король Севера, и Король Юга, всего лишь половина территории. Остальное – змеиные земли в забытых угодьях за стенами цитадели, а в тех угодьях мужчины ставки делали на темную ворожбу и кровавые забавы. Приходит время, когда наш О́го решает: «Если убивать это мое все, то убивать это все, чем я заниматься стану». И он станет вслушиваться в теплые ветра и к тайным барабанам, чтоб узнать, где предстоит забава для тех, кто желает сыграть, и тех, кто желает посмотреть, на арене под землей, где стены забрызганы кровью, а кишки заметают и скармливают собакам. Называют это Зрелищами.
Скоро Уныл-О́го оказался в этом городе. Два стража у ворот Калиндара увидели его и сказали: «Шагай сто человечьих шагов, поверни налево и иди, пока не дойдешь до слепца на красной табуретке, потом двигай на юг до дыры в земле со ступенями, что вниз ведут».
– По виду, умереть ты готов, – сказал Устроитель Зрелищ, увидев Уныл-О́го. Он впустил в просторный двор под землей и указал на клетку: – Ты бьешься через две ночи. И тут ты будешь спать. Не выспишься хорошо, тем лучше, проснешься с норовом.
Но Уныл-О́го не раздражительность мучила, его угнетало уныние. Во время подготовки Устроитель Зрелищ велел бить его палками, но все палки ломались, а все люди падали в изнеможении прежде, чем Уныл-О́го хотя бы с пола поднимался. Про О́го ты вот что запомни. Большинство их вовсе не чувствуют ни радости, ни уныния. О́го мало что понимают, а нрав у них таков, что их мигом бросает то в холод, то в жар. Два О́го, что скажут: «Если убьешь его, моего братана убьешь», – тем не менее размозжат этому братану башку по самые плечи. Никто О́го не обучает. Никто и не нужен. Их можно лишь ввергнуть в безумие или в голод. И Уныл-О́го ни с одним О́го не дружит, и ни один О́го не дружит с ним, ни тот, кто выше деревьев и сложеньем на слонов побольше, ни тот, кто низкоросл, зато широк и крепок, как скала, и тот, у кого мышцы на спине и плечах вздымаются выше головы, и люди говорят, что он обезьяна. И тот, кто сам себя в синий цвет выкрасил, и тот, кто мясо будет есть сырым. И Устроитель говорит:
– Слушай, я тебя в цепях не держу. Я людям не хозяин. Ты приходишь, когда приходишь, ты уходишь, когда уходишь, и из того, что я получу по ставкам на тебя, ты получишь половину, а из того, что получу по ставкам против тебя, ты получаешь треть, а если ты побеждаешь и пришедшие полюбоваться осыплют тебя каури и монетами, то я из этого возьму всего одну пятую. Ko kare da ranar sa. На что бы ты хотел потратить свои деньги, мой унылый О́го?
– Мне б столько, чтоб хватило уплыть на дау[42], какая меня выдержит.
– Уплыть куда?
– Неважно. Я поплыву от, а не к.
В вечер первого боя семь О́го и Уныл-О́го строем вышли на место побоища. То была всего лишь дыра глубоко в земле, остатки колодца, уходившего вниз локтей на двести, может, больше. Из неровной земли повсюду вылезали камни, скалистые уступы шли по всему кругу на разной высоте, на них стояли мужчины, дворяне и вожди, вместе с немногими женщинами. Они сделали ставки на каждый бой, каких в тот вечер было четыре. На дне колодца твердое возвышение выступало из воды. Устроитель поставил Уныл-О́го на второй бой, говоря: «Этот, он новый, он свежий, мы зовем его Грустноликий. – Уныл-О́го вышел в красном макауви[43] вокруг пояса и встал рядом с Устроителем. – Да дадут ему силу боги грома и пищи, потому как, глядите, вот выходит еще один», – выкрикнул Устроитель и метнулся в воду, откуда выбрался на уступ. Мужчины кричали, суматошно похлопывали и переругивались. В корзине спустили девушку забрать ставки. Устроитель возгласил:
– Ого, что там у нас, вот он выходит, Спинолом! – И мужчины с нижних уступов поднялись повыше. – Спинолом, он самый опасный, ведь он ест сырое мясо зверей, каких убивает. – Клыки торчали у борца изо рта. Кто-то выкрасил громадное его тело охрой, и оно цвета кровяной ржавчины. Устроитель призвал: – Делайте ваши ставки, достойные джентльмены!
Но не успел он договорить, как Спинолом с размаху нанес удар и сшиб Уныл-О́го в воду. Девушка закричала: «Поднимайте корзину!» Ее Ржавый О́го углядел, едва на арену вышел. Спинолом повернулся к толпе и заревел. Уныл-О́го выбрался из воды, сшиб его с ног и ухватил камень, чтоб башку ему проломить, но он был мокрый, и Спинолом выскользнул из его хватки, перекатился и ударил прямо в подбородок. Уныл-О́го сплюнул кровью.
Ржавый О́го схватил свою дубину с шипами и махнул ею по ногам Уныл-О́го. Тот увернулся и прыгнул на нижний выступ. Спинолом махнул дубиной, но Уныл-О́го ушел от удара нырком и пнул противника по яйцам. Ржавый О́го пал на колени, и его же собственная дубина с шипами врезалась ему в левый глаз. Уныл-О́го схватил дубину и ударил ею Спинолома по голове, потом еще и еще – всмятку. А потом он поднял безголовое тело и швырнул его в мужчин на самом нижнем выступе. Шестеро кинулись на него – шестерых он уложил дубиной.
И вот уж по всему Калиндару разнеслась о нем слава, и вот уж все больше и больше мужчин приходили смотреть и делали ставки. А поскольку колодец был невелик и вместить всех никак не мог, поверху уложили деревянные балки, чтобы больше зрителей могли видеть, а Устроитель принимал за ставку денег в три, в четыре, в пять раз больше, потом от боя к бою назначал новую, даже если зрители раньше уже платили за возможность увидеть и уже ставили на опечаленного О́го.
«Гляньте на него, – говорили они, – гляньте, как вовсе не меняется его лицо».
Он выходил против всех, он убил всех, и вскоре в тех краях О́го стали пропадать. Только вот девушка в корзине, что ставки собирала, она рабыней была, и глаза у нее были такими же печальными, как и у него. Она приносила еду, хотя многие О́го пытались изнасиловать ее. Однажды ночью один схватил девушку и прорычал: «Гляди, как он растет», – повалил ее и уж забираться на ее стал, когда Уныл-О́го рукой ухватил его за ногу, вырвал из клетки, крутанул в воздухе, как дубиной, и шмякнул оземь… и еще раз, и еще раз, и еще… пока от того О́го ни звука не стало слышно. Все это время девушка сидела молча, зато Устроитель сказал:
– Суди тебя боги, печальный мой, уж точно тот великан стоил больше, чем эта маленькая глупышка.
Уныл-О́го повернулся к нему со словами:
– Не зови нас великанами.
Девушка подошла и села возле его клетки. Она пела песни, но – не ему.
– Последняя была из земель на севере, потом на востоке, – сказала она. И добавила тихо: – Нам надо отправиться туда.
– Никто ко мне не привязан, и я не привязан ни к кому, – сказал Устроитель, когда Уныл-О́го сообщил, что скоро уйдет. – Мастерство убивать сделало тебя богатым. Только куда ты пойдешь? Где найдется дом для О́го? А если и найдется дом, милый О́го, не думаешь ли ты, что кто-то от нас ушел бы, чтоб жить в нем?
В тот вечер она пришла к нему и сказала:
– Я высказала все свои стихи до конца. Дай мне новые слова.
Он подошел к прутьям клетки и сказал:
Словами голос наполни
И мясом эти стихи
Уголь под пеплом
Пламенем дышит
Искрится.
Она неотрывно смотрела на него сквозь прутья.
– Те слова, что я тебе рассказываю, О́го, настоящие, у тебя ужасный голос, и стихи эти жуткие. Гриоты дар свой от богов получают. – Потом она рассмеялась: – Вот какое слово мне дай. Как тебя зовут?
– Меня никак не зовут.
– Как отец зовет тебя?
– «Отродье демонов, какие обрюхатили мою потаскушку-жену и убили ее».
Она опять рассмеялась. И тут же сказала:
– Я смеюсь, но мне от этого очень горько. Я пришла сюда, потому что ты не похож на остальных.
– Я хуже. Я убил втрое больше, чем самый превосходный из бойцов.
– Это так, зато ты единственный, кто не смотрит на меня так, будто я на очереди.
Он подошел вплотную к прутьям, налег на один и немного отогнул его. Она помешкала немного, чтобы не казалось, будто сразу прыгнула.